Старинная повесть 6 двух балладах (ч. 1 — 1810; ч. 2 — 1814–1817)
Таинственное повествование предваряется обращением к
Мечте, «воздушной подруге юных дней», чьим присутствием обещается
сладкое воспоминанье.
Баллада первая. ГРОМОБОЙ
В незапамятную старину над пенистым Днепром сидел,
кручинясь, Громобой. Он клянет свой печальный жребий, нищую и бездомную
жизнь, с которою уж готов свести счеты. Но в образе сурового старика ему
является Асмодей, сулит богатство, веселье, дружбу князей и приязнь
дев. Взамен же требует душу. Он убеждает Громобоя, что ад вовсе не
страшен («Наш ад не хуже рая»), да и ждет он Громобоя в любом случае —
рано или поздно. Размыслив, тот подписывает договор, получает кошелек с
непереводящимся в нем златом и десять лет беспечной жизни. «И вышел в
люди Громобой»: богатство, достаток, удача — все при нем. Он похищает
двенадцать дев, не смущаясь их мольбами, и они рождают ему двенадцать
дочерей. Но Громобою незнакомы отеческие чувства, и дочери возрастают в
стенах монастыря, оставленные заботами отца. Вместе со своими нежными
матерьми молятся они о спасении своих душ и о прощении Громобою. Но годы
проходят быстро, и наступает последний день дарованной Громобою
безбедной жизни. Одолеваемый тоскою, он ищет спасения у Спасовой иконы,
но нет в душе его веры, и, призвав дочерей, он хочет их невинной
молитвой купить свое прощение. И дочери кротко молятся о нем, но с
наступлением ночи засыпают.
В глухую полночь, когда вся природа, казалось,
угрожает Громобою, является бес и, сколь ни умоляет несчастный об
отсрочке, намеревается, исторгнув его душу, низвергнуть ее в ад. ужасы
которого теперь скрывать ни к чему. Но вид спящих младенцев воспламеняет
беса новой идеей, и он предлагает Громобою купить дочерними душами еще
десять лет жизни. Устрашенный открывшимися ему безднами, Громобой будит
чад, пишет их руками — и получает отсрочку. Но, погубившему дочерей, ему
жизнь постыла, нет в ней ни радости, ни отрады, лишь одно унылое
ожидание конца. И вид цветущих чад поселяет в душе его страшные муки.
Громобой, вся надежда которого теперь в раскаянье, распахивает двери
дома нищим, сиротам и вдовам, строит храм, призывает мастера расписать
иконы, и на одной из них святой с любовью взирает на молящихся Громобоя с
дочерьми. Пред той иконою молится Громобой, отягченный веригами.
Но время бежит, и близится страшный срок. Сломленный
недугом Громобой не в силах уже посещать храм и лишь подъемлет к
небесам взоры, исполненные кротости и мольбы. И вот страшный день
настал, и страдающий грешник встречает его «со стоном и слезами»,
окруженный молящимися дочерьми, не знающими своей доли. С наступлением
ночи затихает «предустрашенная» природа. И вдруг веет тихий ветерок,
открывается Божий храм, и, окруженный сиянием, дивный старец
приближается к Громобою и девам. Он касается их полою одежды, и девы
погружаются в сон. Объятый ужасом Громобой встречает его взгляд, полный
укора, вопрошает, кто он и чего ждать, и старец отвечает, что его лик
они чтили во храме, а Громобою следует надеяться и страшиться. Вместе с
грозой приходит полночь, и в пламени и треске является бес. Однако вид
старца смущает его, он требует своей добычи, но в высоте является
ангел-мститель и объявляет волю творца: доколе тот, кто чист душою, не
воспламенится любовью к одной из дев, не видя ее, и не придет снять с
нее и сестер заклятие, они будут спать непробудным сном, а душа их отца
присуждена томиться в отверженной могиле, ожидая искупления и
пробуждения своих чад.
С наступлением утра находят спящих дев и усопшего
Громобоя. И когда после погребения скорбящие направляются в «дом
печали», пред ними внезапно встают гранитные стены, покрывающиеся лесом,
со скрежетом падают затворы на воротах, и, устрашенные, они бегут. В
скором времени в запустение приходят окрестные места, их покидают и
люди, и звери. И всякую полночь выходит из одинокой могилы тень и
протягивает в мольбе к неприступным стенам руки, а одна из спящих встает
и идет вкруг высокой стены, обращая вдаль взор, полный тоски и ожидания
(«Нейдет, нейдет спаситель!»). И с новою луной сменяется дева. И так
текут века, и срок искупления неизвестен.
Баллада вторая. ВАДИМ
Прекрасный юноша Вадим, пленяющий Новгород красотою и
мужеством, проводит время в охоте, не устрашаемый ни диким зверем, ни
непогодою. Однажды он видит сон, смысл коего ему неясен: чудный муж,
облаченный в светлые ризы, с крестом, сияющим на груди, идет, не касаясь
земли, держа в руке серебряный колокольчик. Он предвещает Вадиму
«желанное вдали» и называется его провожатым. В то же мгновенье Вадим
видит деву, черты которой скрыты покрывалом, а на челе лежит
благоуханный венок. Она манит его к себе. И пробудившийся Вадим еще
слышит звон колокольчика. Вокруг привычная картина: катящий воды Волхов,
широкий луг, холмы, — а в вышине что-то звенит — и умолкает. Три раза
сряду он видит тот же сон и, не в силах противиться стремленью,
прощается с родителями и садится на коня. На распутье он дает волю коню,
и тот скачет прямо на юг, не разбирая пути.
Дни бегут за днями, Вадиму везде радушный прием;
когда же приходится заночевать в поле иль в лесу, его не тревожит ни
дикий зверь, ни змея. Вадим достигает широкого Днепра и, при всполохах
начинающейся грозы, въезжает в дремучий лес. Ему приходится пробивать
себе путь мечом, он движется все дальше и дальше в чашу. Вдруг он слышит
крики — жалобные, молящие и свирепые, дикие. Он бросается напролом и,
достигнув поляны, видит могучего великана с красавицей на руках.
Взмахнув мечом, он отсекает руку со страшной дубиной, поднятую на него.
Поверженный враг умирает, и Вадим спешит к пленнице. Она оказывается
дочерью киевского князя, к коей воспылал страстью литовский князь («Враг
церкви православной») и послал гонца, дабы похитить ее. Тот долго
скрывался в дебрях, выжидая, и нынче, когда княжна с подружками собирала
цветы, он схватил ее и увлек в лес. Вадим, посадив девицу за собою на
коня, с поляны въезжает в дебри, и тут разражается невиданная гроза,
рушатся деревья, воет ветер, и смятенный Вадим не видит нигде
пристанища. Но вот при свете воспламененной молнией ели он примечает
мшистую пещеру и направляется к ней. Там, распалив костер, сложив
кольчугу, он выжимает влагу из златых кудрей княжны и согревает ее
трепещущие перси своим дыханием.
Прекрасная княжна разжигает в Вадиме чувства, и он
уже запечатлевает на устах ее горячий поцелуй, как вдруг слышит в
отдаленье знакомый звон. И чудится ему чей-то незримый полет, чей-то
печальный вздох. Княжна засыпает на его руках и просыпается утром, и они
направляются в Киев. Там на крыльце стоит сокрушенный печалью князь,
снарядивший в погоню за супостатом дружину и сулящий избавителю свой
трон и дочернюю руку. Но вот является Вадим с княжною, и ликующий князь
награждает его.
Когда же вечером все веселятся на княжьем пиру,
Вадим, обеспокоенный неутихаемым звоном, идет к Днепру, видит челн с
ветрилом, с гребущим веслом, но пустой («Вадим к нему <…> К Вадиму
он…»). Ладья несет его все быстрее, вокруг молчание, надвигаются скалы,
черный лес отражается в волнах, луна меркнет, — и ладья пристает к
берегу. Вадим выходит и, влекомый неясной силой, взбирается на крутые
скалы. Перед ним заглохший, заросший мхом лес («И, мнится, жизни в той
стране / От века не бывало»); при вышедшей луне он видит древний храм на
холме, обрушенные заборы, упавшие столбы, зияющие своды и — могильный
камень с покосившимся крестом. С него слетает пробудившийся ворон, а из
могилы поднимается привидение, идет к храму, стучит. Но дверь не
отворяется. И призрак идет меж обломков дальше. Вадим следует за ним,
объятый страхом, и видит за зубчатой оградой безмолвный замок. Какое-то
смутное ожидание наполняет витязя. С луны слетает туман, серебрится бор,
от востока веет ветерок, и вдруг из-за стены слышится знакомый звон.
Вадим видит, как по стене, скрытая туманным покровом, идет дева,
навстречу — другая, они сближаются, подают друг другу руку, и одна
спускается к замку, а другая продолжает свой путь, вперив вдаль взор,
полный ожидания. И вдруг, при свете восходящего солнца, она видит витязя
— и покрывало слетает с ее чела, и растворяются ворота. Они стремятся
друг к другу. «Сошлись… о веший, верный сон!» Из терема идут
пробужденные девы. Раздается благовест, храм отворен, там слышится
моленье. Вадим с девою у царских врат, вдруг звучит венчальный гимн, и в
их руках свечи, их головы под венцами. Тихий голос зовет их нежно, и
вот они перед могилой, она светла, в. цветах, и крест ее обвит лилией. И
по прошествии веков, когда и замок, и обитель — все скрылось, на месте
том зелен пышный лес и сладок ветра шепот. Там, где скрыт пепел инокинь,
дождавшихся кончины при гробе отца, в утренний светлый час «Бывают
тайны чудеса»: слышен хор отшельниц, блистает крест и, венчанные
звездами, предстают молящиеся девы.
Е. В. Харитонова |