Как-то среди недели к нам приехала из деревни бабушка. Она привезла с собой много гостинцев: домашней выпечки хлеб (вкуснее и ароматнее его на свете нет), домашнее молоко и сметану, домашние куриные яйца с пугающе-оранжевыми желтками, звонкие яблоки и мне на зиму — теплющие вяза­ные носки.

Когда приезжает бабушка, я всегда отменяю все дела и сижу с нею дома. Меня не понимают ни родители, ни друзья. А мне нравится, что от бабушки исходит запах протопленного дома, а одежда ее почему-то пахнет травами в любое время года, коротко стриженные волосы пропита­ны ароматами ветров, а кожа, как младенческая, пахнет молоком.

—            Я сегодня не пойду в школу, — решительно заявила
я, уже мечтая о том, как буду с бабушкой хозяйничать на
кухне.

Папа с мамой попытались переубедить меня:

Иди в школу, — сказала мама, — в ожидании быстрее день пролетит и домой скорее вернешься...

Невозможное поколение, - перебил ее папа, - хо­тят — учатся, не хотят — прогуливают! В наше время школа была храмом, и учились мы с радостью.

—            Идите-ка на работу, детки,   а мы с внученькой сами разберемся,  — заключила бабушка.

Щелкнул замок, родители ушли.

Хочешь, я расскажу тебе, как училась я? — спросила бабушка.

Конечно, - обрадовалась я, зная, какая она великолеп­ная рассказчица.

—            Это было в тридцатых годах теперь уже прошлого века, — начала бабушка. — Время было тяжелое, голодное.
Нас, как ты знаешь, было в семье шестеро детей. Я и мой брат Алексей были самыми старшими. Одежду мы носили аккуратно, чтобы, когда вырастем, младшеньким было что носить. Ели мы все, вплоть до ботвы, иногда Алеша отказывался от похлебки в пользу младших. Недоедали мы все, но особенно Алеша. А зима в тот год выдалась суровая, метельная. Деревня наша небольшая была, дворов десять-пятнадцать, а в шести километрах, через лес, расположилась
деревенька побольше, и там была школа. Алеша и я учились в ней. Выходили из дома, рассвет еще не занимался, возвращались домой - темнота, боишься с дороги сбиться.
Так вот, заболел Алеша-то наш, простыл да еще и недоедал.
Слег с температурой, бредит. А мне-то в школу идти надо, одной и через лес.

Вышла я из избы, сразу меня мороз сковал, дышать не дает, руки, лицо жжет. Иду по лесу, только скрип моих шагов раздается. Темно, тишина. Жутковато мне. И вдруг слышу, за мною кто-то крадется. Оглядываюсь — никого нет. Иду дальше, скрип опять раздается. Тут через какое-то время, мне на радость, солнышко проглянуло, светлее становится. Скрип ближе, догоняет кто-то. Оглядываюсь... и глазам не верю. Волки! Остановилась я, а они смотрят на меня голодными глазами, худющие, страшнючие. Бежать, думаю, нельзя, растерзают и стоять нельзя, замерзну. При­жалась я спиной к сосне, что делать — не знаю. А они окружили меня, штук восемь, скалятся, клыки обнажают и кольцо вокруг меня смыкают. Ну вот, думаю, и конец мой настал. Вдруг слышу, телега с нашей стороны едет, да быстро так, а волки шерсть вздыбили, рычат и все ближе и ближе.

Наконец вылетела на дорогу лошадь, чуть телегу не пере­вернула, глаза полоумные, волков учуяла. Сосед наш, дядька Кандыба, меня увидел, ружье схватил и давай палить по волкам. А они ж голодные, и уйти не могут, и выстрелов боятся. Разогнал-таки их Кандыба. Почитай, спас меня! Довез меня до школы, а волки долго еще за телегой по лесу бежали. Вот так, внучка, пока Алеша болел, я сама в школу ходила. Боялась, но ни одного дня не пропустила.

Я выслушала рассказ бабушки и подумала: сколько же храбрости было в той маленькой девочке и какое время было ужасное.

Бабушка, улыбаясь, внимательно смотрела на меня, а я начала собираться в школу.