Тема самовластия, как и тема собственности, постоянно была в центре внимания Щедрина-писателя. И если служе­ние призраку собственности нашло свое выражение в рома­не "Господа Головлевы", особенно в образе Иудушки, то служение призраку государства обрело аналогичное, класси­ческое воплощение в "Истории одного города", где писатель нарисовал целую галерею самовластных правителей, кото­рую завершает зловеще монументальная фигура Угрюм-Бурчеева.

"История одного города" — история угнетения народа и решительное осуждение безропотного смирения, которое и сде­лало возможным существование насквозь прогнившего реак­ционного строя.

"История одного города" написана от имени глуповских летописцев, запечатлевших важнейшие деяния глуповских градоначальников с 1731 по 1825 год. Сам автор объ­являет себя издателем найденной им в глуповском город­ском архиве объемистой тетради, поясняя и комменти­руя которую, становится в позу мнимого простодушия, что позволило ему выразить самые смелые мысли под видом наивных рассуждений недалекого провинциального архивариуса.

Хронологические рамки повествования достаточно условны. Сам автор вольно обращается с ними. Он то высмеивает монархическую легенду о призвании варягов, тем самым от­нося действие повествования к далеким временам основания Русского государства, то переносится к современным ему событиям.

В "Описи градоначальников, в разное время в город Глупов от российского правительства поставленных" подчеркнуты такие свойства этих градоначальников, кото­рые роднят их с реальными фигурами. Шаржированные, доведенные до гротеска образы щедринских администрато­ров воплощали черты современных автору исторических лиц. О статском советнике Грустилове, например, сказано: "Друг Карамзина. Отличался нежностью и чувствительнос­тью сердца, любил пить чай в городской роще, и не мог без слез видеть, как токуют тетерева. Оставил после себя не­сколько сочинений идиллического содержания и умер от меланхолии в 1825 году". Эта биографическая справка завершена кратким замечанием: "Дань с откупа возвысил до пяти тысяч рублей в год". Можно говорить об импера­торе Александре I как историческом прототипе Грустилова. Но Грустилов в такой же мере злая насмешка над правле­нием Александра II.

Ограниченность и тупоумие начальства разливается в "Ис­тории одного города" таким широким потоком, что на этом фоне выглядит достоверно совершенно фантастический гро­теск, когда градоначальником впопыхах был назначен Дементий Варламович Брудастый, в черепную коробку которого был вмонтирован несложный механизм, способный выкрики­вать два слова: "не потерплю" и "разорю". Однако это прими­тивное устройство не помешало органчику исправно испол­нять главную обязанность: "привести в порядок недоимки, запущенные его предшественником".

Изобразив все стадии глуповского распутства, Щедрин по­казывает, как аппарат самодержавной власти все более тупе­ет и разлагается. И как результат — вырождается в некое чудовище, сосредоточившее остатки своих сил, чтобы погу­бить народ.

Последний правитель, Угрюм-Бурчеев, "принадлежал к числу самых фантастических нивеляторов... Начертавши прямую линию, он замыслил втиснуть в нее весь видимый и невиди­мый мир, и при этом с таким непременным расчетом, чтобы нельзя было повернуться ни взад, ни вперед, ни направо". Весь мир представлялся ему образцовой казармой. Чтобы до­стичь такого образца, он задумал не только остановить ход истории, но повернуть его назад.

Угрюм-Бурчеев — это монументальный гротескно-сатири­ческий образ, представляющий собой сочетание самых отвра­тительных, враждебных человеку качеств. Это человекопо­добный истукан "с каким-то деревянным лицом", который "всякое естество в себе победил", для которого характерно "умственное окаменение". Это "со всех сторон, наглухо заку­поренное существо", которому чужды любые "естественные проявления человеческой природы" и которое действует "с регулярностью самого отчетливого механизма". Если в Брудастом было лишь нечто от вещи (органчик вместо моз­га), то Угрюм-Бурчеев — целиком представляет собой некий бездушный автомат, стремящийся все живое вокруг уничто­жить, землю превратить в пустыню, а людей — в обезличен­ные тени, способные лишь молча маршировать и исчезать в каком-то фантастическом провале. Вот почему Угрюм-Бурче­ев — фигура не только комическая, но и страшная. "Он был ужасен" — эта фраза дважды повторяется в начале главы, посвященной всевластному идиоту. Обитателям города Глупова внешность и действия Угрюм-Бурчеева вселяли только одно чувство: "всеобщий панический страх". Так в "Истории одного города" великий сатирик показал, что призраку госу­дарства служат главным образом люди ограниченные, и слу­жение это приводит к тому, что они лишаются всяких инди­видуальных черт и становятся если не бездушными рабами, то полными идиотами.