Будет мир без бича и без ноши!

Пусть нам до него не дожить,

Все: гуси, коровы и лошади —

Будем свободе служить!

Дж. Оруэлл

Джордж Оруэлл родился в 1903 году в Бенгалии, в шотланд­ской обедневшей аристократической семье. С величайшим трудом его определили в элитарную закрытую приготови­тельную школу. Здесь он впервые познал, что закон жизни — триумф сильных над слабыми. И внутри его души зародился протест.

Пройдя через все испытания жизни: войну в Испании, кру­шение всего светлого, что его окружало, — Оруэлл остался оптимистом. Оптимизм его основан на нескольких убежде­ниях: прогресс человечества — не иллюзия; всякий репрес­сивный режим таит в себе свое возмездие; жажда власти — не свойство человеческой натуры, а следствие конкуренции. Однако во время второй мировой войны произошел перелом в воззрениях писателя. Сказка "Скотный двор" основана уже на совершенно других началах: прогресс человечества, воз­можно, лишь наша иллюзия; возможно, существование репрессивных режимов способно утвердиться навечно; жажда власти, может быть, не ситуативная реакция, а органическое свойство человеческой природы.

И появляется гениальная фраза, выражающая структуру любого тоталитарного общества: "Все животные равны, но некоторые животные более равны, чем другие". Человек, при­думавший ее, эту химеру, это "чудовище разума" — каких-то животных, которые не то чтобы больше или сильнее, а немыс­лимым образом "более равны", — провел черту под веками мечтаний, проектов, трактатов, программ, художественных тек­стов, объединенных загадочным термином "утопия". Этим он дал оценку любого "похода к светлому будущему", осно­ванного на насилии.

Сатира "Скотный двор" адресована вполне конкретной стране — Стране Советов. Оруэлл видел в ней наглядное воплощение своих идей. Однако он никак не мог разочаро­ваться в сталинизме, потому что никогда не был очарован им. Неологизмы типа "гомо советикус" вызывали у него отвращение. Но рассуждения о "цене прогресса", "трезвом и реалистическом отношении к насилию" своих коллег-соци­алистов вызывали у него еще больший ужас. Обе эти идеи ярко видны в сказке, ведь животные там — не какие-нибудь мутанты-Франкенштейны — звери. Конечно, это — чисто людские типажи, проходящие через мясорубку тота­литаризма.

Однако здесь же можно видеть, несмотря на всю ед­кую горечь повествования, веру в то, о чем поют его жи­вотные:

Скот домашний, скот бесправный,

Изнуренный маетой,

Верю, ждет нас праздник

славный,

Век наступит золотой!

Все-таки он до конца верил в это.