Грустно. И ни черта не понять, что там мозгует режим: Северным рекам шеи свернуть или отнять Гольфстрим! Фазиль Искандер Недавно я случайно посмотрел старый фильм «Хозяин тайги». Хотя он был снят еще до моего рождения, но очень мне понравился. Молодой Золотухин играл участкового милиционера где-то в Сибири, единственного «в одну сторону на пятьдесят верст, а в другую — на пятьсот». Он борется с браконьерами и побеждает. Тогда-то я впервые серьезно том, почему люди так варварски обращаются с природой. Удивительно, что до того все разговоры на эту тему я словно пропускал мимо ушей. Вспомнились, конечно, и другие ленты. Узнал я и историю фильма «У озера», снятого больше двадцати лет назад. Оказывается, с него началась борьба за чистоту Байкала, которая по сей день не закончена.
Так постепенно из разрозненных фактов стало складываться представление об экологической проблеме, о том, как литература подняла эту тему. Потом в школе пришлось готовить доклад на тему «Человек и природа в произведениях советских писателей». Вот что я выяснил. Еще в конце прошлого века Достоевский, Чехов, Мамин-Сибиряк и другие стали писать о варварском отношении к природе, особенно к лесу. Но в советское время эту тему надолго забыли. Тогда был в моде лозунг о том, что нечего ждать милости от природы, а ее богатства надо взять самим. Потом в голове Сталина возник план «преобразования» природы, и в эту кампанию активно включились некоторые писатели.
Против «преобразования» поднял свой голос известный русский писатель Леонид Леонов. Его роман «Русский лес» открыл в середине 50-х годов «художественную» экологию. В годы много сделали для родной природы К. Паустовский, В. Белов, В. Липатов и другие. Много сделал для защиты-природы Виктор Астафьев, удостоенный звания Героя Социалистического Труда. Он, например (я читал об этом в газете), раскрыл тайну «объекта № 27», который на самом деле должен был стать могильником для радиоактивных отходов из стран Европы (тысячи верст везли бы их!) под Енисеем. Кто знает, может быть, этим предотвращен сибирский Чернобыль?
В семидесятые годы им написаны «Последний поклон» и «Царь-рыба». Повествование в рассказах «Царь-рыба» показывает нам «малых» браконьеров, нарушающих запреты на охоту и рыбную ловлю, и «больших», готовых ради плана разорить всю тайгу. Между тем Астафьев убежден: «Тайга на земле и звезды на небе были тысячи лет до нас. Звезды потухали иль разбивались на осколки, взамен их расцветали на небе другие. И деревья в тайге умирали и рождались, одно дерево сжигало молнией, подмывало рекой, другое сорило семена в воду, по ветру... Нам только кажется, — подчеркивает свою мысль писатель, — что мы преобразовали... тайгу... Нет, мы лишь ранили ее, повредили, истоптали, исцарапали, ожгли огнем. Но страху, смятенности своей не смогли ей передать, не привили и враждебности, как ни старались».
Мне кажется, что с этими мыслями сится и Валентин Распутин, тоже очень много сделавший для защиты русской природы. Он был в числе тех, кто поднял свой голос против поворота северных рек. В повести «Прощание с Матерой» он рисует нам страдания людей, вынужденных покидать свою и своих предков родину. Кто-то из власть имущих, этих наследников сталинских «преобразователей», принял решение построить на реке ГЭС. Десятки деревень обречены быть затопленными. Кажется, вместе с людьми плачет и природа. Величествен образ старого дерева: его пытались срубить — отскакивают топоры, спилить — не берут пилы, поджечь — не горит. Варвары в конце концов отступают. Не так ли сопротивляется и природа: как ни крушат ее — все еще стоит. Но ведь и ее силы не беспредельны. А если не выдержит? Останется ли жив сам человек? Он должен заботиться о природе: это его дом. Он не гость, а хозяин в нем на долгие тысячелетия. Вновь поднимается эта проблема в другой повести Распутина - «Пожар».
«Лес вырубать — не хлеб сеять», — с горечью думает главный герой произведения. Леспромхоз торопится выполнить план, кубометры заготовить. «А лес выбрали — до нового десятки и десятки лет. Вырубают же его при нынешней технике в годы. А потом что?» Читатель готов кричать вместе с героем: «План?! Да лучше бы мы без него жили. Лучше б другой план завели — не на одни только кубометры, а на души! Чтоб учитывали, сколько душ потеряно, к черту-дьяволу перешло, и сколько осталось!». Это верно. Где нет любви и жалости к природе, там нет и жалости к человеку. А вместе с природой гибнет и человек. Причем не только нравственно, но и в прямом смысле.
Об этом еще одна интересная повесть — «Дамба» Владимира Мазаева. Не очень известная книга, правда, но меня она привлекла своей правдивостью. В произведении рассказывается о типичном уже, к сожалению, для наших дней случае. Во время сильного дождя прорывается дамба отстойника, где хранилось 600 тысяч кубов ядовитых отходов коксохимического производства. Черная волна вливается в реку, отравляя все живое. Власти, конечно, пытаются ликвидировать последствия, но многое поправить уже невозможно. Кто же виноват? Да, как всегда, никто. О том, что дамба построена с нарушениями технологии и возможен прорыв, знали, но не принимали мер. Предупреждениям о возможной катастрофе не придавали значения. Первый секретарь горкома партии никогда за четыре года руководства городом этими проблемами не интересовался, даже понятия не имел о заводском гидроотвале. Природа, по мысли писателя, мстит своим обидчикам. Получают отравления дочь и зять первого секретаря. Черной волной разрушен дачный поселок, где располагаются и дачи руководителей завода.
Писатели учат людей задумываться над тем, что же мы творим с природой?! Слишком много в последние годы случается аварий и катастроф, чтобы не прислушаться к их мудрому голосу. Григорий Медведев в своей документальной повести «Чернобыльская тетрадь» говорит о том, что в погоне за чинами и наградами академики, экономисты и политики многие годы обманывали народ, утверждая, что атомная энергетика безопасна. Мы знаем теперь, чем обернулась эта «безопасность».
Повесть заканчивается очень сильными словами писателя. Он ходит по кладбищу, где похоронены жертвы Чернобыля, и вспоминает, что тела их сильно радиоактивны и они были похоронены в цинковых гробах. «Так требовала санэпидстанция, и я думал об этом, ибо земле помешали сделать ее последнюю работу — превратить тела умерших в прах. Проклятый ядерный век! Даже здесь, в извечном человеческом исходе, нарушаются тысячелетние традиции. Даже похоронить, по-людски предать земле нельзя.» Сильнее не скажешь....
|