Советское литературоведение умышленно скрывало эту особенность русской культуры, а большинство читателей не хотели задумы­ваться о христианских истоках. Их, действи­тельно, нужно уметь замечать, ведь их труд­но уловить с первого взгляда.

Так и в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети» не сразу можно их рассмотреть. Дейст­вительно, что может быть христианского в этом произведении, где нигилист Базаров пе­реживает любовную коллизию, отрекается от своих убеждений и умирает.

Однако здесь уместно будет вспомнить притчу о блудном сыне. В конфликте База­рова со старшим поколением видится сходст­во с притчей, правда, не полное. Блудный сын уходит от отца, забывает свой дом, и пе­режив духовное падение и, что главное, су­мев  подняться,  покаявшись,  возвращается домой. В нашем случае блудный сын уходит от «отцов», уходит от того, что называется культурой, которая создавалась предыдущи­ми поколениями.

Возвращается ли он на самом деле? Этот вопрос останется открытым. Будем надеять­ся, что да. С другой стороны, в святоотечес­ких толкованиях притча о блудном сыне по­нимается как возвращение нас, блудных де­тей, к Отцу Небесному. Так как мы забыли Его из-за наших грехов. «Простите, вы что, даже...?» — «Все, — отвечает Базаров». Для Николая Петровича непонятно, как человек может забыть Бога! Отрицание искусства, то есть творения человеческих рук, еще можно понять, осмыслить, но отрицать то, что неотрицаемо, — это никак непонятно Николаю Петровичу. В этом эпизоде видна та же пе­рефразированная притча. По отношению к Базарову можно вспомнить и миф об Эдипе, который не является библейским повествова­нием, но в нем заключен глубокий философ­ский смысл. Скитания царя Эдипа, выкалыва­ние глаза себе самому похоже на скитания и страдания, правда, духовные, Базарова, его духовное самоослепление.

В христианстве есть понятие «духовные очи», то есть взгляд человеческой души на мир. И не просто ка­кое-нибудь его понимание, а понимание с точки зрения православного духовного опы­та. И вот если у человека не оказывается тех самых «духовных очей», то человек слепнет, спотыкается и падает, Интересны взаимоотношения Базарова с представителем и той реальности, которую он отрицает, — с отцом Алексеем. Тургенев представляет его как человека либеральных взглядов — он и в карты играет, даже иногда трубочку покуривает. Сделано это, наверное, для того, чтобы примирить его с Базаровым: автор вывел образ отца Алексея не как пример идеального священника, а изобразил «немного нигилиста». Когда отец Алексей со­борует Базарова, то он подсознательно от­кликается на этот обряд: «Когда святое кос­нулось его груди, то нечто похожее на содро­гание ужаса мгновенно отразилось на его помертвевшем лице». Вот здесь Базаров со­вершенно отрекается от своих принципов, и именно тогда, когда над ним осуществляется церковный обряд.

Но не только в образе Базарова отмеча­ются христианские мотивы. Вторым цент­ром произведения является образ Одинцовой. Один из критиков говорит о ней как о вопло­щении беса. Действительно, Одинцова холод -на, и холодна не только и не столько в обще­нии с людьми, сколько в душе. У нее холод­ная любовь, не согретая теплом Христовой любви. Любовь эгоистическая. Своеобразная Цирцея, завлекающая в свои сети уставших от жизни путников. Кстати, именно она заду­вает свечу у смертного ложа Базарова, то есть, можно сказать, что она задувает своим холодным дыханием жизнь Базарова.