Главным героем «Тихого Дона», без сомнения, является народ. В романе сквозь призму множества героических судеб обычных людей показаны закономерности эпохи. Если среди других героев Григорий Мелехов выступает на первый план, то только потому, что он наиболее ярко воплощает черты своего народа. «Казацкая удаль» и «любовь к хозяйству, к работе» — две основные добродетели, заповеди воина и земледельца одновременно. Обеими щедро награжден Григорий. А главное, что составляет основу его характера, — своеволие, независимость в поступках и поисках истины. Он во всем должен убедиться сам лично, согласиться внутренне. Для Григория истина рождаемся во всей величественности конкретного бытия, во всей тяжести своего становления, искаженная предрассудками прошлого, страстью борьбы и пламенем мести за гибель близких.
Поразительна сила, с которой он воспринимает действительность и как активно он в ней участвует. Это самое пленительное в его образе. Благородство составляет основу его широкой души. В бою, преследуемый австрийцами, он внезапно спасает своего врага Степана Астахова; рискуя полевым судом, он стреляет в Чубатого за убийство пленного. Узнав о сдаче красноармейского полка в Устьинском, он мчится туда, чтобы «выручить», спасти от смерти Мишку Кошевого и Ивана Алексеевича, убийц так горячо любимого им брата Петра. Это сложный человек, ему присуще чувство неудовлетворенности собой. «Хотя черт его знает, такому, как молодой Листницкий или как наш Кошевой, я всегда завидовал… — признается он Прохору. — Им с самого начала все было ясное, а мне и до се все неясное… с семнадцатого года хожу по вилюжкам, как пьяный качаюсь…»
Но по-другому и быть не могло. Эти сомнения определило его социальное положение. Позиция Листницкого и Кошевого объяснялась их положением в обществе: один — помещик, другой — батрак. Григорий же крестьянин-середняк, в этом причина всех его колебаний. В нем живут как бы две души: собственника и труженика. Конечно, являясь единоличником, он ищет правду для всего казачества. За семь лет войны он поразительно мало заботится о родном курене, семье и даже Аксинье — так важно для него найти правду в общественном устройстве. Воюя, он не стремится к личной выгоде и боится лишь одного — погрешить против правды. В поисках ее он зорко всматривается в окружающий мир. Он не принимает восторженности Ивана Алексеевича Котлярова, рассказывающего о демократизме окружного председателя. Да и сама революция, по его мнению, не нужна на Дону. Что нового коммунисты могут дать казакам?
«Земли у нас — хоть заглонись ею, — яростно возражает он. — Воли больше не надо, а то на улицах будут друг дружку резать. Атаманов сами выбирали, а теперь сажают. Кто его выбирал, какой тебя ручкой обрадовал? Казакам эта власть, окромя разору, ничего не дает! Мужичья власть, им она и нужна. Но нам и генералы не нужны. Что коммунисты, что генералы — одно ярмо… Ты говоришь — равнять… Этим темный народ большевики и приманули. Посыпали хороших слов, и попер человек, как рыба на приваду! А куда это равнение делось? Красную Армию возьми: вот шли через хутор. Взводный в хромовых сапогах, а «Ванек» в обмо-точках. Комиссара видал, весь в кожу залез, и штаны и тужурка, а другому и на ботинки кожи не хватает. Да ить это год ихней власти прошел, а укоренятся они, — куда равенство денется?.. Говорили на фронте: «Все ровные будем. Жалование и командирам и солдатам одинаковое!..» Нет! Привада одна! Уж ежели пан плох, то из хама пан во сто раз хуже! Какие бы поганые офицеры ни были, а как из казуни выйдет какой в офицеры, — ложись и помирай, хуже его не найдешь! Он такого же образования, как и казак: быкам хвосты учился крутить, а глядишь — вылез в люди и сделался от власти пьяный и готов шкуру с другого спустить, лишь бы усидеть на этой полочке». Вот как удивительно точно выразил сущность происходящего Григорий.
От остальных казаков его отличает только мучительный поиск правды, неуспокоенность. Шолохов пишет, что он только выразил то, что думали большинство остальных казаков, но сила Григория в том, что он это высказал и пытался по-своему разрешить это противоречие, а не смирился с неправдой, прикрытой красивыми словами о равенстве.
Григорий рад был бы признать правоту одного из начал и накрепко связать себя с ним, но особая чуткость на фальшь не давала ему сделать окончательный выбор. Григорий ничего не принимает на веру. Он и есть представитель тех самых широчайших народных масс, которые самообразовываются на личном опыте классовых битв, идя к истине замедленно, оступаясь, зигзагообразно, но самостоятельно. Учителей жизни, подобных закаленным большевикам — Штокману или Бунчуку, было мало.
У Штокмана не было времени заниматься агитацией таких людей, как Григорий, и он сознательно и жестоко намерен устранить его заблаговременно. Григорию, еще ни в чем не повинному, задолго до того, как он стал командиром повстанческой дивизии, грозит арест, а затем смерть. Штокман посмеивается над Кошевым, смущенным приказом арестовать Григория лишь за опасный образ мыслей, как потенциального врага, и он заставляет его пойти арестовывать друга.
Так возникает трагическая коллизия правоты обеих сторон. Штокман прав, ибо только активными мерами можно было предупредить восстание, где оба брата Мелеховых сыграют не последнюю роль. А характер Григория не позволяет ему сидеть сложа руки, когда окружающий мир наступает на него. И, подобно деду, кружащему над головой «мерцающей, взвизгивающей шашкой», готовому сразиться со всем хутором, Григорий кидается на обидчиков. Вместе с ним, эпическим героем, поднимается, не сговариваясь, казацкая вольница — полыхает восстание.
«За ним оседало снежное курево, в ногах ходили стремена, терлись о крылья седла занемевшие ноги. Под стременами стремительно строчили конские копыта. Он чувствовал такую лютую, огромную радость, такой прилив сил и решимости, что, помимо воли его, из горла рвался повизгивающий, клокочущий хрип… Ясен, казалось, был его путь отныне, как высветленный месяцем шлях. Все было решено и взвешено в томительные дни, когда зверем скрывался он в кизячном логове и по-звериному сторожил каждый звук и голос снаружи. Будто и не было за его плечами дней поисков правды, шатаний, переходов и тяжелой внутренней борьбы… Пути казачества скрестились с путями безземельной мужичьей Руси, с путями фабричного люда. Биться с ними насмерть. Рвать у них из-под ног тучную донскую, казачьей кровью политую землю. Гнать их, как татар, из пределов области! Тряхнуть Москвой, навязать ей постыдный мир! На узкой стежке поразой-тись, — кто-нибудь кого-нибудь, а должен свалить. Проба сделана: пустили на войсковую землю красные полки, испробовали? А теперь — за шашку!»
Эти мысли подготовили расстрелы в Татарском, арест отца, Пантелея Мелехова, угрозу ареста самому Григорию и оскорбления, нанесенные ему во время постоя красноармейцев на его базу.
Мысли Григория рождаются на наших глазах, и их динамика влечет за собой антитезу: «Богатые с бедными, а не казаки с Русью… Мишка Кошевой и Котляров тоже казаки, а насквозь красные…» Но Григорий отмахивается от них, пронизанный ощущением мести и стремлением действовать, а не размышлять. Григорий свободен, он сделал, как ему кажется, правильный выбор.
Но постепенно он понимает, что опять попал в ловушку. Он видит убийство пленных, осознает, сколько страданий несет их восстание, знает, кто пользуется его результатами. Прозрение Григория происходит после одного из самых отчаянных проявлений его казацкой удали. Он — командир повстанческой дивизии, один, оставленный сотней, мчался прямо на пулемет и изрубил четырех матросов в черных бушлатах. Но неужели только воспоминание давно забытых слов Гаранжи и Подтелкова заставило Григория рвать на себе застежки шинели и кататься по снегу рядом с трупами зарубленных им матросов в страшном, почти чувственном ощущении истины?
«Кого же рубил!.. Братцы, нет мне прощения!.. Зарубите, ради бога… Смерти… предайте!..»
Опять Григорий вступает в конфликт с окружающим мироустройством.
В образе Григория Мелехова отражены его пути от монархии к большевизму, затем к автономии и, наконец, снова к большевизму, характерные колебания среднего казачества. Но совершал он их с большей амплитудой, сильнее других переживая противоречия мира. Это яркая личность, и поэтому ярче ее проявления.
Пробуждение для Григория — медленный, тягостный процесс, на него давит чувство личной вины в прошлом, но ведь он всегда действовал искренне, просто не мог поступить по-другому на каждом этапе жизни. Он не тихий середнячок по характеру, а яркая личность.
Григорий презирает себя за свой страх перед Дончека, что «жидок оказался на расплату», готов даже «отсидеть за восстание» и соглашается на все, кроме расстрела. «Но уж ежели расстрел за это получать, — извиняйте! Дюже густо будет!» — так и говорит он Кошевому.
«Против власти я не пойду, пока она меня за хрип не возьмет!» — откровенно признается он опять Кошевому.
Но из разговора с Кошевым он понимает, что не может надеяться на прощение или забвение своего прошлого. Ему угрожает смертельная опасность. Предупрежденный сестрой, он скрывается, а затем, захваченный повстанцами Фомина в лесу, вынужден остаться.
В последней части романа Григорий как загнанный волк, попавший в стаю шакалов. Это люди не его масштаба, но другого выхода у него просто нет. Положение действительно безвыходное. Его бегство с Аксиньей — последняя попытка найти свое жизненное счастье. Случайная пуля лишает его самого дорогого в мире — любимой женщины. Смерть Аксиньи — высшая точка страданий Григория. Совершенно один, тихо покачиваясь, стоит на коленях Григорий возле могилы Аксиньи. Тишину не нарушают ни шум сражения, ни звуки старинной казачьей песни. Только «черное солнце» светит измученному поисками своего места в жизни Григорию…
Ему больше ничего не осталось. Он попытался жить в лесу, но быстро понял, что это не жизнь, и идет на хутор, чтобы еще раз постоять на родном базу, подержать на руках сына. Он остался один, потеряв всех близких. Страшную цену заплатил Григорий Мелехов за поиски правды…