Д. Самойлов

Одной из центральных тем в мировой ли­тературе была и остается тема молодых на войне. Какая бы ни была война, какой бы на­циональности ни был солдат, всегда мы сопе­реживаем своим сверстникам. Они, как и мы, сегодняшние, мечтали, строили планы, вери­ли в будущее. И все это рушится в один миг. Война меняет все.

Военная тема стала основной у тех писате­лей, кто прошел фронтовые дороги. Девятнад­цатилетними ушли на фронт Василь Быков, Владимир Богомолов, Алесь Адамович, Анато­лий Ананьев, Виктор Астафьев, Григорий Бак­ланов, Юрий Бондарев. То, о чем они расска­зали в своих произведениях, было общим для их поколения. Как сказали поэты-фронтовики Павел Коган и Михаил Кульчицкий:

Мы были всякими, любыми, Не очень умными подчас. Мы наших девушек любили, Ревнуя, мучась, горячась... Мы — мечтатели. Про глаза-озера Неповторимые мальчишеские бредни. Мы последние с тобою фантазеры, До тоски, до берега, до смерти. Писатели-фронтовики свой гражданский долг исполнили.

Для Бакланова рассказ о войне — это рас­сказ о своем поколении. Из двадцати ребят-одноклассников, ушедших на фронт, он вер­нулся один. Бакланов закончил Литератур­ный институт и стал писателем-прозаиком. Главным направлением его творчества стала тема войны. Страстное желание Бакланова рассказать о пережитом им и его сверстниками, воссоздать ту подлинную картину, которую  только фронтовики, можно понять. Читая его произведения, мы, молодые, вспоминаем тех, кто воевал, понимаем смысл их жизни.

Эмоциональным толчком к написанию повести Г. Бакланова «Навеки — девятнадцатилетние» стал случай, происшедший во время съемок фильма «Пядь земли». Съемочная группа наткнулась на останки, засыпанные в окопе:  на свет запекшуюся в песке, зеленую от окиси пряжку со звездой. Ее осторожно передавали из рук в руки, по ней определили: наш. И должно быть, офицер».

И долгие годы томила писателя мысль: кто был он, этот безызвестный офицер. Может быть, однополчанин?

Бесспорно, главный фигурой войны все­гда был и остается солдат. Повесть «Наве­ки — девятнадцатилетние» — это рассказ о молодых лейтенантах на войне. Им прихо­дилось отвечать и за себя, и за других без каких-либо скидок на возраст. Попавшие на фронт прямо со школьной скамьи, они, как хо­рошо сказал Александр Твардовский, «выше лейтенантов не поднимались и дальше коман­диров полка не ходили» и «видели пот и кровь войны на своей гимнастерке». Ведь это они, девятнадцатилетние взводные, первыми под­нимались в атаку, воодушевляя солдат, подме­няли убитых пулеметчиков, организовывали круговую оборону.

А самое главное — несли груз ответствен­ности: за исход боя, за формирование взвода, за жизнь вверенных людей, многие из кото­рых годились по возрасту в отцы. Лейтенан­ты решали, кого послать в опасную разведку, кого оставить прикрывать отход, как выпол­нять задачу, потеряв по возможности меньше бойцов.

Хорошо сказано об этом чувстве лейте­нантской ответственности в повести Баклано­ва: «Все они вместе и по отдельности каждый отвечали и за страну, и за войну, и за все, что есть на свете и после них будет. Но за то, что­бы привести батарею к сроку, отвечал он один».

Вот такого храброго, верного чувству гражданского долга и офицерской чести тенанта, совсем еще юношу, и представил нам писатель в образе Владимира Третьяко­ва. Герой Бакланова становится обобщенным образом целого поколения. Вот почему в за­головке повести стоит множественное чис­ло — девятнадцатилетние.

Содействует удаче повести и естествен­ное единение правды минувших лет и наше­го сегодняшнего мироощущения. Порой зада­ешься вопросом, кто размышляет — Володя Третьяков или Григорий Бакланов: «Здесь, в госпитале, одна и та же мысль не давала по­коя: неужели когда-нибудь окажется, что этой войны могло не быть? Что в силах лю­дей было предотвратить это? И миллионы ос­тались бы живы?..». Эти строки из произве­дения еще раз подчеркивают близость авто­ра к своему герою.

Говоря о своей повести, Г. Бакланов отме­чал два обстоятельства: «В тех, кто пишет о войне, живет эта необходимость — рассказать все, пока жив. И только правду». А второе:  отдалении лет, возникает несколько иной, более обобщенный взгляд на событие».

Совместить взгляд на отдалении с прав­дивой атмосферой былого — задача трудная. Бакланову это удалось.

Такая тональность заявлена в стихотвор­ных эпиграфах. Прочитав повесть, только тогда понимаешь, почему Бакланов поставил именно два. Философски обобщенные строки Тютчева:

Блажен, кто посетил сей мир

В его минуты роковые! — содействуют с полемически задиристым ут­верждением «прозы войны» в стихах Орлова:

А мы прошли по этой жизни просто,

В подкованных пудовых сапогах.

Это сочетание, соотнесение обобщенности

и правды, раскрывает основную мысль пове­сти. Бакланов рисует точно подробности фронтового бытия. Особенно важны детали психологические, создающие эффект нашего присутствия там, в те годы, рядом с лейте­нантом Третьяковым. И в то же время по­весть бережно и ненавязчиво опирается на рожденные уже раздумья и обобщения. Вот описание минут перед атакой: «Вот они, по­следние эти необратимые минуты. В темноте завтрак разносили пехоте, и каждый хоть и не говорил об этом, а думал, доскребая ко­телок: может в последний раз... С этой мыс­лью и ложку вытертую прятал за обмотку: может, больше и не пригодится».

Вытертая ложка за обмоткой — деталь фронтового быта. Но то, что каждый думал о необратимости этих минут, уже сегодняш­нее, обобщенное видение.

Бакланов придирчиво точен в любых де­талях фронтового быта. Он справедливо считал, что без правды малых фактов нет правды великого времени: «Он смотрел на них, живых, веселых вблизи смерти. Макая мясо в крупную соль, насыпанную в крышку котелка, рассказал про Северо-Западный

фронт. И солнце подымалось выше над ле­сом, а своим чередом в сознании приходило иное. Неужели только великие люди не ис­чезают вовсе? Неужели только им суждено и посмертно оставаться среди живущих? А от обычных, от таких, как они все, что си­дят сейчас в этом лесу, — до них здесь так же сидели на траве, — неужели от них ни­чего не останется? Жил, зарыли, и как буд­то не было тебя, как будто не жил под солн­цем, под этим вечным синим небом, где сей­час властно гудит самолет, взобравшись на недосягаемую высоту. Неужели и мысль не­высказанная и боль — все исчезает бесслед­но? Или все же отзовется в чьей-то душе?

И кто разделит великих и не великих, когда они еще пожить не успели? Может быть, са­мые великие — Пушкин будущий, Тол­стой — остались в эти годы на полях войны безымянно и никогда ничего уже не скажут людям. Неужели и этой пустоты не ощути жизнь?».

Эти строки звучат как философское обоб­щение, как вывод, как мысль самого Бакла­нова. Простота сюжета и напряженный ли­рический пафос определяют, по-моему, сек­рет эстетического эффекта повести.

И конечно, органично вплетается в наст­роение повести любовь Володи Третьякова.

Та самая, к которой едва-едва смогли при­коснуться или совсем не успели познать эти «нецелованные» лейтенанты, шагнувшие со школьной скамьи в смертную круговерть. Щемящая лирическая нота все время звучит в повести, усиливая ее внутреннее напряже­ние, ее высокий трагедийный пафос.

С разными людьми пришлось встретить­ся лейтенанту Третьякову на коротком фронтовом пути. Но хороших было больше. Неповторимо различны по своему темпера­менту, энергии, душевному чувству и его соседи по госпитальной палате, и его одно-батарейцы. Но все в целом они-то фронто­вое содружество, которое укрепило силы Тре­тьякова.

«Гаснет звезда, но остается поле притя­жения» — эти слова слышит в госпитале Третьяков. Поле притяжения, которое созда­но тем поколением и которое возникает как главное и цельное настроение повести. О по­колении, а не об одном герое захотел расска­зать Г. Бакланов. Как на фронте вся жизнь порой умещалась в одно мгновение, так и в одной фронтовой судьбе воплотились черты поколения. Поэтому смерть Третьякова воз­вращает нас к началу повести: к тем остан­кам, обнаруженным в засыпанном окопе на берегу Днестра.

Смерть как бы вводит героя в кругооборот жизни, в вечно обновляющее­ся и вечно длящееся бытие: «Когда санинст­руктор, оставив коней, оглянулась, на том месте, где их обстреляли и он упал, ничего не было. Только подымалось отлетевшее от зем­ли облако взрыва. И строй за строем плыли в небесной выси ослепительно белые облака, окрыленные ветром», — будто поднявшие бессмертную память о них, девятнадцатилет­них. Навсегда герои повести Бакланова, пи­сателя-фронтовика, как и их прототипы, ос­танутся молодыми. Ощущение красоты и це­ны жизни, острое чувство ответственности перед павшими за все, что происходит на земле, — вот такой душевный настрой оста­ется поле прочтения повести «Навеки — де­вятнадцатилетние».