В одной из книг я прочитал, что Злу надо противопоставлять не Добро, а Истину.
А Истина никогда не добра, она сурова и безжалостна. Но только она открывает глаза на мир, отрицая любые догмы и мифы.
Мефистофель — дух сомнения и разрушения, и потому он — враг застоя, тупого, бездеятельного гниения, противник бездумной исполнительности. Он скептик, презирает человеческую природу, убежден, что знает о ней конечную правду: людской род жалок, слаб, исполнен пороков, дурных страстей, эгоистичен и беспомощен. Он изобличает людские слабости, запутанность и несправедливость отношений в человеческом обществе.
Но ведь только осознавая свои недостатки, мы можем бороться за их искоренение. И автор, и Мефистофель понимают и провозглашают созидательную роль отрицания — залога движения:

... Частица силы я, желавшей вечно зла,
Творившей лишь благое.

В борьбе за Фауста Мефистофель проявляет удивительную изобретательность. Он демонстрирует своему «подопечному» бессмысленную гульбу, скотские инстинкты, жадность, тунеядство, злобу, лицемерие, похоть, тупость и т. д.
Картины изнанки жизни сами по себе очень убедительны, ведь спутник Фауста — великий знаток отрицательных сторон жизни людей. Однако не стоит принимать беса за гуманиста: мы не можем согласиться с его видением мира как целиком погрязшего во зле и пороках.
Дух отрицания не приемлет схоластики и догматизма в науке, уже при первой встрече с Фаустом выступает против библейского представления о Вселенной:
Ведь это только вы мирок нелепый свой Считаете за все, за центр всего творенья.
Правда, затем он противопоставляет земному свету вечную необъятную ночь, из которой и возникла планета. Мир, Вселенная бесконечны. Эта бесконечность и противостоит материальному миру Земли, обреченному на уничтожение.
Злой дух, как это ни странно, насмешлив по отношению к мистицизму, к вере в сверхъестественное вмешательство в людские судьбы.
История литературы знает немало примеров парных героев, дополняющих, оттеняющих друг друга. Таковы Фауст и Мефистофель. Созидающий пафос одного как бы дополняется недоверчивостью, сомнением и отрицанием другого. Ни в коем случае я не хочу сказать, что Мефистофель — это та истина, которая противостоит злу: отрицание не есть истина, а только побуждение к ней, призыв.
Человек велик, он предприимчив и самоотвержен, неутомим, деятелен и справедлив, в нем самом залог удовлетворенности и счастья. Но это еще нуждается в раскрытии, это еще только цель, маяк, вершина, все должно быть постигнуто и завоевано. В несовершенстве мира и проявлениях слабостей человеческой природы и заложено зерно исканий, борьбы за лучшее:

Слаб человек, покорствуя уделу,
Он рад искать покоя, — потому
Дам беспокойного я спутника ему:
Как бес дразня его, пусть возбуждает к делу!