Способности братьев, в особенности Исаака, быст­ро привлекли внимание наставников, среди которых были такие выдающиеся мастера, как В. Г. Перов, А. К. Саврасов и В. Д. Поленов.

В то же время семью одно за другим преследо­вали несчастья. Сначала умерла мать, затем тяжело заболел отец, материальное положение настолько ухудшилось, что руководство училища периодически оказывало братьям материальную помощь и даже освободило их от оплаты обучения.

Когда умер отец, для осиротевших детей — а кроме брата, у Исаака, было ещё две сестры — наступи­ла особенно тяжкая нужда. Когда в 1885 г. Исаак Левитан окончил училище, диплома он не получил. Хотя через некоторое время к нему пришли призна­ние и деньги, здоровье молодого человека оказалось серьёзно подорвано годами нищеты. Он прожил всего 39 лет, но за свою короткую жизнь успел создать нема­ло гениальных полотен. На своих картинах'Левитан с пронзительной убедительностью показал красоту среднерусского пейзажа, которую до него не призна­вали и не замечали.

Картина «Тихая обитель», которая в настоящее время хранится в Третьяковской галерее, была напи­сана в 1890 г., вскоре после возвращения Левитана из его первой поездки, за границу. На всеобщее обозрение картина была представлена в 1891 г. на одной из выставок, организованных Товариществом передвижных художественных выставок («передвиж­никами»). Это полотно принесло Левитану широкую известность. Хотя он рисовал и выставлялся и раньше, есть мнение, что именно в «Тихой обители» впервые проявилась его самобытная манера, позволяющая раскрыть прелесть неброского русского пейзажа.

В частности, художник А. Н. Бенуа, современ­ник Левитана, так отзывался о его творчестве: «В первый раз Левитан обратил на себя внимание на Передвижной выставке 1891 года. Он выставлялся и раньше, и даже несколько лет, но тогда не отличался от других наших пейзажистов, от их общей, серой и вялой массы. Появление «Тихой обители» произвело, наоборот, удивительно яркое впечатление. Казалось, точно сняли ставни с окон, точно раскрыли их на­стежь, и струя свежего, душистого воздуха хлынула в спёртое выставочное зало... ».

Но не только собратья по искусству — и просто лю­бители живописи обратили внимание на «Тихую оби­тель» Левитана. На выставку приходили по несколь­ко раз, чтобы вновь и вновь взглянуть на полотно, благодарили художника за ощущение мира и покоя, запёчатлённое в картине.

Интересно, что картина «Тихая обитель» не яв­ляется точным художественным воспроизведением конкретной местности. Согласно сохранившимся вос­поминаниям, замысел подобной картины возник у ху­дожника за несколько лет до её создания, в 1887 г., под впечатлением заката над Саввино-Сторожёвским монастырём близ Звенигорода. Но на картине на­шли воплощение образы двух монастырей, располо­женных в разных местностях. Это уже упомянутый Саввино-Сторожёвский монастырь под Звенигородом и Кривозерский (называемый также Кривоезерский и Кривоозерский) близ Юрьевца на Волге.

Судьба этих монастырей сложилась по-разному. Кривозерский монастырь не сохранился — но остал­ся образ, запёчатлённый Левитаном, и не только в «Тихой обители». Похожий монастырь художник изобразил и на другой картине, созданной чуть поз­же — «Вечерний звон». Это полотно также находится в Третьяковской галерее. А монастырь после револю­ции 1917 г. был закрыт, в 50-х гг. XX в. попал в зону затопления Горьковского водохранилища. Саввино- Сторожёвский монастырь тоже закрывали, но ему по­везло больше, в 1995 г. началось его восстановление, ныне он действующий.

Итак, «Тихая обитель» является пейзажем, со­зданным воображением художника, соединившего фрагменты реально существующих местностей. Но главное не это, а настроение, которое создаёт картина, чувство, которым она пронизана.

Интересно, что в повести А. П. Чехова «Три года» есть описание картины, по сюжету очень похожей на «Тихую обитель». В одном из эпизодов героиня, пришедшая на выставку живописи, заворожено рас­сматривает картину, где «на переднем плане речка, через неё бревенчатый мостик, на том берегу тропинка, исчезающая в тёмной траве, поле... А вдали догорает вечерняя заря. (...) И почему-то вдруг ей стало ка­заться, что эти самые облачка, которые протянулись по красной части неба, и лес, и поле она видела уже давно и много раз (...) и там, где была вечерняя заря, покоилось отражение чего-то неземного, вечного».

Действительно, значительную часть переднего пла­на картины — почти половину по горизонтали — занимает изображение реки. В самом низу полотна кусочек берега, с которого и «смотрит» вдаль худож­ник. Бережок, густо поросший травой и кустарником, пересекает тропинка, ведущая к деревянному мости­ку, переброшенному через реку. На противоположном берегу продолжением мостика выступает тропинка, которая разветвляется в две стороны. Мостик сильно обветшал: дерево потемнело, в настиле местами не хватает досок.

Противоположный берег зарос лесом, из гущи ко­торого тянутся к небу купола двух храмов. Справа — пятиглавый: большой купол в центре, по углам по купол»у поменьше. Неподалёку от этой церкви, чуть левее, виднеется ещё один небольшой купол. Судя по сохранившимся фотографиям Кривозерского мона­стыря, он и послужил прототипом церкви в правой части «Тихой обители». Стены храма белые, а четы­рёхскатная крыша и купола зелёные, словно нарочно под цвет окружающего леса.

В левой части картины изображена одноглавая церковь с колокольней, «моделью» для которой стала Саввино-Сторожёвская обитель. И снова — белый и зелёный цвета: белые стены храма и колокольни, зелёная крыша, с которой поднимается небольшой купол церкви. А надо всем этим — речкой, ветхим мостиком, величественными куполами храмов — яс­ное небо, по которому неторопливо плывут облака, озарённые закатными отблесками.

Дальний лесистый берег с храмами и небо с об­лаками отражаются в воде, как в зеркале. Художник живо воссоздал атмосферу летнего дня, точнее, ве­чера, когда ещё светло. И ощущение тишины — не только физической тишины, отсутствие лишних зву­ков, кроме звуков природы — но и тишины внутренней, умиротворённого созерцания, тоже явственно ощуща­ется при взгляде на картину Левитана. Удивительно, как посредством красок удалось это передать; удиви­тельно вдвойне, если вспомнить, что жизнь самого художника была полна тревог и невзгод, что он был серьёзно болен и подвержен приступам тяжёлой ме­ланхолии. Видимо, истинный мастер, когда творит, живёт иной жизнью, чем в остальное время. Какие бы бури не тревожили душу самого художника, на его картине — тихий уголок душевного покоя, в лесной глуши, вдали от земных соблазнов...