Ужасно стариком быть без седин;
Он равных не находит; за толпою
Идет, хоть с ней не делится душою;
Он меж людьми ни раб, ни властелин,
И всё, что чувствует, он чувствует один! М. Лермонтов

Счастливы те, кому удалось избежать
духа времени! Счастливы те, которые
перешли через пропасть, глядя в небо! А. де Мюссе

"Болезнь века” – это преждевременная старость души, полное разочарование в жизни и в собственных силах, это недуг, которым чаще всего болели молодые люди, юноши. Тема "болезни века”, которая, как говорил Пушкин, стала бедой всего романтического поколения, начинает робко появляться в произведениях зарубежных и русских писателей на рубеже XVIII-XIX вв. Однако постепенно она приобретает размах, и уже практически все русские и зарубежные писатели начала XIX века так или иначе обращаются к данной теме. Такой неподдельный интерес писателей к молодому поколению и его будущему приводит к тому, что уже к 1830-м годам и европейские, и русские романтики ясно осознают "болезнь века” как социально-историческое явление.

Почему же данная тема становится актуальной на рубеже XVIII-XIX веков, а не в предыдущие эпохи? Этому есть разумное объяснение. Ведь именно в XIX веке и в России, и в Европе борются два абсолютно противоположных направления – реализм и романтизм, каждое из которых совершенно по-разному рассматривает человека, понимает его место в мире и оценивает его роль в обществе. Приверженцы зарождавшегося тогда критического реализма воспринимали человека как типичное явление общественной жизни и как историческое лицо – не в том смысле, что он играл какую-то важную роль в истории, а в том, что он принадлежал истории, может быть, сам того не осознавая. Они видели трагедию человека в том, что он несет на себе печать своего времени, своего века и является частью своего поколения. Писатели-романтики, наоборот, изображали человека как уникальную личность, как энтузиаста, мечтателя, который стремится к недостижимому идеалу, но в конечном итоге осознает невозможность достижения этого идеала. Такое разочарование несет за собой полное опустошение души, безразличие ко всему происходящему, и в результате пылкий и восторженный герой превращается в стороннего ироничного наблюдателя, смирившегося со своей судьбой и не ждущего ничего от жизни: "Насмехаться над славой, религией, любовью, над всем в мире – это большое утешение для тех, кто не знает, что делать: тем самым они насмехаются над самими собою и, поучая себя, в то же время находят себе оправдание”.

Такого стороннего наблюдателя, критически относящегося не только к самому себе, но и к собственной современности, мы можем видеть в романе Альфреда де Мюссе "Исповедь сына века” и в романе М.Ю.Лермонтова "Герой нашего времени”. Важно заметить, что русский романист идёт вслед за своим французским предшественником: роман Мюссе был опубликован за три года до начала работы Лермонтова над "Героем нашего времени”. При этом тема "болезни века”, показанная у Мюссе как явление зарождающееся, у Лермонтова изображена в развитии: Печорин – это уже испорченный временем герой, который прошел все ступени разочарования и "омертвения” души.

В основе сюжета обоих произведений, и романа Альфреда де Мюссе "Исповедь сына века”, и романа М.Ю.Лермонтова "Герой нашего времени”, в центре находятся молодые юноши, типичные представители своего поколения, поколения больного, изнеженного, состарившегося раньше времени: "…встревоженные матери произвели на свет пылкое, болезненное, нервное поколение. Тысячи мальчиков хмуро смотрели друг на друга, пробуя свои хилые мускулы”. При этом внимание читателей акцентируется не столько на жизни героев, сколько на их размышлениях о себе и о своем веке. Именно поэтому писатели рисуют скорее психологические портреты своих героев, их противоречивый внутренний мир.

Сюжетное сходство дополняется сходством композиционным: оба романа состоят из пяти частей, причем каждая глава всякий раз по-новому представляет читателю героя. Говоря о композиции и хронотопе романов, следует отметить, что в "Исповеди сына века” сюжет и фабула схожи, а в "Герое нашего времени” нет, так как Лермонтов сознательно нарушает хронологию событий, мастерски используя приём "двойной хронологии”. Мюссе заставляет читателя шаг за шагом, постепенно следовать за героем, то есть быть свидетелем того, как Октав из пылкого, восторженного и чистого юноши превращается в распутного и эгоистичного человека, отрицающего и дружбу, и любовь, и счастье. Лермонтов преследует ту же цель, но достигает этого несколько иначе. Ему важно сперва показать Печорина таким, каким он стал за то время его жизни, которая была отравлена "болезнью века” (главы "Бэла” и "Максим Максимыч”), а уж затем, в последующих трёх главах, изобразить, каким герой был изначально и что побудило его измениться. Сходны романы Мюссе и Лермонтова и в жанровом отношении. В обоих произведениях присутствуют черты романа психологического, социального, авантюрного. Роман Мюссе полностью написан от первого лица, что по существу является исповедью Октава. Подобную откровенность героя мы наблюдаем и в произведении Лермонтова. Рассказ от первого лица свидетельствует не только о том, что повествователи хорошо знают о чувствах своих героев, но и о том, что герои в известной степени близки авторам. Но в отличие от "Исповеди сына века”, роман Лермонтова более полифоничен: Печорин показан не только в своеобразной исповеди (главы "Тамань”, "Княжна Мэри” и "Фаталист”), но и как бы со стороны – глазами Максима Максимыча (глава "Бэла”) и глазами рассказчика-повествователя (глава "Максим Максимыч”). Таким образом, читателю "Героя нашего времени” предлагается более объективный, чем у Мюссе, портрет героя.

Если затронуть проблему прототипов героев, то можно заметить, что герои во многом похожи на своих создателей, что позволяет говорить об автобиографичности обоих романов. Печорин обладает некоторыми качествами Лермонтова: он так же скрытен, как и автор романа, и так же разочарован в жизни. А в Октаве современники узнавали самого Альфреда де Мюссе, с его опытом разочарований и публичных скандалов. Что же касается Бригитты Пирсон, возлюбленной Октава, то она лишь отдалённо напоминала Жорж Санд. В целом же, история Октава – это достоверный рассказ об отношениях самого автора с его возлюбленной Жорж Санд. Например, читая роман, можно заметить, что поездка Октава за границу, вплоть до мелких деталей (чашка с чаем, по которой герой Мюссе узнаёт, что его возлюбленная была с другим мужчиной), действительно восходила к "венецианской драме” Мюссе. У М.Ю.Лермонтова же роман скорее пророческий, потому что в "Герое нашего времени” некоторые события из жизни Печорина будут напоминать отголоски судьбы самого автора (к примеру, дуэль Печорина, как и дуэль Лермонтова, будет происходить у подножия горы Машук). Однако если рассматривать взаимоотношения героя с женщинами, то, по мнению современников, в основу истории любви Печорина и Веры легла история пламенных чувств Лермонтова к Варваре Александровне Лопухиной-Бахметьевой. Стоит обратить внимание, что у Лопухиной была родинка на лбу и муж, намного старше её самой, а у Веры – родинка на щеке и все тот же старый муж.

В предисловии к роману Лермонтов пишет: "Герой Нашего Времени, милостивые государи мои, точно портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии”. Мюссе также подчеркивает, что его герой не является исключением: "Будь болен я один, я не стал бы говорить об этом, но так как многие другие страдают тем же недугом, то я и пишу для них, хотя не вполне уверен в том, что они обратят внимание на мой рассказ”. Свой роман "Исповедь сына века” Альфред де Мюссе начинает горькими размышлениями о безнадёжности и тоске, ставшими участью тех, кто властителями мира осуждён на "бездействие, праздность и скуку”: "Ужасная безнадежность быстро шагала по земле. Сыны века, полные сил, отныне никому не нужных, опускали праздные руки и пили из неглубокой чаши этот отравленный напиток”. Октав понимает, что он болен этой мучительной для молодого человека болезнью. Мюссе, в отличие от Лермонтова, называет причины этого недуга: "Болезнь нашего века происходит от двух причин: народ, прошедший через 1793 и 1814 годы, носит в сердце две раны. Все то, что было, уже прошло. Все то, что будет, еще не наступило. Не ищите же ни в чем ином разгадки наших страданий”. Для Мюссе эти две даты особенно значимы, так как в 1793 году во Франции произошла Парижская коммуна, процесс и казнь Людовика XVI, а в 1814 – падение империи Наполеона и реставрация династии Бурбонов во Франции. Лермонтов в своем романе прямо не говорит о причинах болезни Печорина, но мы можем предположить, что, скорее всего, это восстание декабристов, подавление которого породило упадок душевных сил среди молодых людей. Русско-турецкая война и Отечественная война 1812 года тоже сыграли далеко не последнюю роль в том, что Россия погрузилась в пучину пессимизма и безверия. Ведь душевный подъем, вызванный одержанной победой над Наполеоном, оказался не подкрепленным изменениями и реформами как в общественной жизни, так и в государственном устройстве России. "Звезда пленительного счастья”, о которой писал Пушкин, погасла, так и не успев загореться, а молодое поколение так и не увидело "обломков самовластья”.

В чем же заключается болезнь века? Чего она коснулась раньше – души или тела? По мнению и Мюссе, и Лермонтова, речь идёт о болезни души, отделившейся от тела. Не случайно в самом начале романа Мюссе говорит, что в стране образовалось два лагеря – душа и тело, которые противостоят друг другу: "Слышались только рыдания и взрывы смеха: рыдала душа, смеялось тело”. Душа – это "восторженные умы, люди с пылкой, страждущей душой, ощущавшие потребность в бесконечном, – хрупкие стебли тростника на поверхности океана горечи”, которые склонили голову, рыдая, и замкнулись в болезненных видениях. Тело – это люди, которые "крепко стояли на ногах, не сгибаясь посреди реальных наслаждений, и знали одну заботу – считать свои деньги”. Борьба души и тела – это борьба романтизма и реализма, столкновение чувства и разума.

Душа и чувства неразделимы, поэтому, отказавшись от искренних, настоящих чувств, люди забывают и о душе. Они начинают жить разумом, не пускают больше чувства в свои сердца. Так, герой Лермонтова говорит: "Я давно живу не сердцем, а головой. Я взвешиваю, разбираю свои собственные страсти и поступки с строгим любопытством, но без участия”, то естьспособность анализировать развила его ум, но высушила душу. Постепенно "болезнь века” перестает быть болезнью чувства, она становится болезнью интеллекта. "Как все люди сомневающиеся, я верил в мертвую букву, препарируя и убивая то, что любил”, – пишет Октав в своих мемуарах. Руководствуясь только рассудком, герои и Лермонтова, и Мюссе прекрасно понимают, что разум не может успокоить душу, не может вселить в сердце надежду, а, наоборот, с циничным равнодушием только сильнее подчеркивает все изъяны и несовершенства окружающего героев мира: "Леденящее светило разума сейчас же зажглось в небе, и лучи его, похожие на негреющие лучи холодной богини ночи, окутали бледным саваном весь мир”. Причем герои анализируемых произведений считают: то, что можно только почувствовать и нельзя постичь с помощью разума, является несуществующим, нереальным: "Человеческий разум – самая прекрасная из наших способностей и здесь, на земле, реальны только биржевые спекуляции, хорошие карты в игре, бутылка бордо за столом, здоровье, равнодушие к другим, а ночью, в постели, – сладострастное тело с гладкой надушенной кожей”. В результате душа, а вместе с ней и настоящий, чистый незапятнанный человек, начинает постепенно умирать, так как осознает, что все возвышенное утеряно и духовной части человека нечем больше наслаждаться. "У нас нет больше ни надежд, ни чаяний, ни даже двух скрещенных кусочков черного дерева, к которым можно было бы протянуть руки! – пишет Мюссе. – Светило будущего не в силах подняться над горизонтом, оно в тучах, и, как у зимнего солнца, диск его кроваво-красен – это кровь девяносто третьего года. Нет больше любви, нет славы. Черная ночь окутала землю! А когда наступит день, нас не будет в живых”.

Но совсем иное представление о мире у тела. Жизнь для тела, которое тоже омертвело из-за "болезни века”, – это лишь удовлетворение личных потребностей, так как для тела давно нет уже никаких высоких идей; жизнь – ничто, всего лишь поток времени с влияющими, так или иначе, на этот поток событиями: "Человек находится на земле, чтобы удовлетворять свои потребности. У него есть большее или меньшее количество кружочков желтого или белого металла, которые дают ему право на большее или меньшее уважение”. Тело, отделившись от души, пирует и, само того не замечая, становится растением, для которого жить – это значит, есть, пить и спать. А душа лишь смотрит на это и ничего не может сделать. В результате борьба души и тела перерастает у главных героев во внутренний мятеж между двумя "половинами”, сущностями героя: "...один живёт в полном смысле этого слова, другой судит его”.

В романе "Герой нашего времени” Печорин выдвигает внутреннюю противоречивость своего "я” на первое место, потому что особенно остро чувствует противоречивость своего состояния, о чем неоднократно говорит в своем журнале: "Моя бесцветная молодость протекла, – отмечает он, – в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли”. Герой чрезвычайно искренен в своем дневнике. Он пытается понять самого себя, проследить путь, который прошла его душа, он проводит своеобразный психологический анализ над самим собой, потому что для него "история души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа”. При этом Печорин совершенно не стремится оправдаться или приукрасить причины своих поступков. Такая беспощадность к самому себе – редкое свойство, так как большинство людей стремится при любых обстоятельствах найти себе оправдание. Та "половина души” Печорина, которая оказалась ненужной в том мире, где он жил, была лучшей. Вся исповедь героя построена на противопоставлении этих двух половин души: в одной, высохшей, умершей, были скромность, острое ощущение добра и зла, готовность "любить весь мир”, желание говорить правду – все это оказалось лишним; понадобилась вторая половина души, в которой жили скрытность, злость, зависть, обман, отчаяние, ненависть, злопамятство. В половине, которая "испарилась”, остались лучшие душевные действия и способность к этим действиям – всему этому не нашлось применения в свете: "Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я её отрезал и бросил, – тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал о существовании погибшей её половины” (Обычно такая двойственность рассматривается лишь как результат полученного Печориным светского воспитания, губительного воздействия на него дворянско-аристократической среды, переходного характера его эпохи). Мюссе тоже обнаруживает подлинное искусство психологического анализа, ведь ему в полной мере удалось "высказать сердце своего героя, переворошить его на все стороны, выворотить до дна и обнажить наголо во всей жалости и во всем ужасе холодной истины”. Октав пишет: "Я попеременно был резким и насмешливым, нежным и любящим, черствым и надменным, полным раскаяния и покорным”.

Отношение к своему поколению тоже сближает героев. Оба они разочарованы в своих современниках и в известном смысле противостоят собственному поколению, не сумевшему оставить после себя след в истории.

Толпой угрюмою и скоро позабытой
Над миром мы пройдем без шума и следа,
Не бросивши векам ни мысли плодовитой,
Ни гением начатого труда… –

писал Лермонтов в стихотворении "Дума”. Эту мысль повторяет и Печорин: "Мы не способны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного нашего счастия, потому что знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению… не имея… ни надежды, ни даже того… наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми или судьбою”. Октав менее беспощаден к своему поколению, хотя тоже считает, что его бесплодный век не создал ничего своего: "У нас есть кое-что от всех веков, кроме нашего, – явление невиданное в какую-либо эпоху”. Герои оказываются не только "произведениями века”, но и их жертвами, так как эпоха, в которой живут герои, отняла у них идеалы, растоптала юношеские мечты, лишила способности верить и любить.

Похожее отношение у героев и к любви. Они оба перестают в определенный момент своей жизни верить в искренние чувства женщины и в собственную способность подарить счастье любимому человеку, испытать чистую и безрассудную любовь. Герои боятся выглядеть смешными, потому что, на их взгляд, любовь делает человека незащищенным и слабым. Так Печорин в разговоре с Вернером заявляет: "…я презираю женщин для того, чтобы их не любить, ибо иначе жизнь была бы слишком смехотворной мелодрамой”. Здесь опять можно заметить сходство лермонтовского героя с Октавом, у которого возникает подобная мысль: "Берегись любить, для распутника это хуже всякой болезни, это значит сделаться смешным…”. Однако если у героя Мюссе подобная позиция – это результат разочарования в возлюбленной, которая посмеялась над первой чистой любовью молодого юноши, выставила напоказ самые сокровенные чувства ("Женщина, которая так долго была кумиром моего сердца, потеря которой причинила мне такие жестокие страдания, единственная, кого я любил и кого хотел оплакивать до самой смерти, сделалась вдруг бесстыдной и наглой тварью”), то у Печорина – это результат скуки. Печорин понимает, что все влюбленные женщины ведут себя одинаково, поэтому каждая новая встреча, каждая новая любовь становится для героя своеобразным экспериментом. Не случайно Печорин, добиваясь любви Бэлы, ставит перед собой цель не быть счастливым, а соприкоснуться с чем-то экзотическим: "Я надеялся, что скука не живет под чеченскими пулями, – напрасно <…> Я опять ошибся: любовь дикарки немногим лучше любви знатной барыни; невежество и простосердечие одной так же надоедают, как и кокетство другой”. В результате ни одна из женщин, любивших Печорина, не была счастлива. Стоит отметить, что лермонтовский герой и сам это прекрасно понимает. В своем журнале он пишет: "Моя любовь никому не принесла счастья, потому что я ничем не жертвовал для тех, кого любил: я любил для себя, для собственного удовольствия; я только удовлетворял странную потребность сердца, с жадностью поглощая их чувства, их нежность, их радости и страдания – и никогда не мог насытиться”. Октавиз романа Мюссестановится со временем похожим на Печорина, так как любовь превращается для него в телесное упражнение. Осознав, что он заражен "болезнью века”, герой пытается с помощью физического удовольствия заглушить крики души о помощи. В конце концов Октаву становится абсолютно неважно, с кем делить постель – с дамой из высшего света или с куртизанкой: "…он так же не чувствует любви к женщине, достойной ее, как и к той, которая ее недостойна. Он просто никого не любит, только и всего”. Поэтому встреча героя с Бригиттой Пирсон не многое меняет.Октав навсегда отравлен своим "жизненным опытом”, он не может верить своей любимой, поэтому терзает ее оскорбительным недоверием и бессмысленной ревностью, хотя героиня этого совершенно не заслуживает. Бригитта– это единственный человек, который по-настоящему, не ища никаких выгод, любит Октава, это идеальный образсамоотверженной женщины.Она относится к герою с материнской нежностью, с горячей любовью, иногда даже наступая на собственное самолюбие, на своё положение в обществе, так как понимает, что нужна любимому человеку. В результате Октав чувствует, что любит эту женщину. Сначала он боится себе в этом признаться, а затем со всей ясностью осознает, что впустил любовь в свое сердце, но при этом он продолжает мучить, унижать свою возлюбленную, упрекая ее в несовершенстве. В Октаве борются чувство благодарной любви и циничные подозрения, самоотверженное желание видеть Бригитту счастливой, пусть даже рядом с другим, и приступы болезненной жестокости. Все это творится в душе героя против его воли, и в этом снова ощущается влияние "болезни века”. Такой же и Печорин. Сначала он с нежностью относится к Вере, единственной женщине, которая его поняла, а потом флиртует у нее на глазах с Мэри.

Однако бывают моменты, когда герои проявляют слабость по отношению к своим возлюбленным. После дуэли с Грушницким Печорин получает письмо Веры и, осознав, что потерял любимую женщину навсегда, бросается вдогонку. В этот момент Печорин сбрасывает маску равнодушия. Простые человеческие чувства едва ли не впервые берут верх над разумом. Но впоследствии этот душевный порыв становится предметом самоиронии героя: "Я понял, что гнаться за погибшим счастьем бесполезно и безрассудно. Чего мне еще надобно? – ее видеть? – зачем? не все ли кончено между нами? Один горький прощальный поцелуй не обогатит моих воспоминаний, а после него нам только труднее будет расставаться. Мне, однако, приятно, что я могу плакать!”. Аналогичное "преображение” героя есть и в "Исповеди сына века”. Октав также в обществе, на сельском празднике прилюдно обижая Бригитту, танцует с госпожой Даниэль. Но лишь стоит ему остаться наедине с Бригиттой, Октав начинает "изливать душу” ей; он становится слабым и беспомощным: "Я на коленях уверял её в моем уважении, я приближался к её кровати, как к святыне; заливаясь слезами, я умоляюще протягивал к ней руки”. 

Дружба понимается героями тоже своеобразно. В сущности, к истинной дружбе оба не способны. Вернер, во многом близкий Печорину по характеру и складу мировоззрения, всё-таки не становится его близким другом: "Я к дружбе не способен, – признаётся Григорий Александрович, – из двух друзей один всегда раб другого, хотя часто ни один из них в этом себе не признается; рабом я быть не могу, а повелевать в этом случае – труд утомительный, потому что надо вместе с этим и обманывать; да притом у меня есть лакеи и деньги”. Друзья героев – это либо объекты утончённого издевательства, подобные Грушницкому, либо приятели, общение с которыми по какой-либо причине сулит выгоды. "Между людьми существуют известные узы. Дружба, например, состоит в том, чтобы давать взаймы деньги, но нам редко случается иметь друзей, которых бы мы любили для этого достаточно сильно. Родство служит для получения наследства. Единственное наслаждение уму доставляет тщеславие”, – пишет Октав.

Финал исследуемых произведений заставляет обратить на себя внимание. Читателю кажется, что в обоих романах он остается открытым, однако это лишь первое впечатление, ведь, в отличие от Мюссе, Лермонтов лишь создает иллюзию открытого финала, так как читатель узнает о смерти Печорина еще после второй главы, а сам роман заканчивается рассказом Григория Печорина о казаке в главе "Фаталист”. Открытый финал традиционно символизирует бесплодные попытки героев определить цель и смысл собственной жизни, найти достойное применение своим силам, обрести человеческое счастье. Мюссе своим романом продолжает эту традицию. Оставляя своего героя посреди жизненного пути, писатель хочет подчеркнуть, что поколение, к которому принадлежит Октав, пройдет по жизни незаметно, не оставив после себя никаких следов. Однако Лермонтов отрицает мысль В.Г.Белинского, выраженную в известной формуле "жизнь без смысла – роман без конца”. Он сознательно убивает своего героя, причем практически в самом начале романа, чтобы избавить читателей от иллюзий относительно возможного счастья Печорина. Причем автору важно подчеркнуть далеко не героическую смерть героя (Печорин умирает внезапно по дороге в Персию). Жестокость, равнодушие, невозможность действовать и трудиться – все это тяжелая ноша для человека. Человеку свойственно стремление к добру, правде, красоте, действию. У Печорина не было возможности осуществить свои стремления, поэтому он несчастлив.

Проследив за поведением, характерами героев Мюссе и Лермонтова, мы увидели, как они менялись в ходе сюжета. В романах ярко выражено отношение героев к дружбе, к любви. И в "Исповеди сына века”, и в "Герое нашего времени” герои отпускают своих возлюбленных с другими, так как понимают, что женщины, которых они любят, не будут рядом с ними счастливы. В отличие от Мюссе, у Лермонтова есть интересная деталь: Печорин умирает в дороге, то есть он так и не нашел своего места на земле.

Мюссе оказал заметное влияние на многих писателей Европы и России. Если говорить о женской судьбе, то в этом плане последователями Мюссе стали Гюстав Флобер ("Воспитание чувств”, "Госпожа Бовари”), Франсуа Морлак ("Клубок змей”). В России влияние Альфреда де Мюссе заметно на таких писателей, как М.Ю.Лермонтов ("Герой нашего времени”, "Демон”), А.С.Пушкин ("Евгений Онегин”), Герцен ("Кто виноват?”). Во Франции традиции Мюссе продолжили Бенжамин Констан ("Адольф”), Шатобриан ("Рене”), Альбер Камю ("Посторонний”) и другие.