Великие события 1812 г. произвели сильнейшее впечатление на императора Александра. Отечественная война совершила в нем целый переворот. Страх сковывал его душу в первый период войны, когда наши войска торопливо отступали перед непобедимым Наполеоном, когда дело дошло до потери первопрестольной Москвы. В порывах отчаяния Александр готовился к падению своего государства, но все-таки хотел защищаться до последнего солдата, хотя бы, по его словам, ему пришлось уйти в далекую Сибирь. Последовавшее затем отступление Наполеона и скорая гибель его «великой» армии наполнили душу Александра умилением перед благостью Промысла. Равнодушный до тех пор к религии, он стал отличаться глубоким благочестием и обнаружил большую склонность к мистицизму, стремясь, как все мистики, к внутреннему таинственному единению с Божеством. На себя он стал смотреть как на ничтожного и слабого человека, которого перст Божий избрал своим орудием, чтобы наказать властолюбие Наполеона. Вознесенный на высоту славы, ставший во главе всей Европы, Александр, тем не менее, тяготился почестями и охотно уединялся. В нем стало даже заметно разочарование жизнью: он как будто изверился во всем том, чем увлекался в молодости, перестал доверять людям, потерял веру в свои идеалы. На него начали влиять люди мистического образа мыслей, ханжи и изуверы. (За границею, например, Александр подпал влиянию экзальтированной баронессы Крюденер, в России — влиянию архимандрита Фотия.) Внутреннее управление государством перестало занимать Александра, и он возложил его на тех немногих людей, которым еще верил.

Первое место среди этих людей занимал граф А. А. Аракчеев, происходивший из офицеров Гатчинского войска (§ 138) императора Павла. При нем управление государством стало напоминать эпоху императора Павла. Жестокая солдатчина, пренебрежение к просвещению, самоуправство раздражали и путали всех. Тщетно было жаловаться на произвол временщика: государь не верил жалобам или же они не доходили до государя. Главною заботою Аракчеева было устройство так называемых «военных поселений». Государственные крестьяне в нескольких губерниях (по р. Волхову, на нижнем течении Днепра и в других местах) были обращены в «военных поселян», и в то же время в этих местностях были водворены на жительство целые полки солдат. Военные поселяне и пахотные солдаты должны были одновременно вести сельское хозяйство на своих землях и в то же время готовиться к строевой службе. Дети их («кантонисты») также попадали с раннего возраста в военную службу и соответственно обучались в военных поселениях. Цель военных поселений заключалась в том, чтобы возможно легче и дешевле пополнять армию большим количеством заранее обученных солдат. Но эта цель не могла быть достигнута: поселения стоили очень дорого, а поселяне не делались ни исправными крестьянами, ни хорошими солдатами. Жестокое управление и трудности «поселенной» жизни, где все подчинялось мелочным правилам и тягостному надзору, озлобляли поселян и вели к постоянным волнениям, даже открытым беспорядкам и бунтам. По этим причинам поселения не имели успеха и продолжали распространяться лишь по упрямству Аракчеева, который убедил государя в их пользе и приятности для населения.

В то время, как гражданское и военное управление сосредоточилось в руках всесильного Аракчеева, другому любимцу Александра, князю А.Н. Голицыну, были вверены дела народного просвещения и церковные, соединенные в одно ведомство в новом «министерстве духовных дел и народного просвещения». Учрежденное в 1802 г. министерство народного просвещения успело многое сделать для распространения образования в России. Были учреждены университеты в Дерпте (ныне Юрьеве, 1802), Казани (1804), Харькове (1804); тогда же был устроен в Петербурге педагогический институт, позднее преобразованный также в университет (1819). Почти во всех губернских городах были открыты «гимназии», а в уездных — «уездные» и «приходские» училища. Это были основные типы общеобразовательных школ, принятые правительством еще при императрице Екатерине II (§ 130). Кроме них, учреждались учебные заведения нового, типа — «лицеи», соединявшие в себе университетский и гимназический курсы (Царскосельский Александровский лицей, Ярославский Демидовский, Нежинский графа Безбородка и др.). С умножением учебных заведений и самое министерство народного просвещения росло и развивалось. Но в 1817 г., под влиянием идей «священного союза» и духа реакции, это министерство было преобразовано: его соединили с духовным ведомством, «дабы христианское благочестие было всегда основанием истинного просвещения». Осуществить эту задачу было поручено князю Голицыну, отличавшемуся мистическим настроением. Он должен был исправить недостатки университетов и других школ, искоренить из них «лжеумствования» и посредством цензуры бороться со свободным духом литературы. Сам князь Голицын обладал гуманностью и мягкостью; но некоторые чиновники его ведомства отличались необыкновенной нетерпимостью и с озлоблением начали гонение на все, что им казалось «безбожьем» и «вольнодумством». Однако новое направление в деле народного просвещения не привело к добру. Действия министерства не могли достигнуть своей благочестивой цели, потому что в большинстве случаев имели характер грубого и невежественного произвола. Вера и нравственность среди учащихся и служащих насаждались страхом и насилием, угрозами и наказаниями. Вместо истинных благочестивых чувств естественно развивалось лицемерие и показное ханжество. Подчиняясь наружно требованиям начальства, внутренне ненавидели его и тяготились навязанными чувствами и обязанностями. Мелочной надзор за поведением и образом мыслей вел к доносам и сыску, к мелочным преследованиям. В конце концов сам князь Голицын навлек на себя ряд обвинений в неправоверии (со стороны архимандрита Фотия) и был вынужден оставить свою должность.

Гнет Аракчеева и ему подобных, конечно, должен был вызывать общее неудовольствие. Становилось ясно, что в своем разочаровании и утомлении жизнью император Александр утратил веру в идеалы своей молодости и дал ход открытой реакции против всех тех преобразовательных начинаний, какими раньше увлекался. Постоянно мрачное и унылое настроение государя отзывалось и на всем обществе, сообщая печальный тон общественной жизни. Всякое общественное движение таилось и пряталось из боязни гонений. Между тем в обществе того времени нарождалось сильное внутреннее брожение.