Но мирное течение московской жизни,
нарушенное голодом 1601–1603 гг., было окончательно прервано
самозванческой смутою. В 1603 г. в юго-западной Руси и Польше
распространились слухи о том, что жив угличский царевич Дмитрий
Иванович, которого считали умершим в 1591 г. Человек, взявший на себя
имя Дмитрия, объявился сначала у русского князя Адама Вишневецкого, а
затем перешел к польскому пану Юрию Мнишку, у которого и стал жить в
замке Самбор. Он рассказывал о себе очень кратко и глухо, что был спасен
от покушения на его жизнь Годунова и теперь хочет «доступать»
отеческого престола. Представленный польскому королю Сигизмунду III и
перейдя из православия в католичество, Лжедмитрий получил возможность
собирать в Самборе войско для похода на Москву и вошел в сношения с
казаками на Дону и на «диком поле», поднимая их на Бориса.
Когда в Москве было получено известие о
появлении самозванца, Московские власти догадались, что имя Дмитрия взял
на себя беглый монах Григорий Отрепьев, происходивший из служилых людей
(детей боярских). Рано осиротев, он постригся в монахи и бродил по
монастырям, пока не добрался до Москвы. Там он был принят в Чудов
монастырь в Кремле и познакомился с московскою жизнью. Из Москвы с тремя
другими монахами Отрепьев убежал в Литву и Польшу, расстригся и
назвался царевичем Дмитрием. Однако, когда из Москвы сообщили обо всем
этом в Польшу, там сообщению не поверили, и Лжедмитрий продолжал свое
дело без помехи. И до настоящего времени не все верят тому, что
самозванец был Отрепьев. Одни ученые склонны думать, что это был
действительно царевич Дмитрий, укрытый Нагими от убийц, подосланных к
нему из Москвы. Другие думают, что это был самозванец, но не Отрепьев, а
какое-нибудь другое лицо, с которым вместе Отрепьев странствовал из
Москвы в Польшу. Некоторые, наконец, говорят, что Лжедмитрий был даже не
московский человек, а западнорусский уроженец, подготовленный поляками.
Вероятнее всего, однако, то, что это был Отрепьев; только, по всей
видимости, он сам верил в свое царское происхождение. Те, кто им
руководили, уверили самозванца, что, спасенный от убийства, он был в
детстве поневоле назван чужим именем и скрыт под монашескою рясою, пока
не вырастет и не станет в безопасности от Годунова. Все поступки
Лжедмитрия указывают на то, что он считал себя действительным царевичем и
не боялся никаких обличений в самозванстве.
Собрав войско, Лжедмитрий осенью 1604 г.
пошел в Московское государство, направляясь из Самбора мимо Киева на
Чернигов. Первые города московские поддались ему, но под
Новгородом-Северским он встретил отпор, а затем (в битве при с.
Добрыничах) был совсем разбит и прогнан на самый край Московского
государства, в Путивль. Однако дело его не было проиграно. На востоке от
Путивля, в новых городах, устроенных тогда на «поле» против татар,
казаки и служилые гарнизонные люди, возбужденные агентами Лжедмитрия,
подняли восстание во имя царя Дмитрия; собравшись целым войском, они
пошли на север и засели в городке Кромах. Воеводы царя Бориса, узнав об
этом, бросили разбитого самозванца в Путивле и двинулись осаждать Кромы.
Крепкий городок не сдавался, осада затянулась до весны 1605 г., и
войско Бориса, утомленное трудным зимним походом, пришло в расстройство.
В это время, в апреле 1605 г., неожиданно умер царь Борис.
На Москве воцарился сын Бориса, совсем
еще юный Федор Борисович. Сильная личность Бориса держала в повиновении
ему Москву и государство. Когда же вместо него на престоле оказался
неопытный мальчик, а влияние на дела присвоила себе его мать, царица
Мария Григорьевна (никем нелюбимая дочь опричника Малюты Скуратова), —
тогда бояре дали ход своей вражде к Годуновым. Шуйские с Голицыными и
другими боярами задумали изменить Годуновым и свергнуть их во имя царя
Дмитрия; затем они рассчитывали самого Дмитрия не пустить на престол,
так как они в него не верили, и избрать царя по своему усмотрению. Так
бояре и поступили. Они передались самозванцу под Кремами, привели к
присяге ему все войско и послали за ним в Путивль. В то же время в
Москве боярин князь Василий Ив. Шуйский, который производил следствие о
смерти царевича в Угличе, стал говорить, что в Угличе царевича не убили,
а спасли, и что он теперь сам идет к Москве. Москвичи возмутились
против Годуновых, свергли царя Федора Борисовича, убили его с матерью,
заточили в монастырь его сестру Ксению и стали ждать «истинного» царя
Дмитрия. Он приехал в Москву в июне 1605 г.
Таковы были успехи Лжедмитрия. Его
подготовили, по всей вероятности, некоторые из московских бояр,
ненавидевших Годунова и не желавших ему подчиняться. Вывезенный в
Польшу, Лжедмитрий получил там поддержку от короля и духовенства. Король
надеялся, дав помощь самозванцу, возбудить междоусобие во враждебной
ему Москве и тем ее ослабить. Католическое духовенство, обратив
самозванца в католичество, думало через него достичь подчинения папе и
всего Московского государства. Для того при самозванце всегда находились
иезуиты; они сопровождали его до самой Москвы. Лжедмитрий нашел
сочувствие и в некоторой части польского панства и шляхты. Шляхтичи шли в
его войско, надеясь получить славу и добычу при завоевании Москвы. На
то же рассчитывали и паны, вроде пана Мнишка, который прочил в жены
самозванцу свою дочь Марину. Но главным образом создали успех самозванцу
русские люди с южной окраины Московского государства, как казаки, так и
служилые люди вновь построенных городов. Все они были выходцами из
центральных областей государства, где страдали от опричнины и от
крепостной зависимости. Все они поэтому ненавидели московские порядки и
поднялись против Бориса, надеясь, что «истинный» царь Дмитрий улучшит их
положение и усмирит «лихих бояр», угнетавших простой народ. Когда
Лжедмитрий, пользуясь такою разнообразной поддержкою, внес тяжелую смуту
в Московское государство, бояре решились воспользоваться ею, чтобы
избавиться от ненавистных Годуновых, а потом и от самого Лжедмитрия.
Годуновых им удалось истребить; но когда князь Василий Ив. Шуйский стал,
вопреки прежним своим речам, говорить против Лжедмитрия, убеждая народ
не пускать его в Москву, то ему уже не поверили и арестовали его, а
народ устроил самозванцу торжественную встречу и принял его как
истинного царевича.
|