По характеру своему Никон пользовался
своим влиянием и властью очень решительно и круто. По словам
современников, он начал «стоять высоко и ездить широко». Он любил
проявлять свою мощь, требовал почтения и повиновения ото всех, скоро и
жестоко наказывал ослушников. «Какая тебе честь, владыко святый, что
всякому ты страшен? — говорил Никону один из его прежних друзей. —
Государевы царевы власти уже не слыхать, от тебя всем страх и твои
посланники пуще царских всем страшны!» Хотя Никон деятельно управлял
церковными делами и устроил для церкви и духовенства много полезного,
однако духовенство не любило его за его властолюбие и крутой нрав. Не
любили его и придворные. Они должны были поневоле терпеть его
вмешательство в государственные дела и его высокомерное отношение к
боярам; но они хорошо понимали, что Никон пользуется таким значением не
по праву, а только по государевой любви и милости. Естественно было
среди придворных желание отнять у патриарха эту милость, а вместе с тем
уничтожить его влияние и силу. Поэтому против Никона легко возникали
интриги; против него была настроена даже царская семья.
Понемногу и сам царь начал освобождаться
от слепого подчинения Никону. Этому много содействовали путешествия
молодого царя в Литву и Ливонию на театр войны. Во время походов он
увидел много нового как на Руси, так и за границею. Он возмужал,
развился и приобрел некоторую самостоятельность ума и характера. Выйдя
из-под влияния привычной московской обстановки, он сознательнее стал
относиться к московским делам и людям; ему стало не нравиться открытое
величание Никона. Правда, царь Алексей не изменил сразу дружественного
обращения с патриархом; однако между ними стали происходить короткие
размолвки, и царь не раз сердился на патриарха за его самовольство. С
течением времени эти размолвки становились чаще и сильнее. Наконец, в
1658 г. последовал окончательный разрыв дружеских отношений. Никона
перестали призывать во дворец на придворные торжества и церемонии.
Однажды во время такой церемонии у дворца побили палкою посланного
Никоном во дворец патриаршего чиновника. Виновный в этом (окольничий
Хитрово) остался без наказания; мало того, на жалобы Никона по поводу
этого дела царь прислал ему сказать, что сам он гневен на патриарха за
то, что тот держит себя самовластно и именуется «великим государем».
Получив такое извещение от царя, не желавшего лично видеться с
патриархом, Никон решил оставить патриаршество на Москве. Отслужив
последний раз литургию в Успенском соборе (10 июля 1658 г.), он снял с
себя патриаршее облачение и, несмотря на просьбы бывшего в церкви
народа, уехал из Москвы в «Новый Иерусалим», иначе Воскресенский
монастырь, который он сам себе устроил (в 40 верстах от Москвы) на
личные средства.
С отъездом Никона наступила смута в
русской церкви. Вместо ушедшего со своего престола патриарха надобно
было избрать нового. Но поведение Никона не допускало до этого: хотя он
сам торопил с избранием патриарха, однако о себе самом давал понять,
что, оставив московскую кафедру, он не снял с себя патриаршего сана.
Выходило так, что Никон оставался патриархом, только не в Москве.
Понятно, что, имея уже одного патриарха, русская церковь не могла
избирать другого. Это можно было сделать, только сняв с Никона
патриаршество. Об этом и поднят был вопрос на соборе русского
духовенства в 1660 г. Большинство собора было против Никона и
постановило лишить его сана; но меньшинство (в том числе знаменитый
ученый монах Епифаний Славинецкий) доказывало, что поместный собор не
имеет такой власти над патриархом. Царь Алексей согласился с доводами
меньшинства, и Никон сохранил сан. Но это так запутало дело, что оно
могло быть разрешено только междуцерковным советом. В особенности
хлопотал о том, чтобы завязать сношения по делу Никона с греческими
патриархами, бывший тогда в Москве ученый грек Паисий Лигарид
(митрополит Газский). Сношения эти были начаты и велись несколько лет.
Они привели к тому, что восточное патриархи изъявили свое согласие на
устройство в Москве собора греческих и русских иерархов. Два патриарха
лично приехали в Москву (Александрийский и Антиохийский), а два другие
(Цареградский и Иерусалимский) прислали свои грамоты и представителей. В
конце 1666 г. составился в Москве «великий собор» для суда над Никоном;
на нем присутствовало до 30 архиереев, русских и греческих, от всех
главных церквей православного востока.
В ожидании соборного суда над собою
Никон держал себя очень неспокойно и этим раздражал государя. Он вздумал
было самовольно приехать из своего монастыря в Москву и снова занять
патриарший престол; но его тотчас же отправили назад в монастырь, не
позволив и дня остаться в Москве. Он пытался далее сам вступить в
сношения с патриархами и писал им послания, в которых, не стесняясь,
жаловался на бояр и на самого царя, обличал в ереси Паисия Лигарида и
бранил московские порядки, установленные Уложением. Послания Никона были
перехвачены и на соборе послужили тяжкою уликою против него же. Собор
сначала познакомился с делом в отсутствие Никона. Затем позвали самого
Никона, чтобы выслушать его объяснения и оправдания. Никон держал себя
гордо и неуступчиво, вступал в споры с обвинителями и самим царем,
который в слезах и волнении жаловался собору на многолетние провинности
патриарха. Собор единогласно осудил Никона и лишил его патриаршего сана и
священства. Обращенный в простого инока, Никон был сослан в Ферапонтов
монастырь близ Белаозера. Почти пятнадцать лет провел он в заточении и
только в 1681 г. был отпущен в свой Воскресенский монастырь. Но по
дороге туда, на Волге, около Ярославля, 76-летний Никон скончался под
стенами Спасского монастыря на том струге (большой лодке), на котором
его везли.
Никон действовал властолюбиво и
высокомерно не только по своей энергичной и властной натуре, но и по
своим взглядам на значение церковной власти. «Священство выше царства, —
говорил он. — Священство от Бога, помазание же на царство от
священства»; «Господь Бог, когда сотворил землю, повелел двум светилам
светить ей, солнцу и месяцу, и через них показал нам власть архиерейскую
и царскую, солнцем — власть архиерейскую, месяцем — царскую»; в вещах
мирских «царь и архиерей не выше один другого»; «в вещах же духовных
архиерей великий выше царя». Говоря так, Никон не мог смотреть на себя
иначе как на «великого государя» и не мог одобрять Уложения, которое
ограничивало права духовенства и подчиняло духовенство в некоторых
случаях «мирскому» светскому суду. Но притязания Никона не имели почвы в
русском быту, так как на Руси духовенство никогда не ставило себя выше
князей и царей и не искало мирской власти и прямого влияния на
государственные дела. Поэтому Никон не нашел себе сочувствия не только в
светском обществе, но даже и в духовенстве. Его стремление к особому
возвышению патриаршеского авторитета приписывали его личной гордости и
заносчивости, и собор согласно осудил Никона. Но когда греческие
патриархи, составив по-гречески приговор над Никоном, поместили в его
тексте утверждение о том, что патриарх должен быть во всем «послушлив»
царю, то русские архиереи стали против такой мысли, как раньше стояли
против притязаний Никона. Они находили, что истинный порядок должен быть
таков, чтобы царь имел преимущество в государственных делах, а патриарх
— в церковных. На этом, после споров, и решил собор. Однако мнение
греческих иерархов о неправоте Никона и об общем превосходстве царской
власти над патриаршеской было усвоено московскими государями; оно
навсегда лишило церковную власть на Руси возможности в чем бы то ни было
равнять себя с властью царской и подготовило в будущем полное
подчинение церкви государству.
|
