Стихотворение, возможно, трудно воспринимается на слух учащимися с
первого раза, но, постепенно углубляясь с учениками в смысл поэтических
строчек «Шестого чувства», видишь, как оно околдовывает сердца юных
читателей
Прекрасно в нас влюбленное вино И добрый хлеб, что в печь для нас
садиться, И женщина, которою дано, Сперва измучившись, нам
насладиться. Но что нам делать с розовой зарей Над холодеющими
небесами, Где тишина и неземной покой, Что делать нам с
бесссмертными стихами? Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать -
Мгновение бежит неудержимо, И мы ломаем руки, но опять Осуждены
идти все мимо, мимо. Как мальчик, игры позабыв свои, Следит
порой за девичьим купаньем, И ничего не зная о любви, Все ж
мучится таинственным желаньем, Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознания бессилья Тварь скользкая, почуя на плечах Еще
не появившиеся крылья, Так век за веком - скоро ли, Господь? -
Под скальпелем природы и искусства Кричит наш дух, изнемогает плоть,
Рождая орган для шестого чувства. Он погиб в 35 лет. Как и
предвещал, «не на постели, при нотариусе и враче». Его расстреляли. За
недонесение о заговоре. Мог ли он, бесстрашный, мужественный человек,
прошедший войну и награжденный двумя Георгиевскими крестами, спешить
предать своих товарищей, угодничать перед новой властью? Смешно. Смешно,
«когда бы не было так грустно». 1921 год - год смерти А. Блока и Н.
Гумилева - можно считать концом «серебряного века». На смену ему пришел
«век железный», где не было места честной поэзии, мужественным стихам,
воспевающим романтическую преданность идеалу, верность долгу, офицерской
чести, женщине. Шестьдесят лет имя Гумилева было под строжайшим
запретом. Шесть десятилетий его стихи ждали своего часа. И вот они
открыты для каждого. Что же в них? Политический манифест поэта?
Проклятья в адрес большевиков? Ненависть к новой власти, как в стихах З.
Гиппиус, в дневниках И. Бунина, в статьях М. Горького в «Новой жизни»?
Отнюдь. Гумилев был аполитичным человеком. Мы не найдем в его поэзии
отрицания революции, протеста против насилия и жестокости большевиков.
Но его стихи есть героическими по сути, это поэзия идеала «без ломания
себя до меняющихся политических лозунгов». Его стихи - гимн
мужественному человеку, поклоняющемуся красоте. Недаром он возглавлял
Цех поэтов, девизом которого стало «Акмэ», то есть совершенство,
вершина, расцвет. На щите акмеистов было начертано - «ясность, простота,
утверждение реальности жизни». Сам Гумилев подчеркивал в поэзии
акмеистов «мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь». Близкий
друг Н. Гумилева Г. Иванов рисует облик поэта следующими штрихами: «От
природы робкий, тихий, болезненный, книжный человек, он приказал себе
быть охотником на львов, солдатом, награжденным двумя Георгиями..., и то
же, что со своей жизнью, он проделал над своей поэзией. Мечтательный,
грустный лирик, он сломал свой лиризм, сорвал свой не особенно сильный,
но необыкновенно чистый голос, желая вернуть поэзии ее прежнее величие и
влияние на души - быть звенящим кинжалом, жечь сердца людей».
Это стихотворение, написанное поэтом за год до гибели, увидело свет в
1921 году, в последний год жизни Гумилева. Стихотворение входит в
последний прижизненный сборник стихов «Огненный столп». Этот сборник -
качественно новый по сравнению с первыми томиками поэта. Здесь звучит
голос не юноши, грезящего дальними странами от Нила до Невы, а голос
зрелого поэта и человека. «В стихотворениях «Огненного столпа» мы
видим нового, «вершинного» Гумилева, чье отточенное поэтическое
искусство лидера акмеизма обогатилось простотой высокой мудрости,
чистыми красками, мастерским использованием причудливо переплетающихся
прозаически-бытовых и фантастических деталей для создания
многомерного...художественного образа». Лирический герой «Огненного
столпа» занят вечными проблемами - поисками смысла жизни и счастья,
противоречиями идеального и реального, сомнениями человека, уже
знающего, что такое жизнь. Читатель вслед за героем идет на поиски
счастья, радуется и печалится вместе с ним. Стихи этого сборника обрели
глубокую метафоричность и точность, четкое и выверенное по форме
звучание, мудрость жизненного опыта. «Трудно назвать настроение этой
книги оптимистическим, хотя чистые и светлые чувства, возникающие от
соприкосновения с любовью, красотой и гармонией, пронизывают всю ткань
сборника», - писал А. Мандельштам в книге «Серебряный век: русские
судьбы». В одном из своих первых стихотворений «Кредо» Гумилев
сказал о себе вещие слова: Всегда живой, всегда могучий,
Влюбленный в чары красоты... Вот эту влюбленность поэт пронес
через всю свою жизнь, короткую, но наполненную испытаниями. И в
последних стихах он не отрекается от своего кредо, жизненного и
поэтического, а открыто провозглашает гимн красоте, «шестому чувству»,
которое не дано человеку при его появлении на свет, но может в нем в
муках родиться. Стихотворение «Шестое чувство» начинается
неспешно. Поэт говорит о радостях бытия, вполне земных, реальных: Прекрасно
в нас влюбленное вино, И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано, Сперва измучившись, нам насладиться.
Ну что ж, человеку свойственно есть, пить, предаваться любви. Это
составляет суть жизни. И поэт говорит об этом без иронии. Человеческие
чувства: зрение, осязание, ощущение, вкус, обоняние - удовлетворяются
повседневными радостями. Но неужели это все, что человеку необходимо?
Вторая строфа стихотворения - это вопросы, мучающие лирического
героя, это его размышления вслух. Это не сомнение в «полезности» хлеба,
вина, любовных наслаждений, а сомнение в том, что лишь это нужно
человеку. Возникает неосознанный спор с людьми базаровского толка,
которые одобряют лишь то, что полезно. Но как тогда относиться к
жизненным явлениям, которые «ни съесть, ни выпить, ни поцеловать»? Зачем
они человеку? Как они тешат его пять вполне земных чувств? Полезно ли
любование «розовой зарей над холодеющими небесами»? Какой прок от
«бессмертных стихов»? Неповторимые мгновения жизни «бегут
неудержимо». Сам автор стихотворения переполнен тоской о невозможности
задержать, продлить уходящие мгновения красоты: «И мы ломаем руки, но
опять осуждены идти все мимо, мимо». Как щемяще это повторение слов:
«мимо, мимо»! Но ведь многие живут, не видя звезд над головой, не
испытывая потрясения от рифмующихся строчек, их не может взволновать
любование природой. Они никогда не воскликнут: «Остановись, мгновение:
ты прекрасно!» Что это? Простота или недоразвитость чувств? Возможно,
эти люди лишены того органа, которым воспринимаешь красоту? А может
быть, они наделены этим «шестым чувством», но не дали ему проявиться?
Скорее всего, эмбрион чувства красоты есть в каждом человеке. Ведь
потрясен мальчишка, почувствовавший неведомый ему ранее восторг
любования прекрасным. Он, «ничего не зная о любви, все ж мучится
таинственным желаньем». Даже у «скользкой твари» могут
прорезаться крылья. Но развитие «шестого чувства» сопряжено с
болью: эта «тварь» «ревела от сознания бессилья...», не разумея (если
это слово можно отнести к земноводным), что, «рожденная ползать», она
получает возможность летать. Высокое и прекрасное рождает боль и в
душе человека. Приходит на ум утверждение Достоевского о том, что путь к
счастью лежит через страдание. Многие сознательно или же бессознательно
берегут себя от страданий, от переживаний, на которые обречен тонко
чувствующий человек. Эти люди лишают себя крыльев. Но природа
человеческая мстит за измену. Как здесь не вспомнить балладу И.
Драча о крыльях, которые вырастают «у дядьки Кирила» вопреки его воле.
(На уроке, если состоится живой разговор о стихотворении Гумилева, можно
прочитать ученикам «Балладу о крыльях», дать им возможность подумать об
общности идеи двух произведений, об отличительных художественных
свойствах стихотворения Гумилева и баллады Драча. Возможна письменная
работа компаративного характера). Финал стихотворения Н. Гумилева
по-настоящему высок. В нем чувствуется уверенность в том, что «органом
для шестого чувства» будут наделены все. Нужно время («век за веком»),
работа духа и плоти и вмешательство «природы и искусства». Поэт торопит
этот момент, призывает его, обращается к Господу с просьбой о
приближении этого часа («Скоро ли, Господь?»). Стихотворение
скупо наделено художественными украшениями в виде тропов и
стилистических фигур. Есть емкие эпитеты (розовая заря, холодеющие
небеса, бессмертные стихи, скользкая тварь, таинственное желанье и др.),
есть точные развернутые сравнения (содержание четвертой и пятой
строфы). Метафоричность понятия «шестого чувства» расширяет до
необъятного пределы понимания этого явления. Что это: чувство
прекрасного, чувство высокого, идеального, ирреального, иррационального?
Каждый читатель, надо надеяться, даст свой ответ. В
стихотворении есть риторические вопросы, которые, не требуя ответа, все
же заставляют задуматься над истинными человеческими ценностями. Но
эти немногие художественные средства всегда уместны, лаконичны, точны.
Стихотворение мужественно в том смысле, что написано настоящим мужчиной,
который без лишних слов и витиеватостей говорит о главном, о том, что
его волнует. Автор обращается к читателю с самым сокровенным, надеясь,
что тот разделит с ним его ощущения. Такого читателя всю жизнь искал
поэт. Он говорил о читателе-друге, который «переживает творческий миг во
всей его остроте... Для него стихотворение дорого во всей его
материальной прелести... Прекрасное стихотворение входит в его сознание
как непреложный факт, меняет его, определяет его чувства и поступки.
Только при условии его существования поэзия выполняет свое мировое
значение облагораживать людскую природу. Такой читатель есть...» Гумилев
в это верил. И мы поверим в то, что читатели стихов Н. Гумилева
облагорожены его поэзией и что их шестое чувство при чтении гумилевских
строчек получит высокое эстетическое наслаждение. Стихотворение «Шестое
чувство» обжигает. Оно прекрасно и возвышенно. Строчки будоражат и
призывают, настаивают и убеждают, предвещают и ожидают. Стихотворение
действительно имеет большой отклик в сердцах старшеклассников. В этом я
убедилась на уроках, посвященных поэзии Гумилева. Стихотворение,
возможно, трудно воспринимается на слух учащимися с первого раза, но,
постепенно углубляясь с учениками в смысл поэтических строчек «Шестого
чувства», видишь, как оно околдовывает сердца юных читателей. Возможно,
они не могут иногда дать определение этому чувству, но их смутные
догадки так или иначе переходят в прозрение.
|