При Академии наук была создана крупная библиотека.

Следует сказать, что необходимость такой библиотеки была ясна не только Петру I, но и его ближайшим сподвижникам. Один из представителей царя за границей стольник Федор Сте­панович Салтыков является автором двух записок о пре­образованиях в России, составленных им в 1713 г. и пере­сланных царю. В первой из них — «Пропозициях» — Салтыков советует Петру учредить в каждой из губер­ний России по одной-две академии для обучения детей дворян, купцов «и всяких иных разных чинов». При этих академиях, которые он предлагал разместить в мо­настырях и содержать на монастырские доходы, необхо­димо создать типографии, а также библиотеки «из раз­ных языков и из разных наук», наподобие Оксфордской и Кембриджской библиотек в Англии. В другой записке — «Изъявления, прибыточные государству» — Салтыков предлагал в каждой губернии организовать по одной библиотеке, очистив для этого здания монастырей. В библиотеках должны быть собраны старинные рукопис­ные и печатные книги, а также научная литература на различных языках. Библиотеки должны были «строить» (т. е. комплектовать) те люди, «которые видали то строение в других государствах».

Мы не знаем, насколько записки Салтыкова уско­рили учреждение в Петербурге новой библиотеки. Для нас важно другое. Записки Салтыкова показывают, что не только Петр понимал необходимость совдания в Рос­сии государственной библиотеки. Об этом говорили Петру и крупные западноевропейские ученые, сочув­ственно относившиеся к преобразованиям в России. Так, Лейбниц в известной записке о введении наук в России, составленной в конце 1708 г., писал, что для распростра­нения наук и художеств нужны библиотеки, музеи по естественной истории и другие культурно-просветитель­ные учреждения. «Библиотека должна быть сколько воз­можно обширна и хорошо снабжена». Следует, по мне­нию Лейбница, обратить особое внимание на приобрете­ние книг по математике и механике, естествознанию, истории и описанию путешествий. Латинские книги должны быть основой библиотеки, но важно иметь лите­ратуру и на западноевропейских языках, а также на языках греческом, славянских, арабском, персидском, турецком, китайском. Для библиотеки нужно приобре­тать также древние и новые рукописи, гравюры и ри­сунки.

Несомненно, что Петр имел свой план организации государственной библиотеки. Он считал нужным сделать ее единым учреждением с музеем-кунсткамерой, так как и библиотека, и музей, по мнению Петра, должны были иметь одну общую задачу — содействие распростране­нию в России научных знаний. Кроме того, и это осо­бенно важно, Петр ясно сознавал необходимость сделать новую библиотеку (как и музей) учреждением обще­ственного пользования. Известно, что он категорически воспротивился предложению П. И. Ягужинского брать плату за вход в библиотеку и Кунсткамеру.

Таким образом, по мысли Петра, новая библиотека, в отличие от многих королевских книгохранилищ того времени, с самого своего основания должна была стать публичной.

Никакого правительственного акта об учреждении библиотеки Академии наук до нас не дошло. Сохранив­шиеся же сведения об основании этой библиотеки и ее первоначальном книжном фонде противоречивы. В иллю­стрированном издании, первом своеобразном путеводи­теле по Академии наук, вышедшем из печати в 1741 г. на немецком и русском языках под названием «Палаты Сапктпетербургской Академии наук, Библиотеки и Кунсткамеры...», говорится: «С самого начала со­стояла библиотека только из 2000 книг, которых поло­вина привезена была из Риги, а другая — с Москвы. Первые из оных книг были по большей части богослов­ские, а последние — медические и исторические... на­ходилась Библиотека и Кунсткамера с 1714 г. по 1719 г. в Летнем дворце». Слово «половина» в приведенной цитате не следует понимать буквально. В немецком тексте этого издания говорится, что книги были привезены частично из Риги, частично из Москвы. Также нельзя считать вполне точной и цифру 2500 книг.

Впрочем, цифра 2500 книг, не случайна. Она соответствует числу названий книг собрания гер­цога Курляндского, которое постудило в библиотеку Академии наук в самые первые годы ее существования.

Существуют еще два свидетельства о первоначаль­ном составе библиотеки, относящиеся к XVIII в. Первый историк Академии наук Г.-Ф. Мил­лер пишет, что книги библиотеки Академии наук были собраны во время Северной войны в Польше, Курляндии и Финляндии. Приведение в порядок привезенных книг было поручено в 1714 г. И. Д. Шумахеру.

Сходна с этим версия автора широко известного «Дневника» Ф. Берхгольца, который сообщает, что в первоначальный фонд библиотеки вошли книги, собран­ные по большой части в Польше.

Сосредоточение в одном помещении книг, свезенных из разных мест, не означало еще основания новой библиотеки. Пока это был простой склад книг, находив­шийся тогда в распоряжении лейб-медика царя и прези­дента Аптекарской канцелярии Роберта Арескина, кото­рый, будучи занят другими делами, не имел возмож­ности уделять книгам достаточного внимания. Однако Петр считал, что пришла пора заняться библиотекой по-настоящему. Еще в 1713 г. в Париже Петром Лефор­том, племянником известного любимца Петра I Франца Лефорта, был принят да русскую службу некий Иоганн-Даниил Шумахер, магистр философии, окончивший Страсбургский университет. В сентябре 1714 г. Шу­махер прибыл в Петербург, и здесь «спустя три недели по приезде моем,—пишет Шумахер в своем «Житии», хранящемся в Архиве Академии наук, — определен я был чрез посредство доктора Арескина... в службу его имп. величества в должность библиотекаря».

Шумахеру был поручен разбор книг, находившихся в служебном помещении Летнего дворца. Будучи перво­начально, как уже говорилось, единственным библиотеч­ным работником, он сам систематизировал литературу, составлял каталоги и выдавал книги единичным тогда читателям. Так, известен факт выдачи из библиотеки в 1715 г. путешественнику Лоренцу Лангу (впоследствии иркутскому вице-губернатору) словаря Бейля. В 1716 г. по приказу Арес­кина был принят для переплета библиотечных книг вы­ходец из Гданьска Христофор Битнер.

Время начала работы над книжными фондами в по­мещениях Летнего дворца (1714 г.) считается датой основания новой государственной библио­теки.

Книги библиотеки герцога Кур­ляндского были привезены не в Летний дворец, а сло­жены в Петропавловской крепости. Следовательно, уже в 1716 г. служебные помещения Летнего дворца были заполнены и места для новых книг там не хватало. Приходилось думать о новом здании для библиотеки. Положение осложнилось тем, что Петр решил сделать библиотеку и музей (Кунсткамеру) единым учрежде­нием. И если для книг какое-то помещение все же име­лось, то экспонаты музея размещать было негде.

Когда в 1716 г. прибыли из Копенгагена для музея «всякие раритеты», Шумахер, которому было поручено «смотрение» но только за библиотекой, но и за Кунст­камерой, оказался в затруднительном положении: 4 сен­тября он просил отвести для хранения экспонатов «две коморки». Как был разрешен вопрос, мы не знаем. Возможно, что привезенные вещи, так же как и другие экспонаты, за недостатком помещения находились в доме Р. Арескина. В 1718 г., после казни одного из главных приверженцев царевича Алексея Петровича А. В. Кикина, на левом берегу Невы против Охты был конфиско­ван каменный дом, так называемые Кикины палаты, и Петр распорядился перевести туда библиотеку и Кунсткамеру.

Впервые книжные фонды были собраны в одном помещении, расставлены в определенном порядке. Появи­лась возможность открыть Библиотеку для посетителей, установив для этого специальные дни. Библиотека сделалась публичной, что невозможно было осуществить раньше, поскольку доступ в дворцо­вые помещения не был свободен для всех. Следует иметь в виду, что в Кикины палаты была переведена лишь часть книг из Библиотеки, так как те из них, которые находились в постоянном пользовании Петра, остались в дворцовых помещениях.

В 1718 г. библиотека пополнилась двумя крупными книж­ными собраниями — Виниуса и Питкейрна.

Количе­ство книг в библиотеке приближалось уже к 10 000 томов. Однако Петр не считал собирание книг для новой библио­теки законченным. В 1721 г. он послал Шумахера за границу. Была составлена инструк­ция «Пункты о том, что библиотекарю Шумахеру чрез путешествие ево в Германии, Франции, Англии, Голлан­дии учинить», в которой между прочим значилось: «Смот­реть ему знатнейшие библиотеки, какою матерею они учреждены и соблюдаются, а паче ему надлежит о но­вых и самолучших книгах уведомляться и спрашивать где-либо изрядная и совершенная библиотека обре­тается». Шумахеру поручалось ознакомиться с ор­ганизацией зарубежных библиотек для использова­ния их опыта в России и приобрести новые книги.

Вернувшись в 1722 г. в Россию, Шумахер подал Петру подробный отчет о своей поездке.

Поездка Шумахера содействовала, по-видимому, более регулярному пополнению библиотеки Академии наук иностранными книгами. «В 1723 году начали выписывать книги из Голландии, из коих многие дошли сюда и в тамошнем переплете. Сие продолжалось до 1728 года, и число оных накопилось до тысячи». Отношения, установленные Шумахером с голландским «славным и искусным» книготорговцем Васенбергом, очевидно, дали свои плоды.

В среднем в год закупалось по 117 томов, причем эта цифра имела явную тенденцию к повышению. Среди за­купленных книг было много исторических.

О приобретении библиотекой Академии наук книг за границей стало широко известно в Европе, и некоторые владельцы библиотек сами предлагали ей свои книги.

В 1723 г. был отдан под суд вице-канцлер П. П. Шафиров и имущество его конфисковано. У Шафирова име­лось довольно большое собрание книг, которые Петр рас­порядился отдать в библиотеку.

К концу 1725 г., т. е. к тому времени, когда начала функционировать Академия наук и императорская биб­лиотека стала выполнять новые для нее функции — об­служивание академиков, эта библиотека была уже круп­ным книгохранилищем.

Кто же были читатели библиотеки? В архиве Акаде­мии наук сохранился журнал записи книг, выдан­ных в 1724—1725 гг. При выдаче книг в журнале про­ставлялись следующие данные: дата выдачи, кому и какие именно книги выданы. При возвращении книг запи­санное в журнале зачеркивалось или делалась соответ­ствующая отметка. Журнал велся разными людьми и очень неряшливо, что говорит о том, что учету выданных книг не придавалось должного значения. Некоторые за­писи сделаны настолько неразборчиво, что расшифровать их почти невозможно.

В эти годы читателями были: архиепископ Феофан Прокопович, архимандрит Афанасий Кондоиди, генерал-фельдцехмейстер Я. В. Брюс, вице-канцлер А. И. Остерман, царевна Анна Петровна, бывший воспитатель царе­вича Алексея Петровича барон Гюйссен, лейб-медик Л. Л. Блюментрост, библиотекарь И. Д. Шумахер, сотруд­ники Академии наук: профессор И. X. Коль, переводчик И. В. Паузе, секретарь Филипп Гмелин и др. Этот пе­речень можно пополнить еще несколькими фамилиями. На основании списка не­возвращенных книг (в котором проставлена дата выдачи) устанавливается, что в 1715 г. книги получал известный уже нам Лоренц Ланге, в 1718 г. — шведский офицер Стобаус, в 1723 г. — генерал-полицмейстер А. М. Дивиер, в 1725 г. — помощник герольдмейстера граф Ф. М. Санди. С 1720 г. постоянным читателем библиотеки был изве­стный историк В. Н. Татищев. Таким образом, читате­лей этого времени можно разбить на четыре группы: пред­ставители знати (Брюс, Остерман, царевна Анна, Дивиер, барон Гюйссен, граф Санди), представители высших слоев духовенства (Феофан Прокопович, Кондоиди), сотруд­ники Академии наук и би­блиотеки (Блюментрост, Коль, Паузе, Шумахер, Гмелин и др.), представители интеллигенции, не связанные с Ака­демией (Татищев, Ланге, Стобаус).

Таким образом, уже в первое десятилетие существования Библиотеки книги из нее выдавались читателям. Помимо того, два раза в неделю она была открыта для осмотра посетителей. Все это даст основание считать ее первой русской публичной библиотекой.

* * *

В декабре 1710 г. царь распорядился при­слать санным путем из Московской типографии (впослед­ствии — Синодальной) печатного стана с только что вве­денным гражданским шрифтом. Заботами И. А. Мусина-Пушкина были присланы два станка: один для печатания гравюр, другой для текстов.

Если обратиться к петербургским гравюрам тех времен, изображающим Петербургскую сторону, то можно увидеть на Троицкой площади, подле моста, ведущего в Петропав­ловскую крепость, небольшую мазанку с тремя окошками, в которой и размещалась первая Петербургская типография. Самое раннее известное нам издание, вышедшее из этой типографии, —  листок «Ведомостей» от 11 мая 1711 г. Первой книгой, отпечатанной в Петербур­гской типографии, была «Книга Марсова», прославлявшая победы русского оружия в Северной войне. А всего с 1711 по 1726 г. вышло из этой типографии изданий и гравюр на 49 тыс. рублей — немалую по тем временам сумму.

К 1728 г. в Петербурге были учреждены еще три ти­пографии — при Александро-Невской лавре, при Сенате и при Морской Академии (впоследствии — Морской кадетс­кий корпус). Когда Петр I подписал указ об учреждении Академии наук, там было сказано: «Також установляем да Академия имеет свою собственную типографию, с такою привилегиею, да вся та, яже или ко умножению учений служащая, или к приращению, или славе империи прислужающая быти Ака­демия рассудит, в печать издаются и продаются».

В конце 1726 г. прибыли «на кораблях из Голландии два стана к печатанию книг, да литеры...», а в октябре 1728 г. вышел указ о том, чтобы в Петербурге оставались только две типографии: «для печатания указов — в Высоком Сенате и исторических книг, которые на российский язык переведены и в Синоде опробованы будут — при Академии...». После этого распоряжения все имущество первоначальной Петербур­гской типографии отошло к Академии наук.

Трудно оценить тот вклад, который внесла издательская деятельность Академической типографии в российскую культуру. В ней издавалось свы­ше половины всех книг и брошюр, печатавшихся в то время в России, и вся периодика.

Огромен вклад Академической типографии в создание и становление не существовавших до той поры единых правил орфографии и пунктуации, определивших в дальнейшем развитие российского правописания и издательской графи­ки. На помощь типографии в этом деле пришло учрежден­ное при Академии наук в 1735 г. «Российское собра­ние», одной из задач которого, кроме всего прочего, была разработка правил правописания, которые передавались не­посредственно в Академическую типографию.

Располагалась Академическая типография первые 100 лет своего существования (до 1825 г.) на Васильевском острове, в бывшем доме царицы Прасковьи Федоровны, который сто­ял на том месте, где сейчас располагается здание Зоологи­ческого института и музея.

При типографии Академией содержались также собствен­ная словолитня, переплетная и гравировальная мастерские и мастерская для резьбы по камню, что вызывало частое недово­льство Шумахером в среде академиков, считавших содержа­ние столь дорогостоящих заведений причиною финансового неблагополучия Академии. Академическая «градыровальная» мастерская имела в то время высочайшую репутацию, работы ее весьма ценились. Гравировальное дело было поставлено выписанным в августе 1727 г. из Германии Х.-А. Вортманом, прослужившим до 1745 г. и оставившим замечательную пле­яду русских учеников. Большой популярностью в изданиях Академии наук пользовались гравированные виньетки, застав­ки и концовки с изображением Минервы — оно стало своеоб­разным гербом Академии и было вырезано на ее печати.

Все издания, вышедшие из стен Академической типогра­фии, отличались аккуратностью и изящностью исполнения; шрифты были четкие и для тех времен необычайно разнооб­разные. В 1730 г. была напечатана «Хинейская (китайс­кая) грамматика» академика Байера, для печатания которой впервые были отлиты китайские иероглифы. Нем­ногим позже было освоено также печатание нот, географи­ческих карт, математических таблиц и пр., что имело по тем временам огромное значение для издания научных тру­дов и учебников.

Была учреждена академическая книжная лавка, которая в 1730 г. отдана в заведование выписанному из гер­мании Готлибу Кланнеру, повысившему доход лавки с 506 руб. в 1729 г. до 6350 руб. в 1731 г.

Большую помощь оказала Академическая типография в учреждении собственных типографий при Сухопутном шляхетном кадетском корпусе в 1756 г., при «артиллерии и фортификации» в 1759 г., при Сенате в 1760-1761 гг., Военной коллегии в 1763 г.. В сентябре 1755 г. осно­ватель Московского университета И. Шувалов писал прези­денту Академии наук графу Разумовскому: «...имею честь сим просить, чтобы приказать сделать в Академии, на пер­вый случай, два станка для русской печати со всеми ко оным принадлежностями. Во что оные встанут, московский уни­верситет с благодарением в Академию заплатит. Також при­казать отпустить из Академии одного наборщика и двух при нем учеников...». В марте 1756 г. в Москву были отправ­лены из Академии все принадлежности для университетс­кой типографии и опытный наборщик Семен Полянинов с двумя учениками.

В 1764 г. были отправлены в Астрахань по просьбе тамошнего губернатора Бекетова типографский корректор Александр Леонтьев с тремя мастеровыми для учреждения там типографии.

Вся эта обширная помощь осуществлялась при том, что Академическая типография постоянно испытывала собствен­ные трудности — и финансовые, и организационные. Из­вестно постановление Академии наук от 1729 г., которое гласит: «Для покупки к типографскому и словолит­ному делу и к кузнице материалов и прочего, без которого невозможно, — взять у кого пристойно, взаем на счет акаде­мический 500 рублев». Доходило даже до того, что жалова­ние и работникам типографии, и академикам зачастую вы­плачивали книгами. Так, когда в 1747 г. в доме В. К. Тредиаковского случился пожар и он ходатайствовал о выплате жалования за год вперед, императрица Елизавета Петровна распорядилась выдать ему из Академической ти­пографии книг на 2 тыс. рублей.

В 1758 г. при Академии была организована вторая, Новозаведенная типография, при основании которой подра­зумевалось «умножить во оной печатание книг как для удо­вольствия народного, так и для прибыли казенной». Печата­лись в Новозаведенной типографии только те книги, которые пользовались широким спросом, в основном иностранные, для перевода которых подряжались переводчики со стороны; здесь можно встретить имена Лукина, Фонвизина, Нартова и др. Довелось Новозаведенной типографии поучаствовать даже во дворцовом перевороте 1761 г.: в ночь на 28 июня в ней были тайно отпечатаны тексты манифеста о перевороте и присяги Екатерине II. Позднее руководитель и инициатор создания Но­возаведенной типографии Тауберт был пожалован императри­цей в статские советники и библиотекариусы с жалованием 1500 руб. в год. В 1763 г. эта типография принесла 12 тыс. рублей прибыли. Просуществовала она недолго и уже в 1766 г. слилась с основной.

На протяжении всего XVIII в. в стенах Академии изда­валось около десяти периодических изданий, в основном, на­учного характера. В числе этих изданий были и «Ведомости», печатавшиеся в Академической типог­рафии на немецком языке с 1727 г., а с января 1728 г. ¾ и на русском. Одно время их редактором был М. В. Ломоносов. Об издавав­шихся с 1728 г. на латинском языке «Комментариях Петербургской Императорской Академии наук» известный математик и ме­ханик Д. Бернулли писал в 1734 г. из Базеля в Петербург Леонардо Эйлеру: «Я не могу вам довольно выразить с какою жадностию повсюду спрашивают о мемуарах петербургских. Желательно поэтому, чтобы поспешили печатанием их».

В 1768 г. Екатериной II было учреждено при Акаде­мии наук «Собрание старающееся о переводе иностранных книг на Российский язык», в работе которого принимали участие среди прочих Я. Б. Княжнин, М. И. Попов, А. Н. Радищев и др. Названное «Общество» просущество­вало до 1783 г. и за этот срок издало 112 книг в 173 томах; все они были напечатаны в Академической типографии.

Невозможно перечислить в нашем столь малом экскурсе имена даже именитых писателей и ученых, труды и сочине­ния которых напечатал академический станок в XVIII в.. Здесь можно встретить имена В. К. Тредиаковского, М. В. Ломоносова, С. П. Крашенинникова, С. К. Котельникова, А. Кантемира, Н. И. Новикова, В. М. Севергина и многих, многих других.

В январе 1783 г. был подписан «Указ о вольных ти­пографиях», и значение Академической типографии как центра российского книгоиздательства постепенно начина­ет снижаться. В XIX в. Академическая типография всту­пила, имея основной своей деятельностью издание научных трудов самой Академии, вовсе не исчерпав этим своих слав­ных деяний.