Императрица Екатерина II скончалась в ноябре 1796 г. Если верить легенде, то за несколько ме­сяцев до ее смерти были некоторые предзнаменования. Так в  июле ужасный громовой удар повредил многие украшения в лю­бимой ее комнате в Эрмитаже.  В  исторических  записках, вышедших в Париже, нахо­дим другое предзнаменование кончины императрицы. Автор рассказывает, что Екатерина была вызвана каким-то приви­дением в тронную залу и что там увидела свою тень, сидящую на престоле. Очевидно, автор записок повторяет уже извест­ную легенду о видении императрицы Анны Иоанновны. Рассказывали также, что императрица, садясь  в карету,  чтобы ехать  на  бал к графу  Самойлову,  увидела,  как яркая звезда упала за ее каретой. На другой день Екатерина сказала своей  приближенной,  графине А. А. Матюшкиной:  «Такой случай  падения звезды  был перед кончиною императрицы Елизаветы, и мне это то же предвещает!».

Де Санглен в своих записках рассказывает, что накану­не удара императрица много говорила о смерти короля сар­динского и стращала собственной своей кончиной Л. А. На­рышкина. Не было ли это предчувствием? — говорит он. Позднее ему передавала Перекусихина и камердинер по­койной Захар Зотов, что в среду, 5 ноября, встав по обык­новению в 7 часов утра, императрица сказала вошедшей к ней Перекусихиной: «Ныне я умру,— и, указав на часы, прибавила:

— Смотри!  в первый  раз  они  остановились».— «И,  матушка, пошли  за  часовщиком,  и  часы  опять  пойдут».— «Тут  уви­дишь,— сказала государыня и, вручив ей 20 тысяч рублей, прибавила: — Это тебе».

После этого императрица выпила две большие чашки крепкого кофе, пошутила с Перекусихиной и по­шла в кабинет, где приступила к обычным своим занятиям.  В 10 часов утра комнатные служители удивились долгому ее отсутствию, в тревоге отво­рили дверь и увидели императрицу лежавшей на полу. Перекусихина и Зотов в ужасе поднимают ее, выносят и кладут на пол на сафьяновый матрас. Док­тор Роджерсон тотчас пускает кровь и кладет к ногам шпанские мушки. Императрица не приходит в чувство. Род­жерсон делает два прижигания раскаленным  железом на плечах Екатерины, пытаясь привести ее в чувство, но и это не помогает. Тридцать шесть часов организм Екатерины  борется со смертью. Перекусихина не отходит от Екатерины, доктора  ежеминутно  меняют  платки. Только одно дыхание указывает еще на жизнь в организме; в девятом часу дыхание становится труднее, и, наконец, вздохнув в последний раз, императрица в 9 часов 55 минут умирает.

Башилов в своих «Записках пажа» говорит: «Я был де­журным у дверей той комнаты, где лежало тело государыни; перед этой комнатой сидели все сенные девушки, мамушки и камердинеры и горько плакали по своей благодетельнице. Вдруг отворились двери, и государь с государыней пришли на поклонение к усопшей. Все пали ниц. Государь сказал нам: «Встаньте, я вас никогда не забуду, и все остается при вас». Мы стали на колени, государь сказал нам: «Подите к обер-камергеру, графу Шереметеву»».

Император Павел I прибыл из Гатчины за сутки до кончины импера­трицы. Первым его поздравил со вступлением на престол капитан Талызин, за что получил Св. Анну. Болотов рассказывает, что когда узнал о смерти Екатерины князь П. А. Зубов, ему сделалось дурно, он упал в обморок. Так как при этом было мало людей, то император Павел, забыв свою нелюбовь к фавориту, первый подал ему стакан холодной воды и брызгал ему водой в лицо, чтоб привести скорее в чувство.

Вот как описывает свое дежурство в первую ночь по­сле смерти императрицы фрейлина Е. В. Новосильцева: «Мы вошли в опочивальню покойной государыни. Она лежала в спальном платье на кровати; при ней тут находились доктор и священник, который читал Евангелие. Рука ее была протянута, я подошла, поцеловала, и, как я ни была молода, но мне все пришло в голову, что вчера за какое счастье считали целовать эту руку сколько людей. В комнате было очень холодно; я, закутавшись, села в угол, поодаль, подруга моя скоро засну­ла, доктор вышел зачем-то, а священник подошел ко мне и сказал: «Сударыня, мне очень дурно, я выйду и пришлю дру­гого». Я ему предложила одеколону и хотела подать воды, но он мне опять сказал: «Нет, этого мне недостаточно, я чув­ствую, что упаду и только вам наделаю хлопот». — «Ну, де­лайте, как знаете», — отвечала я ему, и он вышел.

Тут я осталась совершенно одна с телом императрицы в полутемной горнице, но я не боялась. Взглянув кругом себя, я увидела вдали какую-то картину, которая мне показалась замеча­тельна; я подошла, чтоб ее рассмотреть поближе, оперлась на что-то, перед ней лежащее, — я и не могла сделать иначе. И вдруг из этой массы выскочила голова и закричала: «Что надобно?». Тут я увидала, что это был камергер N.N., который от холода завернулся в свою шубу. Я его успокоила и просила извине­ния, что потревожила. Он опять завернулся в шубу, а я возвратилась на свое место и стала глядеть на императрицу, лежащую с покрытым лицом. Вдруг я увидела, что покры­вало на груди ее стало подниматься как бы дыханием; это показалось мне страшным. Я глядела еще пристальнее, и дви­жение стало еще заметнее. Я пошла прямо к постели, чтоб удостовериться в том, что мне виделось. Пока я стояла над нею, не зная, что мне делать и как в этом случае посту­пить, зашел доктор и спросил, что я делаю и зачем стою?.. Я ему показала вздымающуюся грудь покойницы и сказала тихо: «Ах, посмотрите, может быть, она жива, какая ра­дость!». Он мне на это сказал: «Это — движение последней влаги!..».

По рассказам современников, на улицах Петербурга про­исходили весьма трогательные сцены, точно каждый терял нежно любимую мать. Люди всех сословий пешком, в санях и в каретах, встречая своих знакомых, со слезами на глазах, выражали сокрушение о случившемся. Площадь перед дворцом была полна народа. Ночью выпал глубокий снег, к утру настала оттепель и заморосил дождь. Войска шли ко дворцу в лучших нарядах и шляпах с дорогим плюмажем, увязая в глубоком снегу. На Литейной, на Мар­совом поле и на других улицах перед казармами стояли аналои со священниками, где войска и приносили присягу.