Сосредоточение к этому году крупного собрания исто­рических и «натуральных» экспонатов в одном месте и послу­жило основанием для историков считать 1714 г. датой осно­вания первого русского исторического и естественно-научного музея, получившего название Кунсткамеры (от немецкого «искусство», «художество» и «палата», «комната», т. е. палата редкостей).

Кунсткамера становится доступной для довольно широкого круга посети­телей и из частного «императорского собрания» превращается в общедоступный музей с самостоятельным штатом и помеще­нием. Штелин описывает это событие следующим образом: «Тогда приказал Его Величество находящимся под началь­ством лейб-медика Арескина, главного оной кунсткамеры над­зирателя, библиотекарю Шумахеру: поелику все в надлежа­щем порядке учреждено и раставлено, то бы впредь всякого желающего оную смотрегь пускать и водить показывая и изъ­ясняя вещи». Профиль музея, с момента его основания, был определен Петром I как просветительный: «Я хочу, чтобы люди смотрели и учились».

Кикины палаты, в которых разместился Музей, были рас­положены обособленно от других строений и представляли собой двухэтажное каменное здание значительных размеров. Еще  упоминаются «деревянные покои», «светлица, где жил аптекарь» и «ляборатория ветхая с чуланом»

Из дошедших до нас воспоминаний русских и иностранных современников можно сделать вывод, что уже в первой чет­верти XVIII в. коллекции Кунсткамеры представляли значи­тельный научный интерес. Они включали в себя такое мно­жество редкостей, «что можно было совсем растеряться», и разделялись на натуркамеру, «заключавшую в себе мно­жество замечательных предметов по части естественной исто­рии», «прекрасный мюнц кабинет» (кабинет монет и медалей) и «довольно большую библиотеку». Посетивший Кунст­камеру в 1725 г. немецкий профессор отмечает, что «не мог бы провести своего дня прекраснее».

Уже знакомый нам камер-юнкер Берхгольц оставил в своем дневнике за 1721—1725 гг. обширные записи о поразивших его собраниях Кунсткамеры. Он подробно опи­сывает анатомические, эмбриологические, зоологические, бота­нические и геологические коллекции и отмечает, что «такое множество предметов по части естественной истории и самых разнообразных уродов здесь собрано благодаря тому, что в со­ответствии с царскими указами препровождали в Петербург из всего государства все неестественное и неизвестное в каком бы ни было роде».

В самом деле, Петр, наряду с приобретением крупных собраний, с присущей ему энергией быстро налаживает сбор разнообразных отечественных коллекций, количество которых возрастало с каждым годом. На первых порах характер их определялся правительственными указами.

Так, например, воронежскому губернатору Колычеву посылается предписание «о ловле птиц и диких зверь­ков по приложенному реестру и приискании в Костинске и других городах великих костей как человеческих, так и сло­новых и других необыкновенных». Губернатору Сибири Гагарину предлагается «для пробы из губерний раковин и камышков разноцветных рук какие в каких реках явятца с каждой губернии по пуду, привезав к ним ярлыки с описа­нием прислать в Санкт-Петербурх».

Февральский указ 1718 г. — «О приносе родившихся уродов, также найденных необыкновенных вещей»  — предписывает сдавать губернаторам и комендантам за вознаграждение «каменья необыкновенные, кости человеческие или скотские, рыбьи или птичьи…да зело великие или малые перед обыкновенными, также как и старые подписи на каменьях, жилезье или медии, или какое старое и ныне необыкновенное ружье, посуду и прочее все, что зело старо и необыкновенно».

Характерной чертой этого указа является то, что он не только предписывает сдавать уродов, но и пытается научно объяснить происхождение уродства. «Невежды, чая, — гово­рится в нем, — что такие уроды родятся от действа дьяволь­ского, чему быть невозможно, ибо един творец всех твари Бог, а не дьявол, которому не над каким созданием власти нет; но от повреждения внутреннего, также от страха и мнения матерняго во время бремени, как тому есть многие примеры: чего испужается мать, такие знаки на дидяти бывают; также когда ушибается или больна будет и проч.». Для стимулирова­ния сбора подобных экспонатов Петр вводит вознаграждения.

В Кунсткамеру со всех концов страны начинают поступать всевозможные экспонаты: меч-рыба, «которая между Мемельским гафом и морем лежала», уродливая овечка, «у которой по сторонам два рта с языками и два глаза, которыми видела», из Выборга «один барашек, у него 8 ног; у другого — три глаза, два туло­вища, шесть ног», из Тобольска; «младенец, у него три ноги, из Нижнего Новгорода»; «теленок, у него 2 мунстрозные перед­ние ноги», «младенец с двумя головами», из Уфы; «один мла­денец — глаза под носом и руки под шеей, из Нежина»; «два младенца грудьми и животом срослися, из Ахтырок» и т. д.

В 1726 г. в Кунсткамеру поступили две большие археоло­гические коллекции, включавшие в себя золотые и серебря­ные вещи, открытые в окрестностях Астрахани, а также древ­ности, обнаруженные в 1716—1718 гг. в языческих молельнях «на восточном краю Каспийского моря, в стране Самарканд», которые состояли «из всякого рода жертвенной утвари и вет­хих, но разборчивых рукописей на пергаменте». Помимо этого, в коллекции имелось также «прелюбопытное собрание идолов».

Начавшееся в 1718 г. обследование Сибири ставило попол­нение музея  уже на первый план. В указе, изданном по поводу посылаемого туда доктора Д. Мессершмидта, было написано, что он направляется в Сибирь сроком на 7 лет «для изыскания всяких раритетов и аптекар­ских трав, цветов, коренья и семян». В круг его обязанностей входил не только сбор материалов по естественно-историческим дисциплинам, но также описание памятников древностей и язы­ков сибирских народностей. Что понималось в данной ему инструкции под «раритетами», явствует из приведенного ниже одного из многочисленных доношений, рассылавшихся Мессершмидтом по различным городам Сибири. «По указу царского величества, ¾ говорилось в нем, ведено мне в Сибирской губернии и во всех городах приискивать всякой птицы лесные и полевые и водяные и певчия мужска и женска живые или стреленые и пленницами ловленными и всяких зверей больших и малых... и всякие рыбы… всякой цвет земли и глины и каменья... и всякой руды... и соль... и ящерицы и ля­гушки також могильных всяких древних вещей, шайтаны медные и железные и литые образцы человеческие и звериные и кал­мыцкие глухие зеркала под письмом. И все выше объявлен­ное приносить мне».

Вот что записывает сам ученый:

«В Томске июля 4 дня 1721 г. от г-на коменданта В. Я. Козлович принял я:

два соболя живые

один гоголь стреляный

один чирок живой

две черницы живые да селезень живой

одну гагару живую

две перепелки стреляные

одна черница стреляная

один аист живой

два коростеля живых

один гусь живой да два свежие

пять перепелок живых

одну могильную деньгу медную китайскую».

За годы путешествий по Западной Сибири, Даурии и Мон­голии Мессершмидт посетил Тобольск, Томск, Кузнецк, Абакан, Красноярск, Туруханск, Нижнюю Тунгузску, Киренский острог, Иркутск, Читу, Нерчинск, о. Далай-Нор, Енисейск, район Оби до Иртыша, Тюмень, Вятку и многие другие города и районы.

В результате этой поездки ученым были собраны не только многочисленные зоологические и ботанические кол­лекции, но также много «древностей памят­ников и нумезматики» («шайтан», «каменных статуй», «печати», серебряные монеты и медали), а также «другие вещи, относящиеся к культуре и домашнему быту» (бубны, зеркала, одежда, утварь) и много рукописей, положивших начало рукописному фонду Кунсткамеры по азиатским народ­ностям.

В Кунсткамеру присылали различные экспонаты из мира природы («пять ящиков с морскими науками» из Северного моря, «теленок двухголовый», «монстр человеческий») и свои изделия. Особый интерес для нас в обширном списке пополнителей представляют мастеровые и ремесленные люди, да­рившие в музей собственные изделия, на изготовление кото­рых нередко тратили долгие месяцы. В числе таких жертвователей можно назвать известного русского гравера Алексея Зубова, поднесшего музею «глобус небесный», и гравера Алексея Ростовцева, приславшего «зем­ной глобус с календарем и протчими подписями, все по русски».

Одновременно в Кунсткамеру поступали различные кол­лекции, характеризующие природу и культуру других народов: «самородное песочное золото» из Китая; «золо­тая турецкая монета», «медальное, татарским письмом внутри и снаружи насеченное блюдо, при старом японском зеркале старым японским письмом»; «разных сортов Ост-Индейские средиземные клешни раковые, купно с двумя рыбными крыльями и мечом от меч-рыбы и прочия», а также «119 живо­писных вещей» из Голландии.

Под «живописными вещами», по всей вероятности, подра­зумевалась голландская живопись, большим любителем которой являлся Петр I.

Царь распорядился передать в Кунсткамеру ряд мемориальных предметов «для памяти на предбудущее время», а именно: медное ядро, попавшее в бою близ персид­ского города Зинзмлии в один из кораблей русской эскадры, а также серебряный ключ от города Дербента, поднесенный на блюде победителям.

Кроме того, в различных странах Западной Европы присматривались и приобретались лучшие коллекции того времени, состоявшие из различных «редко­стей».

В 1716 г. в Голландии было приобретено «Альберта Себы славное собрание животных четвероногих, птиц, рыб, змей, ящериц, раковин и других диковинных произведений из Ост- и Вест-Индии» и «Гданского доктора Готвальда минеральный кабинет», в 1717 — собрание анатомических препаратов трав и бабочек «славного доктора Руйша».

Среди этих коллекций, состоявших главным образом из естественно-исторических экспонатов, в отдельных случаях имелись и «искусством сделанные вещи», которые и положили основу этнографическим коллекциям Кунсткамеры по зарубеж­ным народам.

Так, например, в упомянутой коллекции Себы имелись изделия из слоновой кости, драгоценного дерева, жировика и других материалов, привезенные «из Восточной и Западной Индии и других далеких стран». К этой же группе следует отнести пару обуви, привезенной в 1718 г. Петром из Дании. Приобретались также лучшие нумизматические собрания того времени, среди которых следует отметить «Ледеров медальный кабинет», купленный в 1721 г. в Гамбурге, а также 150 се­ребряных вызолоченных медалей «маянского монетных дел назирателя Лауферта», изображающих римских пап.

Особую группу составляют различные математические и физические инструменты, закупленные по распоряжению Петра во время его заграничных путешествий, а также собрание известного мастера математических и физиче­ских инструментов «славного Мушенброка», положившее начало физическому кабинету Петербургской Академии наук.

В 1720-е гг. Кунст­камера размещалась в 8 комнатах  дома Кикина, три из кото­рых были отведены под «весьма красивую библиотеку», насчи­тывающую к 1720 г. до 15 тысяч книг. Библиотека включала в себя русских, славянских, латинских, греческих, француз­ских и немецких авторов и была открыта «во всякое время».

О том, как были размещены коллекции Кунсткамеры, мы можем судить по описанию современников. В первой комнате помещались анатомические препараты, заключенные в стеклянные сосуды, — головки детей, которые «так хорошо сохраняются в спирте, что кажутся живыми с иных чуть не брызжет живая кровь», а также «руки и ноги, на которых видны жилы через кожу, как будто живую» Судя по описа­нию, здесь была выставлена коллекция голландского анатома Рюйша. В 1717 г большая часть этой коллекции была привезена в Петербург. Из описи известно, что она содержала более 2 тысяч препаратов по эмбриологии и анатомии человека, а также 1179 номеров всевозможных мелких животных, 259 номеров птиц, законсервированных «рюйшевым сухим способом», 2 шкафа с гербарием и большое количество всевозможных ящиков с бабочками, морскими животными и раковинами.

В следующей комнате были расставлены склянки с образ­цами развития человеческого плода «от первого зародыша до полной зрелости», «различ­ные чудовища», «чу­чела слонов, ящериц, рыб и вы­сушенные рыбы с удивитель­ными ртами», немного тростника и громадное количество слоно­вой кости ¾ т. е. эмбриологиче­ские, зоологические и ихтиоло­гические коллекции. В остальных трех комнатах раз­мещались различные животные, «немало птиц разного рода и цвета», «странные мыши с со­бачьими мордами и бабочки», «янтарь», «изображение дикого человека, которого нашли не­живым с двумя лодками», и «мюнц-кабинет».

Описание музея будет неполным, если не упомянуть о живых экспонатах, так назы­ваемых монстрах — детях или юношах с различными видами уродства, которые на протяже­нии первых десятилетий суще­ствования Кунсткамеры жили при ней и демонстрировались посетителям наряду с другими экспонатами. Так, например, в 1722 г. здесь содержа­лось 3 монстра — Яков, Степан и Фома, ¾ последний из которых имел рост 126 см, а на руках и ногах по два «мунструозных» пальца, похожих на клешни рака, что не мешало ему ходить, поднимать и брать деньги и совершать другие действия на потеху публики. На содержание этих монстров ежегодно выдавалось 50 руб., а им самим выплачивалось по 20 руб. жалованья и раз в 3 года выдавался мундир, кафтан, камзол и штаны.

Повышенный интерес к монстрам, или уродам, был заим­ствован Петром I за границей. При дворах европейских вла­детелей имелись слуги и шуты, увеселявшие царствующих особ своими физическими недостатками. Особый спрос был на карликов и великанов, первые из которых использовались главным образом как шуты, а вторые - как гайдуки и «личная охрана». Прусский король Фридрих-Вильгельм I собирал великанов со всех стран. С аналогичной просьбой он обра­тился и к Петру I, который отправил к нему группу великанов, но так как русские люди тосковали по родине и отказывались навсегда остаться на чужбине, их приходилось перио­дически менять.

Петр I также отдал дань этому нелепому увлечению. Во время своего путешествия за границу он нанял и привез в Россию гайдука гигантского роста (2м 17 см) по имени Буржуа, скелет которого и препараты отдельных органов после его смерти (1724 г.) были переданы в Кунсткамеру.

«Хоромы, где натуральные книги и вещи содержались», были отделаны очень нарядно. Потолки их были «убиты хол­стом», стены побелены и расписаны или обиты шпалерами «по зеленой земле с золотом». Они были обставлены различ­ными шкафами и специально для этого назначения заказан­ными столами.

Все экспонаты Кунсткамеры были сгруппированы «занимательно», украшены дополнительными аксессуарами и снабжены различ­ными, подходящими к случаю цитатами из латинских поэтов.

Образцами таких экспонатов могут служить «рука ребенка, держащая между пальцами ветку с фруктами», «рука ребенка, держащая змею», и многие другие. Место отреза руки от тела для красоты обычно драпировалось тканью, кружевом или специально сшитым рукавом с нарядным манжетом.

Особенно показательны в этом отношении композиции в эм­бриологических коллекциях Рюйша. Среди них имелись: «чело­веческий плод, примерно семи недель, который схвачен малень­кой восточной змеей, трехмесячный плод мужского пола в пасти ядовитейшего животного, называемого жителями во­сточной Индии чекко»; «лежащий в гробнице труп человече­ского плода 6 месяцев, украшенный венком из цветов и есте­ственных плодов и букетом, запах которого он как бы вдыхает». Из черепа скелета человеческого плода, сидящего в гроте, выглядывает скелет мыши. Два скелета близнецов семимесяч­ного плода размещены в трогательных позах у гроба третьего, причем «один подносит к лицу внутренности живота, как бы вытирая слезы, другой несет в правой руке кусок кишки, в левой артериальную ветку, вынутую из селезенки».

Препараты, демонстрирующие болезни различных органов человеческого тела, также были представлены в виде различных композиций, например, «сердце с шероховатой поверхностью» и измененный болезнью «кусок печени» экспо­нировались на ладони детской ручки.

Старое помещение Кунсткамеры (Кикины палаты) было заложено в 1718 г. на Стрелке Васильевского острова.

Новое здание строили долго. До смерти Петра возвели лишь стены.

Круглый зал первого этажа предназначался для Анатомиче­ского театра, в зале же третьего этажа был установлен «славный Готторпский глобус».

Глобус этот, изготовленный в 1664 г. Андреем Бушем, «под смотрением Адама Олеария», имел громадный диаметр — 336 сантиметров — и давал представление о зем­ной поверхности и небесной сфере. Наружная поверхность его изображала Землю, а внутренняя — «богранное небо с созвездиями». Внутрь глобуса зрители (не более 10—12 чело­век одновременно) проникали через маленькую дверцу и рас­саживались на круглой скамье. В центре глобуса был уста­новлен круглый стол, на котором иногда даже сервировалось угощение. Глобус был снабжен водяным двигателем, благо­даря чему вращался каждые 24 часа вокруг своей оси, демонстрируя вращение Земли и бег светил. В 1713 г. он был подарен Петру I герцогом Голштинским, перевезен в Петер­бург и поставлен в деревянном павильоне на лугу перед Лет­ним дворцом.

Из переписки по этому вопросу известно, что для доставки Готторпского глобуса потребовалось «сто человек ради перевозки, двадцать пять человек плотников, для дела ящиков, мосту и протчия надлежащая машины, тысячу самых толстых досок, восемьдесят бревен, между которыми пятна­дцать самых толстых, пятнадцать пуд железа, тройные и чет­вертные блоки с веревками, сто сажень веревок, толщиной в два и полтора дюйма, три судна плоских, на которых щиты возят, три шлюпки».

После упаковки в специальный футляр глобус был поме­щен на баржу, перевезен по Неве до здания новой Кунстка­меры, поднят при помощи блоков до уровня крыши и по­ставлен в центре круглого зала третьего этажа (под настил пола предварительно были подведены дополнительные балки). После этого своды были возведены и начата постройка четвертого и пятого эта­жей башни, предназначенных для обсерватории.

В 1901 г. глобус перевезли в Царское Село и поместили в специальном зале Адми­ралтейства. В 1942 г. его  захватили немцы и вывезли в Германию.

Окончилась война. После долгих поисков глобус на­шли в немецком городе Любеке. Его привезли в Архангельск, а оттуда на специальной железнодорожной плат­форме в Ленинград. Это путешествие проходило в сот­ни раз быстрее, чем то, которое в свое время проделал на санях подарок голштинского герцога.

* * *

В ноябре 1728 г. в торжественной обстановке была «отперта здесь паки императорская Библиотека с Кунст и Натурал каморою впервые потом как оная в новые академические палаты переведена». Присутствовавшие на открытии гости осмотрели Кунсткамеру и «все протчее, что в здешней Академии наук примечания достойно есть», и выразили «особливое свое удовольствие», что все находится «в добром порядке».

Наличие среди гостей государственных деятелей и придвор­ного общества того времени говорило о том, что открытие Кунсткамеры и библиотеки расценивалось как крупное собы­тие в жизни города и страны.

Каков был основной состав посетителей музея в первые десятилетия его существования, материалы умалчивают. Имеется лишь единственный документ, относящийся к 1744 г., в котором говорится, что в Кунсткамере «всегда великое людство», так как туда «ежедневно всякого чина люди прихо­дят и просятся». Тон документа подсказывает, что под людьми «всякого чина» подразумевается не знать, а различные кате­гории простолюдинов, которые, по всей вероятности, соста­вляли основную массу посетителей и в предшествующие годы. К ним прежде всего следует отнести учеников академической гимназии и университета, обучавшихся на экспонатах музея рисованию, естественным наукам и физике; учащихся профес­сиональных школ Петербурга и других городов страны, мест­ную и приезжую интеллигенцию. Кто демонстрировал им экспозиции и как объяснял, остается для нас неизвестным.

В 1728 г. в Кунсткамеру поступило несколько нумизматических коллекций, в которые входили: «собрание древних Российских и татарских монет, числом более тысячи», «276 бронзовых меда­лей, касающихся до происшествий в правление короля фран­цузского Людовика Четвертогонадесять (т. е. XIV), изобретение парижской Академии надписей и словесных наук», «последование золотых и серебряных медалей королей шведских, тиснения славных мастеров Карлштейна и Гедлингера и столь высокой работы, что сии медали не уступают ни в чем совершеннейшим из тех, которые нам древняя Греция и Рим оставили».

В 1729 г. в Кунсткамеру было передано «множество мате­матических, физических, астрономических и медицинских ору­дий, которые тем паче всякую превосходят цену, что упо­треблялись самим императором Петром Великим»;  в 1732 г. — «восковая персона» Петра I  и ряд предметов его личного обихода. Эти поступления положили основа­ние новому мемориальному отделу Кунсткамеры, который был назван, по наименованию личного собрания Петра I, Императорским кабинетом.

В том же 1736 г. Кунсткамере было предложено пере­везти из села Преображенского под Москвой «токарные махины и инструменты» Петра I. В списке числилось «махин дубовых с набором, железных, разных действ четыре», различных инструментов — пятьдесят девять, «очки государевы в футляре», «медалий стальный разных сортов одиннадцать», «алебастровые формы да инструментов господина асессора Нартова — долот, циркулей, топоров, пил и других более ста номеров».

В 1741 г. в нее поступили две нумизматические коллекции, конфискованные вместе с остальным имуществом у Артемия Волынского и Платона Мусина-Пушкина. Они насчитывали свыше 500 номеров и включали в себя главным образом восточ­ные и западноевропейские медали и монеты. В октябре того же года из Канцелярии конфискаций поступили «лаковый китай­ский кабинетец с российскими и другими деньгами и медалями из остермановых пожитков», а также, неизвестно из чьих собраний, большое количество инструментов: «две астролябии в футлярах», «готовальня серебряная, с инженерным инстру­ментом», «отвес железный к ватерпасу», «штатив деревянный», «в деревянном ящике красного дерева компасец с солнечными костяными часами», «ящик буковый, в нем три фортеции», «два магнита», «чемодан инструменту токарного» и многие другие предметы, характеризующие быт и искусство, в основ­ном китайское; «53 штуки медных больших и малых разных китайских фигур», «две штуки китайских плетеных», «кукол больших китайских фарфоровых, по белой земле с раз­ными цветами — 7», «5 кукол фарфоровых зеленых на лоша­дях», 8 таких же — красных, «ящичек сандаловый, в котором кувшинчик с крышкой, кальянов золотых — 2, серебряных — 3, да один с финифтью», «чашечка китайская медная резная и вызолочена, на ножках», «9 картинок туманных за стеклом», «платье китайское атласное», а также большое количество медалей, картин и этнографических предметов.

Со всех концов необъятной России продолжали поступать многочисленные минералогические, зоологические, анатомиче­ские и этнографические материалы.

В 1730—1740-е гг. от частных лиц, от различных учрежде­ний в Кунсткамеру поступило: «мертвое тело младенца о 6-ти пальцах», «младенец о двух головах», «ясписовые камни из Сибири», «серебряная руда с медвежьего острова», «жемчуг из Новгородского уезда», «тюлень», «куриное яйцо странной формы» из Соликамска, «козленок-монстр», «уродливая курица», «кругловатая кривулина», которая по осмотру ока­залась рогом ископаемого животного (из Костромского уезда), кабарга из Иркутска, «лошак», «челюсть, которая найдена на реке Дону, а какого зверя неизвестно», и др.

В архиве Академии наук сохранились документы о передаче в Кунсткамеру «азиатского разноцвет­ного ворона», слона и различных зверей, издохших в придвор­ном зверинце. Они поступали в Анатомический театр, а затем передавались чучельщикам.

Весьма ощутимый урон был нанесен Кунсткамере знаменитой «ледяной свадьбой», нелепым празднеством, устроенным в феврале 1740 г. по случаю «потешной свадьбы» придворного шута импе­ратрицы Анны Иоанновны, князя М. А. Голицына, с шутихою ее А. Н. Бужениновой. В программу увеселений было вклю­чено шествие народов, населяющих Российскую империю, и народов, соседствующих с ней. Мысль о создании этого «природного маскарада», по всей вероятности, была порождена теми разнообразными этнографическими коллекциями, и в ча­стности национальными костюмами, которые поступали в Кунсткамеру из Второй камчатской экспедиции. Коллекции эти, характеризующие культуру и быт доселе почти не изве­стных народов, вызывали в то время большой интерес. В ше­ствии должны были принять участие «мордва, чуваша, черемиса, вотяки, тунгусы, якуты, чапчадалы (камчадалы), остяки, мунгалы, башкирцы, кингисы, юнаки, кантыши, каракалпаки, арапы белые и чер­ные, и протчие, какие есть подданные российские».

Во все концы России было разослано «высочайшее распоря­жение» с приказом срочно прислать в Пе­тербург по типичной молодой паре представителей всех пере­численных выше народностей. Академии наук было поручено составить подробное описание этих народностей: «их платья, в чем ходят, и гербов на печатях или на других на чем и на каких скотах ездят», а также их оружия, музыкальных инструментов и национальных кушаний. Кроме того, Акаде­мии предлагалось срочно представить описание и зарисовки следующих народов, персонажей и животных: «пастуха с его убором, из народов кроме России и Европы», «одного осла, одного оленя», «индейского, епонского, монгольского, китай­ского воинов с копьем, в их приборах», «музыкантов, со опи­санием их игры, от тех же народов», «водолаза одного», «Бахуса изобразить», «эпонцев, манзуров, мунгальцев, контошинцев, киргисцов, калмык, каракалпаков и жен их по одному напи­сать», «лошака», «осинского народа, которые под владением Грузи, по одному мужской и женской персоны и музыкантов их», «малых детей манжуров, одетых в пестрых странных одея­ниях», «купидку одну плачущую», «сатирку, во всем изобра­жении» и т. д. Все эти описания и зарисовки производились в Кунсткамере и по ее материалам.

Из музея было затребовано большое коли­чество костюмов, музыкальных инструментов, оружия и раз­личной утвари, главным образом сибирских народностей. В эти костюмы, переделанные без учета этнографических особенностей придворными художниками, были наряжены приехавшие «инородцы», которые и должны были составить шуточный свадебный поезд. Для этого они были рассажены попарно в фантастические сани и колымаги, запряженные верблюдами, волами, оленями, собаками и даже свиньями, которые двигались под различную национальную музыку за женихом и невестой, восседающими в железной клетке на слоне.

Несколько месяцев спустя Кунсткамера получила лишь часть выданных ею коллекций в попорченном и измененном виде. Целый ряд экспонатов, в частности 8 чувашских и мор­довских костюмов с вышивкой, 1 «птичья шуба», колпак лапландский, так же как и многие другие, были безвозвратно утеряны.

К началу 1740-х гг. в Кунсткамере оказалось сосредото­ченным громадное количество всевозможных экспонатов, на­сущно требовавших классификации. Еще в бытность в Кикиных палатах коллекции суммарно разделялись на 3 группы: Кунст-кабинет, Натур-кабинет и Мюнц-кабинет. С пере­ездом в новое здание появились еще два отделения: Император­ский кабинет и Физический кабинет с обсерваторией. По­следний по существу являлся хранилищем физической и астро­номической аппаратуры, предназначенной для научных опы­тов, однако одновременно считался и отделом или, вернее, подотделом музея, так как при описании его вошел в состав Кунсткамеры. При посещении Кунсткамеры почетными посе­тителями им обычно показывали обсерваторию и Физический кабинет, где академические профессора демонстрировали раз­личные «куриозные эксперименты».

Однако несмотря на то что коллекции с каждым годом возрастали, а системати­зация, каталогизация и экспозиция производились крупней­шими учеными, сдвиги, происшедшие в русской науке, получили отражение в экспозиции музея не ранее конца 60-х — начала 70-х годов XVIII в. Виной тому был пожар, уничто­живший часть коллекций и затормозивший дальнейшее разви­тие этого музея более чем на два десятилетия.

В декабре 1747 г., в 5-м часу утра, дежурный часовой при Кунсткамере Евсей Ленин заметил огненные языки под кровлей здания.

Занялась и быстро запылала башня и западное крыло, где были сосредоточены музейные коллекции. Вызванные на подмогу солдаты из гарнизонного и лейб-гвардейского пехот­ного полков, академические служащие и василеостровские жители всю ночь работали по спасению книг и экспонатов. Они выносили их через окна и двери, с верхних этажей спус­кали на веревках, а небьющиеся предметы и книги просто кидали в снег перед зданием. Таким путем была спасена большая часть библиотеки и музейных экспонатов, хранившихся в нижних этажах, на которые пожар не распространился. Из коллекций верхнего этажа сохранился лишь Императорский кабинет.

Работы по восста­новлению здания проводились по проекту и под руководством архитектора С. Чевакинского, откомандированного Сена­том из Адмиралтейского ведомства по просьбе Академии наук.

В первую очередь была перестроена башня в соответ­ствии с требованиями астронома Гришова. Затем был разо­бран старый и устроен новый карниз, большие фронтоны заменены малыми с деревянными резными вставками, были установлены вазы и фигуры амуров наверху здания.

За исключением башни, все работы, в том числе и леп­ные работы Джани, были выполнены в 1757 г,

В 1758 г. основные строительные работы по восстанов­лению и реконструкции здания Кунсткамеры были закончены.

Сохранившиеся после пожара экспонаты и собранные в течение последних одиннадцати лет, в период восстановле­ния здания, были опять помещены в Кунсткамеру и стали доступны для изучения.

Здесь зрители снова увидели великана слона — питомца Екате­рининского зверинца, и чучело человека-великана, рост кото­рого достигал 3 аршин и 3 вершков. Хо­рошо сохранились чучела всевозможных зверей: тигров, леопардов, оленей, полосатых зебр и разной породы обезьян. Здесь же замечательное собрание птиц: от крупных страусов до маленьких самых разнообразных цветов перелетных пти­чек. Среди чучел — широконосые пеликаны, разноцветные попугаи, райские птицы и иностранные голуби. Посетители осматривали морских зверей — моржей, тюленей и богатую коллекцию рыб. Здесь выставили множество прекрасных раковин и окаменелостей, являющихся результатом удиви­тельной игры природы. Здесь, среди множества разных видов насекомых, редкие и прекрасные бабочки с бесподобными красками и удивительного рисунка. Здесь можно увидеть восковую фигуру Петра Великого, а рядом с ним, на столе — башмаки, чашки, сто­лярные изделия, изготовленные Петром.

В 1777—1779 гг. архитектором Павловым были вставлены барельефы. Из них сохранился лишь один над входом в комнату (канцелярию), изображающий портрет академика Эйлера в про­филь. На галерее, в большом зале также над входами сохрани­лись два больших прекрасной работы барельефа. Один из них, работы Шубина, представляет аллегорию «Россия» с медальо­ном Екатерины II. В то время два больших зала были укра­шены лепными потолками, а стены покрыты живописью, но все это, за исключением двух вышеуказанных барельефов и одного лепного потолка, не сохранилось.

По мере развития и расширения отделов Академии наук, находившихся в здании Кунсткамеры, возникла необходимость в предоставлении им соответствующих помещений. Помеще­ния башни Кунсткамеры не могли полностью обеспечить возможность ведения научных наблюдений и исследований, вследствие чего круг работ по астрономии значительно сузился. Такое положение, при котором большое количество астрономических инструментов не могло быть использовано на протяжении десятков лет, становилось нетерпимым. В пер­вой половине XIX в., когда была организована Пулковская обсерватория, первой «Малой обсерватории» —колыбели рус­ской астрономии—в этом здании не стало. Еще раньше из него выселилась Кунсткамера, экспонаты которой были рас­пределены в ряде музеев Академии наук. В здании осталась только одна библиотека, переведенная в 1925 г. в новое помещение, так как старое к тому времени оказалось тесным для разросшейся академической библиотеки.

В настоящее время в этом здании находятся Музей антропологии и этнографии и Ин-т этнологии и этнической антропологии.

Внутренная отделка помещений, существовавшая до по­жара, почти не сохранилась. Из декоративного убранства, созданного в XVIII и XIX вв., дошло тоже далеко не все; но сохранившиеся лепка и живопись находятся в хорошем состоянии.