Монтескье

Все промышленные предприятия мануфактурного типа, су­ществовавшие в Петербурге петровского времени, можно услов­но разделить на три группы. Первая и главная по своему значению объединяет предприятия казенные, работавшие в основном на военные нужды. Во вторую группу могут быть отнесены предприятия дворцовые, работавшие главным образом на нужды двора, а отчасти на рынок. К третьей группе относят­ся предприятия, принадлежавшие частным лицам или частным промышленным компаниям и работавшие в основном на рынок.

Среди казенных промышленных предприятий второе по значению место после верфи принадлежало Арсеналу, далеко, впрочем, уступавшему Адмиралтейству как по количеству занятых на нем рабочих, так и по размерам произ­водства. Самое название Арсенала как учреждения, объединяю­щего все виды материального снабжения сухопутной артиллерии, вошло в употребление лишь в конце царствования Петра I. Арсенал возник сначала про­сто как пушечно-литейный завод и лишь постепенно, обрастая подсобными предприятиями и сосредоточивая хранение всевоз­можных артиллерийских и вообще оружейных запасов и мате­риалов, превратился в Арсенал в настоящем смысле этого слова, До 1720 г. он назывался «Пушечным двором».

Место для завода было выбрано на Московской стороне строящегося города, т. е. на левом берегу реки Невы, против просеки, получившей впоследствии название Литейной (буду­щего Литейного проспекта).

Во главе стройки нового завода Петр I поставил известного ин­женера В. де Геннина, который так энергично повел вверенное ему дело, что уже в 1713 г. были закончены основные здания завода. В сентябре того же года Геннин был назначен начальником Олонецких железоделательных заводов и уехал из Петербурга. Верховное наблюдение за петербургским литейным заводом осталось за генерал-фельдцейхмейстером Я. В. Брюсом. Но еще при Геннине, 15 января 1713 г., литей­ный цех завода начал работать, и вскоре были отлиты первые медные пушки.

Литейный «анбар» быстро обрастал разными техническими предприятиями. Были выстроены кузница, слесарная, лафетная, токарная, столярная, паяльная и др. мастерские и, кроме того, целый ряд служб, сараев и т. п. Все эти здания получили в своей совокупности название Литейного двора. Двор был распо­ложен на самом берегу Невы, на месте нынешнего въезда на Ли­тейный мост.

Место на «Литейной першпективе» служило с 1714 г. складом всех необходимых для производства нового завода материалов и припасов, а также местом хранения готовой продукции этого завода. Место это получило название Пушечного двора. Напротив него через «Литейную першпективу» сосредоточились к 1715 г. все основные подсобные мастерские литейного завода; здесь же расположилось здание «Артиллерийской канцелярии». Место это получило на­звание Нового пушечного двора, а прежний Пушечный двор стал называться Старым пушечным двором.

Новый Пушечный двор, постепенно расширяясь, захватил всю территорию в глубь от «Литейной першпективы» до реки Фонтанки. Основным производством было литье медных пушек. Сперва их отливали в формах с готовым уже ствольным каналом. Однако несовершенная техника плавки и от­ливки металла приводила к тому, что внутренность ствола часто оказывалась недостаточно ровной и гладкой, покрытой ракови­нами, что влияло на качество стрельбы. К 1720 г. перешли поэтому к плавке «глухих пушек», т. е. сначала отливали тело орудия без ствольного канала, который просвер­ливался затем особыми сверлильными станками. Станки эти приводились в действие конной тягой. Кроме пушек, отливались и другие предметы из меди, например колокола. В 1723 г. были отлиты огромные тяжело­весные жернова для Охтенских пороховых заводов.

Изготовление пушечных лафетов и зарядных ящиков к ним требовало кооперации труда разных специалистов — столяров, токарей, кузнецов, слесарей и т. д., вырабатывавших соответ­ствующие части в специально оборудованных для этого мастер­ских. Изготовление разных жестяных предметов, например ма­нерок для пороха, производилось в особой паяльной мастерской. Была построена также специальная мастерская для изготов­ления пушечных фитилей, требовавшая кооперации труда пря­дильщиков и фитильных заварщиков. Поделки из кожи, главным образом для пушечных конских упряжек, требовали создания шорной мастерской. Обилие всех этих подсобных мастерских и объясняет нам территориальное расширение Пушечного двора.

Первый пороховой завод в Петербурге был построен на на­бережной Малой Невки против Крестовского острова, примерно у нынешней Зелениной улицы, старое название которой было «Зелейная»; это была дорога, проложенная от пороховых, по-старому «зелейных» (в Московской Руси порох назывался «зельем»), заводов к Кронверку Петропавловской крепости. Когда был построен этот пороховой завод, в точности не известно, но сохранились архивные документы, показывающие, что летом 1714 г. на территории завода достраивались еще амбары для хранения составных частей пороха — селитры, серы и угля.

Война со Швецией вызвала большие потребности в порохе. Ввиду этого вскоре начата была постройка новых пороховых заводов на территории Охты. Сразу было намечено построить на Охте два завода. В течение 1715 г. постройка одного из охтенских заводов шла полным ходом. Заводы по указу Петра должны были быть построены на реке Охте и притоке ее Луппе ¾ «на порогах», т. е. несомненно, что с самого начала было предположено использовать здесь водяные двигатели в противопо­ложность пороховому заводу на Петербургской стороне, действо­вавшему конной тягой. Точное место постройки Охтенских пороховых заводов выясняется из «наказа» Артиллерийской канцелярии строителю заводов Мокею Гусеву: «Первой мель­нице быть на р. Охте (по правой стороне) против бывших шведских кирпичных заводов (напомним, что на территории Охты стояла бывшая шведская крепость Ниеншанц), а другой мельнице быть на Луппе реке вверх от Охты в 50 саженях». Для постройки плотин привлекались русские мастера-специа­листы. В 1716 г. деревянная плотина на реке Охте была уже построена, и при ней действовала одна пороховая мельница. Петербургские пороховые заводы, кроме сравнительно незначи­тельной выделки нового пороха, занимались переработкой ста­рого испорченного пороха, присылавшегося для этого из при­балтийских крепостей. Охтенский пороховой завод в первый год своей работы дал всего лишь около 800 пудов продукции.

В 1717 г., совершая заграничное путешествие, Петр в Гол­ландии обратил внимание на местный порох, отличавшийся, по-видимому, значительно большей ударной силой, чем русский. Образец этого голландского пороха Петру удалось прислать в Россию. Испытание его дало превосходные результаты. Генерал Брюс обратился к Петру с представлением о выписке из Голландии ма­стера-специалиста, сумевшего бы поставить в России производ­ство пороха на новый «голландский манир». В 1719 г. в Петер­бург приехал мастер Петр Шмидт. Он был стар, болезнен, несговорчив и гораздо больше заботился о собственном обога­щении за счет русской казны, чем о внедрении в порученное ему производство новой техники. Шмидт не торопился открыть свой «секрет» русским.

Для учета материалов, ведения денежных расчетов и от­четности на петербургский пороховой завод был в начале 1720 г. прикомандирован канцелярист Иван Леонтьев. Он происходил из дворян, служил ранее по ведомству Коллегии иностранных дел, долгое время жил за границей, хорошо знал иностранные языки, был, по-видимому, ловким человеком. Кроме прямой «бухгалтерской» обязанности по заводу, на Леонтьеву было поручено выведать у Шмидта «секрет» выделки пороха по новому способу. Выполнить это поручение Леонтьеву в конце концов удалось, но выведал он «секрет» не от самого Шмидта, который решительно уклонялся от этого, а при по­средстве молодой жены Шмидта — Валентины де Валь. Об этом сам Леонтьев писал так: «Начал просить супругу его с прилеж­ною учтивостью моею, чтобы она как мочно получила от него (т. е. от своего мужа) весь секрет о пороховом и селитерном деле». Петр Шмидт умер в апреле 1720 г., открыв перед смертью свой «секрет» жене. После смерти Шмидта вдове его было обещано сохранение жалованья ее покойного мужа (780 рублей в год) с тем, чтобы она осталась на заводе и обучала русских мастеров новому способу производства пороха. Валентина де Валь, по-видимому, добросовестно выполняла эти свои обя­зательства. Среди учеников ее были способные русские люди, например пороховой подмастерье Афанасий Иванов, хорошо знавший старый «русский» способ выделки пороха. Уже в июне 1721 г. он писал: «После смерти мастера Шмита учила меня жена ево Елена Иванова дочь, и я у нее пороховому делу как новый порох делать и старый переделывать по голанскому маниру разных рук, такоже и селитру литровать и уголья жечь научен, могу я и без нее, Елены Ивановой, сам собою делать. А что я ныне делаю новый порох и переделываю старой сильнее голанского мастера и мастерицына составу, то я научился от своего мозгу».

В том же 1721 г. Валентина де Валь, решив навсегда остаться в России, просила зачислить ее на русскую службу. Просьба ее была уважена, и она получила официальное звание «пороховой мастерицы». Иван Леонтьев продолжал обхаживать Валентину де Валь, склоняя ее открыть теперь секрет «исправ­ления негодного пороха». Валентина долго противилась этому, но, как писал Леонтьев, наконец «ослабела силою, и я, усмотря ее слабость, со всякою учтивостью услуг моих просил с уве­щанием, дабы она научила мастеров... на что она склонилась». Итак, в конце концов вся новейшая техника выделки и пере­делки пороха стала достоянием русских пороховых заводов. Валентина де Валь прослужила на пороховом заводе в качестве «пороховой мастерицы» около 40 лет.

В 1720 г. во главе Охтенского порохового завода был по­ставлен сержант понтонной роты Яков Батищев. Он был незаурядным техником-изобретателем. Раньше Батищев работал на Тульском оружейном заводе, где ввел ряд технических улуч­шений, заменивших ручной труд механическим. На Охтенском заводе Батищев применил механическую силу воды для «кручения» пороха, т. е. превращения выработанной пороховой массы в зернистый порох, что до Батищева произво­дилось путем кручения ручных решет. Благодаря изобретению Батищева порох «крутился» системой грохотов, приводившихся в движение силою воды. К началу 1722 г. закончилось переобо­рудование трех старых толчильных (ступовых) пороховых мель­ниц в жерновые.

На Охте предполагалась постройка сразу двух заводов. Ба­тищев предложил отказаться от второго порохового завода, а построить на отведенном месте новый вододействующий пу­шечный и оружейный завод. Однако Главная артиллерийская канцелярия приказала Батищеву немедленно начать стройку второго порохового завода. В 1722 г. работы по постройке этого завода на реке Луппе развернулись полным ходом, и в 1723 г. новое предприятие начало действовать. При его постройке Батищев ввел еще одно новое техническое изобретение. Вместо каменных жерновов, привозившихся для пороховых мельниц из Голландии («голландские камни»), Батищев применил литые медные жернова, изготовленные по его заказу на петербургском Арсенале. С целью увеличения веса в эти медные жернова было влито до 500 пудов свинца. Вес каждого такого жернова достигал 350 пудов. По-видимому, жернова эти работали хорошо, но так как стоимость их оказалась в 10 раз выше стоимости привозных, то дальнейшее производство их по распоряжению Петра было запрещено.

Так как жизнь в Петербурге была значительно дороже, чем в Москве, то «для здешнего Санкт-Петербургского житья» полагалась надбавка к московским окладам в размере 25%.

Несмотря на оборудование в Петербурге трех пороховых заводов, все же в течение всего царствования Петра московские заводы продолжали давать стране большую часть пороха. Так, по нарядам Главной артиллерийской канцелярии в 1721 г. на­мечено было выработать пороха: в Петербурге — 3 тысячи пудов, а в Москве —  12 тысяч пудов; в 1724 г.  — в Петербурге 10 тысяч пудов, в Москве — 20 тысяч пудов. Ведущая роль в производстве пороха к 1725 г. все еще оставалась за Москвой.

Из числа дворцовых предприятий петровского Петербурга наибольшее значение имела Шпалерная мануфактура. Осно­ванная в 1717 г., она просуществовала до 1859 г. и оставила по себе память в названии Шпалерной улицы. Почти все остальные дворцовые промыш­ленные предприятия быстро заглохли и прекратили свое суще­ствование вскоре же после смерти Петра. Часть из них была передана из ведения «Кабинета» в ведение Берг- и Мануфактур-коллегий, т. е. превратилась из дворцовых просто в казенные предприятия, работавшие на общий рынок.

Образцом для Шпалерной мануфактуры послужила коро­левская гобеленовая мануфактура в Париже, художественные ковровые изделия которой, привезенные в Россию, произвели на Петра сильное впечатление. По его указу Лефорт закон­трактовал еще в 1716 г. в Париже мастеров-специалистов гобе­ленового дела. В начале 1717 г. четыре мастера уже прибыли в Петербург. Контракт с ними был заключен на 5 лет с окладом жалования по 400 рублей в год каждому. В июне 1717 г. прибыло еще 11 французских мастеров, в том числе Бегагль (с сыновьями) и Камус. Бегагль был назначен директором мануфактуры. Ему, согласно контракту, предписы­валось обучать гобеленовому делу и русских учеников: «при­нимать в свою службу российскую нацию и обучать их всему, что касается до того мастерства».

Шпалеры — настенные безворсовые ковры с сюжетными и орнаментальными композициями. Ткались из цветных шерстяных ниток с добавлением шелковых, льняных, иногда серебряных или золотых на специальных ручных станках выборного ткачества, т.е. отдельными частями, которые затем сшивались тонкой шелковой нитью. Характерная особенность шпалер — рубчатая поверхность лицевой стороны и неровная изнаночная, образованная концами ниток утка и швов. В России известны в XVIII¾XIX вв.

В 1719 г. Шпалерная мануфактура была передана в управ­ление единой тогда Берг- и Мануфактур-коллегии, а с выделе­нием в 1722 г. особой Мануфактур-коллегии — в ее управление. С этого времени в положении ее произошла реши­тельная перемена. «По приговору Мануфактур-коллегии, — читаем мы в соответствующем архивном документе, — ведено для шпалерного дела оставить в Питербурхе только 5 человек (французов), в том числе баселистов четырех, которым жало­ванья надлежит давать по 400 руб. человеку, а из готелистов одного, а именно Бегагля, жалованья ему ведено давать по 500 руб. на год. Да к ним же ведено набрать из русских 10 че­ловек учеников». С этого времени к работе в основном привле­каются русские ученики. Число их постепенно растет: в 1725 г. «в науке шпалерного дела» числилось 22 ученика.

Кроме основного ткацкого производства, при Шпалерной мануфактуре было оборудовано красильное отделение. В нем производилась окраска шерсти, гаруса, шелковых нитей. Хоро­шие «шпалерные мастера» владели обычно обоими видами искусства, т. е. и ткацким и красильным.

Помимо квалифицированной силы, красильня обслуживалась и чернорабочими. Сохранилась любопытная челобитная «Шпа­лерной мануфактуры красильного дела дроворуба» Филата Кадышева. Кадышев жалуется, что получает всего 1 рубль 30 копеек в месяц, «а работа весьма не склонна… и того жало­ванья не токмо что на одежду и обувь употребить, но и пропи­тание с немалым недостатком имеет, и всегда де бывает в мок­роте и при огне и от того весьма платье и обувь носится необы­чайно». Главный интерес этой челобитной — в ее заключительной части, в которой Кадышев просит перевести его в ученики кра­сильного дела: «А ныне возымел охоту, чтоб быть и обучаться красильному делу, понеже хотя при рубке дров и при носке воды пребываю, однакож, смотря на протчих, прилежно обучаюся как красильному и пресованью, так и катанью коломинок, о чем и мастер красильного дела весьма известен…». Просьба Кадышева была удовлетворена, и мы встречаем его через несколько лет в качестве одного из способнейших учеников красильного дела.

Кроме Шпалерной мануфактуры, на территории Екатерингофа были расположены и другие дворцовые предприятия, а именно: коломенковая и полотняная фабрики, завод для вы­делки пудры, плетеночная фабрика и две ветряные мельницы — одна крупяная, другая масляная. Из этих предприятий наиболее крупным была полотняная фабрика. Точное время ее основания неизвестно, но во всяком случае она существовала уже в 1720 г. В 1722 г., наряду с другими дворцовыми предприятиями, она была передана из «Кабинета» в «диспозицию» Мануфактур-коллегии. Фактически с 1722—1723 гг. дворцовые фабрики утратили свою специфику и превратились просто в казенные предприятия, работающие не только на «дворец», но и на об­щий рынок.

Кроме дворцовых предприятий, по инициативе Петра было основано в Петербурге и его окрестностях еще несколько казен­ных фабрик и заводов, рассчитанных на производство пред­метов широкого потребления. Их судьба оказалась аналогичной судьбе предприятий дворцовых: очень быстро почти все они перешли в частные руки. Отметим кстати, что, при особом покровительстве Петра «компанейской» форме владения про­мышленными предприятиями почти все петербургские частные промышленные предприятия находились не в единоличном владении того или иного лица, а принадлежали «компаниям», составлявшимся из нескольких предпринимателей, вкладывавших в дело свои капиталы, каждый в том размере, в каком он нахо­дил для себя возможным и выгодным.

Петр обращал особое внимание на кожевенное производство. До него в России юфть выделывалась с помощью дегтя, и обувь получалась очень низкого качества. Под угрозой самого жесто­кого наказания, вплоть до лишения всего имущества и ссылки на каторгу или в вечную работу на галеры, Петр запретил выделывать обувь старым способом и торговать такой обувью. Было приказано выделывать юфть по новому способу, применяя вместо дегтя ворванье сало. Очевидно, Петр и основал в 1718 г. в Петербурге на Выборгской стороне, в бывшем дворе А. В. Кикина, казенный кожевенный завод как образ­цовый.

Кроме кожевенного завода Ильи Исаева «с товарищами», в конце 1724 г. в Петербурге начал строиться завод «лосиных и козлиных и оленьих кож», основанный иноземцем Христианом Лоренцом. На заведение этого завода Лоренцу была выдана из казны ссуда в размере 100 рублей сроком на три года. Рабо­тать завод начал с 1725 г.

В 1718 г. московскому купцу Павлу Вестову было предло­жено правительством завести в Москве на «компанейских» началах сахарный завод. Вестов с компаньоном своим Еремеем Кизелем предпочел строить сахарный завод не в Москве, а в Петербурге, очевидно потому, что сырьем для выварки сахара являлся тогда «сахар-сырец» (масса из тростникового сахара), привозить который необходимо было из-за границы, и доставка его морским путем прямо в Петербург удешевляла бы стоимость производства. Вестову удалось получить для по­стройки завода удобное место на Выборгской стороне на берегу нынешней Большой Невки, вблизи от казенных пеньковых амбаров, где была оборудована казенная пристань для прихода иностранных кораблей. К 1720 г. постройка была закончена, и с 14 июня 1720 г. завод начал работать.

В 1717 г. одновременно в Москве и Петербурге была осно­вана «Штофных и прочих шелковых парчей мануфактура». Основателями ее являлись объединившиеся в компанию три представителя высшей знати Петербурга. Это были президент Адмиралтейств-коллегий граф Федор Матвеевич Апраксин, президент Коммерц-коллегии Петр Андреевич Толстой и вице-президент Коллегии иностранных дел подканцлер барон Петр Павлович Шафиров. Для устройства фабричных помеще­ний казна пожаловала этой компании дома в Петербурге и Москве. В Петербурге компаньоны получили каменный дом генерал-фельдмаршала князя Голицына. Вместе с тем компаньонам, или «интересентам», как они тогда назывались, было выдано от казны огромное денежное пособие — 36 672 рубля (правда, они сами вложили в дело собственный капитал в 57 837 рублей). Кроме всего этого, «интересенты», в целях обеспечения сбыта будущей продукции своей мануфактуры, добились получения от правительства полной монополии в производстве шелковых материй, бархата, парчи и штофов и запрещения ввозить эти материи из-за границы. Основное предприятие с сотнями рабо­чих развернулось в Москве, в Петербурге же существовал лишь весьма скромный филиал. По-видимому, сиятельные «интере­сенты» не сумели повести дело с коммерческим расчетом и уже в 1721 г. приняли в свою компанию московских купцов, а именно Матвея Евреинова «с товарищами», всего 8 человек. Очень скоро эта купеческая часть компании стала подлинным хозяином дела, и в 1724 г. титулованные «интересенты» вовсе вышли из компании, забрав обратно свои капиталы.

Производство в Петербурге пива и спирто-водочных изделий вызвано было прежде всего нуждами флота; значительное количество этой продукции потреб­лял и сам город. Первоначально пиво ввозилось из-за границы. Но уже начиная с 1716 г. возникают на Выборгской стороне солодовые и пивоваренные заводы, сначала казенные, а потом и частные. Быстрое развитие пивоваренного производ­ства с этого времени объяснялось в значительной мере тем, что в морском рационе заменили кислые щи из щавеля как противоцынготное средство пивом. Пиво варилось и в Кронштадте; его расход только на флот достигал в 1721 г. 325 тыс. ведер. В середине XVIII в. в Петербурге насчитывалось 4 пивоваренных завода, их них 3 частных.

Почти одновременно с пивоваренным появляется в Петербурге в 1718 г. казенный водочный завод. Позднее, в 1738 г., вступает в действие и частный во­дочный завод, на котором, кроме водки, производились и духи.

Табачное производство началось в Петербурге также с 1718 г., когда была основана табачная мануфактура.

Производство рождало отходы. Но рядом указов жителям Петербурга под угрозой штрафа запрещалось выбрасывать мусор в Неву, в речки и каналы города, чтобы не засорять фарватера. Позднее с той же целью запрещено было сплавлять по рекам и каналам города неокоренный лес. Точно так же запрещалось выбрасывать сор с кораблей в Финском заливе в районе устья Невы под угрозой не только штрафа в 100 ефимков, но даже, при повторном нарушении, конфискации судна.

Уже в первые десятилетия истории Петербурга здесь начала развиваться частная промышленность. Дошедшие до нас данные о промышленных рабочих первой половины XVIII в. позволяют говорить, что в 30-е годы крупные частные промышленные предприятия города имели свои постоянные рабочие кадры. Эти кадры как для всей страны, так и для Петербурга рекрутировались из четырех основных источников: из крестьян, детей посадских людей, солдатских детей и детей «фабричных» людей.

Рекрутская повинность — система комплектования русской армии, введенная Петром I в 1699 г. и заключавшаяся в обязательной поставке сословиями определенного числа рекрутов. Срок службы рекрутов — сначала пожизненный, с 1793 - 25 лет, с 1834 - 20 лет. В XVIII в. комплектование русской армии с помощью рекрутских наборов представляло шаг вперед по сравнению с господствовавшей в Зап. Европе системой наемничества, так как обеспечивало постоянный, хорошо обученный состав армии. Вместе с тем повинность являлась одной из самых тяжелых повинностей, ложившихся на народные массы. С 1831 г. были введены ежегодные рекрутские наборы. Военной реформой 1874 г. повинность заменена всеобщей воинской повинностью с уменьшением срока действительной службы до 6 лет.

 Беглые крестьяне, крестьяне с просроченными паспортами после производившихся переписей и общих ревизий закреплялись за промышленными предприятиями. Правительство предписывало также направлять на мануфактуры осужденных за преступления женщин и не­ годных для военной службы «праздношатающихся» мужчин. Трудные условия жизни заставляли работных людей отдавать «в учение» на фабрику своих детей. Предприниматели охотно брали таких учеников, и правительство поддержи­вало предпринимателей, закрепляя за ними право на использование этого вида рабочей силы. Поступали на предприятия в качестве учеников и солдатские дети, нередко направляемые туда распоряжениями правительства из гарнизон­ных школ.

Ведомости регистрации цехов 1721 и 1724 гг. рассказывают откуда комплек­товались ремесленники столицы; процент уроженцев Петербурга в эти годы был еще ничтожен. Наибольшее число новопоселенцев-ремесленников дал Ярославль с уездом, за ним следует Москва с уездом, а дальше — Галич, Кострома, Романов, Пошехонье, Кашин, Ростов, Новгород, Осташков, Вологда и другие города и уезды.

Любопытны сведения о специальностях ремесленников, прибывавших в столицу из различных местностей. Осташковцы состояли в рыбном цехе, все прибывшие из села Кимры были сапожниками, сапожниками же было и большинство кашинцев. В пищевом производстве преимущественно были заняты галичане, костро­мичи, романовцы и пошехонцы. Большинство ярославцев были пирожниками. Всего в пищевом деле была занята почти половина зарегистрировавшихся ремеслен­ников. Другую значительную группу цеховых составляли лица, занятые изго­товлением одежды и обуви. Очень немногочисленные цехи были представлены только иностранцами (они обслуживали исключительно или преимущественно дворянство); такими были цехи: золотой (17 чел.), парикмахерский (15 чел.) и позументный (6 чел.); все их члены составляли около 2,5% к общему числу за­регистрированных ремесленников.

Одна из ведомостей 1720-х гг. дает сведения о социальном составе зарегистри­ровавшихся цеховых Петербурга. Из учтенных 1455 человек 838 человек, или 57,6%, были крепостными крестьянами — помещичьими, монастырскими, дворцо­выми и др.; 1269 человек были посадскими людьми, приехавшими из разных го­родов. Монастырских служек и церковных причетников было 14 человек, солдат­ских, стрелецких и казачьих детей и ямщиков — 9 человек, «гуляк» — 5 чело­век, 96 человек (6,6%) были пришельцами из новозавоеванных городов, 188 че­ловек (12,9%) являлись иностранцами. Иностранцы-ремесленники, как правило, регистрировались в цеховых организациях. Таким образом, основным источ­ником рабочих кадров Петербурга были крестьяне, за ними следуют посадские люди. К сожалению, ведомости этих лет охватывают лишь малую долю лиц, за­нимавшихся ремеслом в столице, и притом касаются очень ограниченного круга ремесел и профессий. А между тем в 20-е годы XVIII в. Петербург уже был вторым после Москвы крупным центром ремесла в России.

Камер-юнкер Берхгольц посетил мануфактуру Тамсена в Москве, где видел, как и кто на ней ра­ботал (нет оснований думать, что условия труда на московских и петербургских мануфактурах в чем-либо различались, а запись Берхгольца представляет собой любопытный мемуарный доку­мент о работных людах петровского времени). Берхгольц сопро­вождал герцога Голштинского, посещения которого ждали и к которому готовились. Поэтому многие подробности, записанные Берхгольцом, конечно, не отражают повседневной жизни ману­фактуры, к ним надо относиться осторожно. Берхгольц посетил женское отделение прядильни, где работали девушки, отданные на работу в наказание «лет на 10 и более, а некото­рые и навсегда». Комната, где находились прядильщицы, по­разила Берхгольца чистотой, а девушки — своими красивыми платьями. Берхгольц побывал еще и в других мастерских, оче­видно не вошедших в заранее разработанный маршрут гостей, ибо, как замечает Берхгольц, в них «воняло почти нестерпимо». Гости осмотрели также мастерскую, в которой работало 20—30 человек свободных работников. Они получали заработную пла­ту, не превышающую, по словам Берхгольца, того, во что обхо­дится содержание арестанта.

Анонимный польский путешественник, посетивший Петербург в 1720 г., сообщил следующие сведения о какой-то петербург­ской ткацкой мануфактуре: «На берегу Невки есть длинный двухэтажный каменный дом, в котором 6 комнат внизу и столь­ко же наверху... В каждой нижней комнате этого дома есть 5 станков для выделывания полотна. В угловых же комнатах работают столяры и токари, которые приготовляют станки, мычки, веретена, прялки, мотальницы, утки, челноки и другие сна­ряды. В комнатах верхнего этажа много женщин под присмот­ром англичанки, которая наблюдает за их работами. В одних комнатах прядут, в других разматывают, в третьих наматывают. Здесь множество людей, есть и смотритель, который всем управ­ляет».

***

Первый городской рынок возник в центре только что основанного Петербурга, на Троицкой площади Петербургской стороны, недалеко от домика Петра I. С 1711 г. он был перенесен на Кронверк и получил название Сытного. Позднее возникают рынки на Адмиралтейской стороне, Васильевском острове (Андреевский), на Выборгской стороне, Охте и в других местах. В середине XVIII в. в Петербурге насчитывалось свыше десяти значительных рынков. Кроме того, по мере роста города возникали различные ряды — хлебные, мясные, рыбные, сенные, каретные, кузнечные, точильные и т. д. В середине века их насчитывалось несколько десятков.