Итак, история заселения Озерного края начинается с неолитической эпохи. В то время, примерно с V—IV вв. до н. э., отдельные мелкие группы ры­боловов-охотников постепенно проникали все далее к се­веру; их многочисленные стоянки располагались по бе­регам рек и озер — в местах, удобных для рыбной ловли, которая являлась главным источником пропитания.

Эти стоянки свидетельствуют о примерно одинаковом образе жизни обитателей Озерного края в том отдаленном прошлом. Неолитическое время длилось здесь, на севере, очень долго; римский историк I в. н. э. Корнелий Тацит указывал, что племя феннов даже и тогда продолжало жить в условиях каменно-костяного века. Во II в. другой античный писатель — Птолемей — называет феннов Та­цита финнами, и уже из этого следует вывести, что первопоселенцами на севере Европы вообще были племе­на, судя по описанию их быта Тацитом, близкие к тепе­решним саамам, которые у северных германцев носили имя финнов (норв. fin — «саам»). Вероятно, от того да­лекого времени ведут начало и названия некоторых при­родных объектов края — рек, озер и т. п. Разумеется, ни­каких городов и крупных постоянных населенных пунк­тов тогда не было, так что можно говорить лишь о географических названиях только природных объектов.

Эти древние пласты географических названий оста­ются обычно труднообъяснимыми, что вполне естествен­но. Достаточно определенные сведения о населении Озер­ного края мы получаем лишь со времени, когда здесь по­являются славянские племена, сумевшие создать свое го­сударство на землях Восточной Европы — Древнерусское государство.

Развитие древнерусской письменности вызвало появ­ление летописей, освещающих историю стран Восточной Европы, в том числе и Озерного края начиная примерно с IX—Х вв. Вскоре появляются и другие письменные ис­точники: уставные и договорные грамоты, различные официальные и частные акты, а с XV в. — писцовые книги, представляющие подробное описание земель и населения с указанием названий даже мельчайших насе­ленных пунктов, имен их жителей, обозначением различ­ных угодий и другими данными, позволяющими нередко судить о возникновении и истории ряда географических названий во всех деталях.

Картина, которая вырисовывается на основании всех этих письменных источников и археологических данных, примерно такова: около VIII—IX вв. в Озерном крае жили древние местные племена—чудь (древние эсты), водь (близкая по языку к эстам), ижора (язык сходен с карельским) и вепсы (весь) — совместно с пришедшими сюда с запада славянскими племенами, носившими названия кривичей (в теперешней Псковской области), и словен (в Новгородской области). По-видимому, словены были одной из ветвей кривичского племени, очень многочис­ленного и широко распространившегося в верховьях За­падной Двины, Волги, Днепра, а также Великой и Ловати.

Заметим, что латыши, западные соседи кривичей, по их племенному имени стали называть восточных славян именем krievs («кривич»).

Около IX в. в Восточной Европе образовался обширный межплеменной союз, состоявший из ряда славянских и чудских племен. Чудью русские летописи называют древнеэстонские племена; в обобщенном смысле новгородцы называли этим именем все дославянское древнее население лесного Севера. Имя чудь нередко присваивалось также и вепсам, жителям Озерного края, родственникам карел.

В возникновении межплеменного союза немалую роль сыграла широкая торговля мехами в рамках византийско-хазарско-арабско-славянских отношений. От­сюда — огромное число богатых кладов восточных монет на всех торговых путях того времени, в частности и на том отрезке великого водного пути «из Варяг в Греки», который проходит через Озерный край (Финский залив — Нева — Ладожское озеро — река Волхов — озеро Ильмень, и далее по реке Ловать, мелкими речками и волоками в реку Западную Двину, а от нее к Днепру и в Черное море.

Другой, также очень важный торговый путь, шел от Каспийского моря по Волге, ее протоками Шексне и Мологе, по мелким речкам и волокам к реке Мсте, впадающей в озеро Ильмень, и затем по реке Волхов, Ладожскому озеру и Неве к Финскому заливу. По этим торговым путям русские купцы ездили торговать с греками, булгарами, хазарами и персами, а суда иностранных купцов приходили в Киев, Новгород, Москву.

Возникновение племенного союза, а затем государ­ства, расширение торговых связей вызвало образование городских центров. Так возникли в Озерном крае Псков, Новгород и другие города. Господину Великому Новго­роду, как называли свою метрополию ильменские словене, суждено было на полтысячелетия стать хозяином огромных пространств европейского Севера.

Великий Новгород был аристократической боярской республикой, но с заметными элементами «народоправ­ства» (вече), просуществовавшей в качестве самостоя­тельного политического организма до 1470-х годов, когда новгородские волости и земли целиком вошли в состав Московского государства. С тех пор московское правительство управляло этими землями с помощью своих наместников и воевод, поселив здесь много новых помещиков и выдворив из пре­делов Новгорода прежних крупных вотчинников-бояр и житьных людей, переселенных в центральные московские области.

Из других исторических обстоятельств, влияв­ших на состав населения Невского края, необходимо от­метить события Смутного времени на­чала XVII в., в результате которых часть Озерного края оказалась под властью шведов почти на столетие — до пе­тровских времен, когда Руси удалось вернуть Ижорскую землю (Ингерманландию, как ее называли шведы) и Выборгскую Карелию вместе с другими подступами к Бал­тийскому морю. Шведское владычество сказалось на составе местного населения в том отношении, что к преж­ним дославянским жителям — чуди, води, ижоре, каре­лам, вепсам — добавилось в Ижорской земле значитель­ное число выходцев из Финляндии. Это создало здесь в течение XVII в. дополнительное, довольно значи­тельное по численности финское население, называвшее себя «суомалайсет» (ед. число: суомалайнен) либо «эвремейсет» и «савакот» (по названиям тех двух округов Выборгской Карелии, из которых вышли новые поселенцы Ижорского края); потомков этих переселенцев в нашей науке принято называть «ингерманландские финны».

Все это отразилось на названиях населенных пунктов Ижорской земли. При Петре I, после основания новой столицы Санкт-Петербурга и позже, возникли также многие мызы и небольшие города с немецкими названиями.

Таким образом, топонимика Ижорской земли значи­тельно усложнилась. В то же время топонимика тепереш­них Новгородской и Псковской областей менялась срав­нительно мало — здесь не было того оживления, которое царило вокруг новооснованной столицы.

Этих кратких исторических сведений нам вполне до­статочно для начала. В итоге можно сказать, что мы вправе ожидать в Невском крае названий разного языко­вого происхождения. Прежде всего в древнейшем пласте речных и озерных названий надо искать следы давно ми­нувших времен, когда здесь жили племена «чудского» происхождения. Особенно следует отметить, что говорив­шее на языке, близком к эстонскому, племя водь дало даже наименование Водской (Вотской) пятине Великого Новгорода — огромной административной области, начи­навшейся у самого Новгорода, включавшей земли между Волховом и Лугой и простиравшейся далеко на север, охватывая восточную половину Карельского перешейка, северное Приладожье и часть восточной Финляндии. Точно так же племя ижора, бывшее верным союзником русских, дало имя Ижорской земле (Ингерманландии шведов).

Однако в течение многих столетий водь полно­стью обрусела. Тем не менее, топонимические следы, т. е. отражения водского и ижорского языка в географических названиях, достаточно заметны и значительны. Весьма ощутимы и следы вепсов, число которых и сейчас довольно ве­лико. Возможно также в отдельных случаях отыскать на территории края саамские названия, хотя самих саамов здесь давно нет. Основная масса названий дере­вень, сел и других населенных пунктов принадлежит во­сточнославянскому (русскому) языку.

Примеры озерных названий Илмерь — Ильмень, Серегерь — Селегерь — Селигер, Белое озеро — Воугедарь уже дают некоторое представление о том характерном р-вом окончании в названиях озер, которое является ус­тойчивым признаком «чудского» происхождения названий. Белое озеро переменило свое прежнее вепсское название на русское по той причине, что этим же терми­ном (Белоозеро) стал называться основанный здесь го­род и даже весь край. Разумеется, причины такого рода, определенные уже не физико-географическими (естест­венными) факторами, а результатами деятельности чело­века, не обязательно должны существовать, но все же они нередко имеют решающее значение. Если природное на­звание не было зафиксировано еще ранее в письменности (особенно в официальном употреблении), оно обычно вы­тесняется названием селения.

Новгород на Ильмене (Илмере) был основан сравни­тельно поздно (около IX—Х вв.), и его имя не смогло вы­теснить древнего названия озера. Что касается Селигера, то на нем до XVII в. не было ни одного города. Осташков возник тогда, когда имя Селигер давно закрепилось в письменности и во всеоб­щем употреблении. Этих материалов достаточно для того, чтобы понять причину, вследствие которой Ладожское озеро носит название, внешне имеющее совершенно сла­вянский характер (хотя смысл его в рамках славянских языков остается неясным).

Дело в том, что основной тон задавали тут не природ­ные условия, а огромное влияние на все окружающие племена со стороны здешнего торгового центра — укреп­ленного древнего города Ладоги, господствовавшего на этом важном отрезке пути «из варяг в греки» и находив­шегося на Волхове, в небольшом отдалении от озера (те­перешняя Старая Ладога). Русское (славянское) назва­ние этого города — Ладога — отражено также в древнесканд. Aldeigjuborg (borg значит «город») и в средневековом нем. Alagen, финск. Laatokka. Обычно думают, что в основе названия Ладожского озера (Ладога) лежит прибалтийско-финское слово aaldokas — «бурный» (от aalto—"волна»). Следует, однако, считать это предполо­жение слабо обоснованным, так как древнерусские источ­ники называют Ладожское озеро иначе: «озеро великое Ново»; и только в 1220 г. Лаврентьевская летопись впер­вые величает его Ладожским, что произведено прямо от названия г. Ладоги. Что касается названия «озеро вели­кое Нево», то оно столь же очевидно связано с именем реки Невы, которую местные прибалтийские финны называли и называют Neva-joki («Болотистая река»), так как устье ее было, как известно, чрезвычайно забо­лочено.

В силу сказанного само название Ладога, по-види­мому, первоначально относилось не к озеру, а только к го­роду; лишь впоследствии название Ладога, Ладожское озеро заменило древнейшее Нево, взятое славянами у прибалтийских финнов и относившееся первоначально только к Неве — к протоку из Ладоги в Финский залив, даже к самому его устью. Таких обобщений в истории географических имен много. Для нас здесь важно было подчеркнуть силу воздействия человеческого общества на изменение названий, даваемых первоначально по физико-географическим данным.

Новые названия, образовавшиеся как следствие ожив­ления деятельности человека в этих местах с приходом сюда славянства, густо покрыли карту. В частности, на­звания городов здесь почти всюду имеют славянское про­исхождение, как будет показано далее.

Некоторые из притоков Невы носят имена неславянского происхождения: Салуя, Мга, Карбуселька, ручей Хумалаев, Харвази, Войтоловка, Иголинка, Писколовский ручей. Ольховка имеет русское название, по ее приток Лепцерка показывает, что здесь имеется след контакта русских с прибалтийско-финским населе­нием (вепс. lep—"ольха», финск. lappa, эст. lepp).

Однако и здесь основная масса мелких речек и ручьев имеет русские имена, в том числе Славянка (в писцовых книгах XV—XVI вв. Словенка — от племенного имени новгородских словен) и Ижора с несколькими притоками, носящими название Ижорка, что указывает на поселения здесь древнего местного племени ижора (ингери).

Весьма любопытно то обстоятельство, что одна из Ижорок носит второе название — Корчмянка, происшед­шее от имени населенного пункта Корчмино (Воскресенское), расположенного на Неве недалеко от Усть-Ижоры. Корчмино в свою очередь получило название по фа­милии генерал-майора артиллерии (майора лейб-гвардии Преображенского полка) Василия Дмитриевича Корчмина, который в молодости при Петре I командовал ар­тиллерийской батареей на стрелке Васильевского острова и которому безосновательно приписывали самое возник­новение имени этого острова.

Речка Назья, или Назия, впадающая в Ладожское озе­ро, упоминается уже в писцовой книге Вотской пятины 1500 г. Название это произошло от карело-финск. «nasia—волчник» («волчьи ягоды»), «волчье лыко»—ку­старникового растения, росшего здесь в изобилии. Цветы волчника — раннние и пахучие — весьма красивы и имеют розовую окраску.

Рассмотрим название огромного мохового болота Невий мох, расположенного около озера Ильмень и занимаю­щего пространство около 400 км².

Финское neva означает «моховое болото», как и вепсское nova. В приильменских русских говорах существует и нарицательное «невьи». Путешествующий в этих местах около 120 лет назад писатель К. К. Случевский писал: «Много встре­чалось моховых пространств, называемых здесь «невьи», от которых только мало-помалу совершался наш подъем на Валдайскую возвышенность».

Это и есть как раз та местность, в которой располо­жено обширное болото Невий мох. Таким образом, можно быть совершенно уверенным в том, что название сохра­нилось от дославянских времен и принадлежало языку того племени, которое жило здесь, вероятно, с неолитиче­ской эпохи и дало имя озеру Илмерь, Валдайским горам, Коломцам и Колмову, реке Мсте и пр. Подобных следов, в конце концов, не так уж и много, если учесть общую мас­су географических имен Озерного края.

Это и понятно, так как древнее дославянское населе­ние было немногочисленным и занималось по большей части рыболовством и охотой. Существовали, конечно, и иные виды хозяйственных занятий. По писцовым новго­родским книгам конца XV в. мы знаем, что местами в то время процветала добыча и обработка болотных желез­ных руд с выделкой ряда изделий из получаемого метал­ла. Занимались этим ремеслом именно чудь и водь, и имеются все основания полагать, что подобное занятие очень древнее. Однако даже в XV в. все это носило чисто местный характер, и только прилив сюда сильного сла­вянского потока придал новое направление и создал новый уровень жизни, как хозяйственной, так и поли­тической.

Только тогда создались и зачатки государственности, основались города, по преимуществу торговые центры на важнейших водных путях, стала все более и более рас­пространяться восточнославянская речь, вытесняя водскую, карельскую и иную «чудскую». Если бы географи­ческие названия не были устойчивое остальных отделов словаря, то они тоже исчезли бы полностью или почти полностью.

Однако топонимика вообще гораздо консервативнее других элементов лексики; это и понятно, так как обыч­но нет причин изменять или заменять старое географическое название, даже иноязычное, если оно без особого за­труднения входит в фонетические нормы нового языка, становящегося господствующим на данной территории.

Так обстояло дело и в отношении кривичей и словен, постепенно заселявших Озерный край в последние века I—первые века II тысячелетия. Прежнее населе­ние — водь, ижора и другие племена — тоже никуда не уходило. «Происходило заселение, а не завоевание края, не порабощение или вытеснение туземцев»; «чудь, по­степенно русея, всею своею массою, со всеми антрополо­гическими и этнографическими особенностями, со своим обличьем, языком, обычаями и верованиями входила в состав русской народности». Так писал В. О. Ключевский.

К этим словам замечательного русского историка надо добавить, что из «чудских» языков в наследие русскому народу достались лишь некоторые элементы областной лексики, имеющие дославянскую природу, да значитель­ный запас географических имен прибалтийско-финского или саамского происхождения.

Заметим теперь, что процесс обрусения даже в преде­лах одного только Озерного края был длительным и не­равномерным. При этом, чем далее к северу, тем медлен­нее шел этот процесс. Как видно из летописей, писцовых книг и грамот, еще до XV—XVI вв. включительно были заметны во многих местах края группы води, чуди и ижоры, сохранившейся в небольшом числе в современной Ленинградской области до наших дней.

Древняя Ижорская земля, составляющая значитель­ную часть Ленинградской области, вообще стала заселяться русскими людьми сравнительно поздно — не ранее вто­рой половины XIII в. При этом здесь возникли особые обстоятельства в силу того, что в шведское время (XVII в.) сюда пришло значительное число выходцев из Финлян­дии, которые поселились во многих местах совместно с древним чудским населением — ижорой и водью. Так как ижора, водь и финны говорили на сравнительно близких языках одной и той же прибалтийско-финской семьи, то такое совместное проживание при гораздо большей чис­ленности пришельцев (собственно финнов) привело в ря­де случаев не к обрусению, а к финнизации некоторой части древнего чудского населения Ижорской земли. Это же отразилось и на некоторых старых географических на­званиях, хотя финны — пришельцы XVII в. — образовали много и своих, совершенно новых поселений с характер­ными названиями финского типа.

Теперь обратимся к племенам, жившим на берегах Невы.

Водь — племенное имя, отразившееся в названии огромной территории — Вотской (Водской) земли (позже Вотская пятина), — запечатлелось также и в наименованиях от­дельных мелких объектов, расположенных отчасти в пре­делах той же территории, а значительно более — в сосед­них Новгородских землях (в пятинах Шелонской и Бе­жецкой). Сюда относятся названия, взятые нами из нов­городских писцовых книг: Водская дорога, Вожане, Вожаниново, сельцо Вотской конец, Вотцкая (несколько де­ревень с этим именем), Вотцкое, Воцкая Гора и некото­рые другие.

Подобные названия, относящиеся к незначительным объектам, возникли по большей части в позднейшее вре­мя; по ним отнюдь нельзя судить о древнем расселении племени водь. Напротив, эти названия — Вожаниново, Вожане, Воцкая и т. п. — свидетельствуют в большинстве случаев о широком проникновении на эти земли славян, которым необходимо было отмечать наличие соседей из иного народа.

Это естественный путь возникновения подобного рода названий, которые не характеризуют и межплеменную границу, так как речь должна идти о полной перемешанности поселений с водскими и славянскими (русскими) жителями. Проникновение древнерусских смердов на эти земли было мирным процессом и  заканчивалось в итоге об­русением води. Интересно то обстоятельство, что, например, такое географическое имя конца XV в., как Водский (Вотский) дожило на своем месте до XX столетия; в пояснении к этнографической карте Санкт-Петербургской губернии П. И. Копнена (1867 г.) это сельцо значится как Воцкий (Вотский) конец или Wenakontza. Это показывает, что одна часть населения (русская) рас­сматривала сельцо Вотский конец как границу води, а другая часть (водь) — как «Русский конец», что и отра­жено в смешанном водско-русском названии Wenakontza, где Wena (Вена-) значит «русский». Разумеется, это вовсе не след общего русско-водского пограничья, а только местный, локальный отпечаток встречи двух разноплеменных групп, правда, в очень дав­нее время, поскольку факт наличия поселения Вотский  конец в Вотской пятине засвидетельствован писцовыми книгами XV¾XVI вв.

Чудь — этническое имя, первоначально в древнейшей рус­ской летописи обозначавшее предков эстонского народа, впоследствии чрезвычайно обобщилось, получив широкое хождение на всем русском Севере в качестве обозначения вообще финско-угорских племен, за исключением некото­рых из них, имевших свои особые имена.

Что касается Приневского края, то в различных источни­ках этническое имя чудь применяется, помимо древних эстов, к населению отдельных погостов Вотской пятины, а в более позднее время (начиная с XVIII в., по крайней мере) — к вепсам.

В новгородских писцовых книгах имеются следующие географические названия, связанные с именем чуди: по­гост Воздвиженской Опорецкой (Ополской) в Чуди, по­гост Николской Толдуской (Толдожской) в Чуди, Чуд­ская Гора, Чудско, Чудини, Чудино Сельцо, Чудинова и Чудиново (несколько), Чудинско, Чудинцово, Чуцкая Нивка и т. д. Всем в России, конечно, известно Чудское озеро.

Мы можем легко обнаружить несколько названий, связанных с именем древнего племени ижора, от которого и вся Ижорская земля получила свое название. Ижорский погост, по пис­цовой книге 1500 г., находился в Ореховецком уезде. Сюда относятся: река Ижора — левый приток Невы; у ее устья произошла знаменитая битва 1240 г., прославившая имя Александра Невского; речки Ижорка Большая и Ижорка Малая, а также несколько селений с именем Ижора, возникших в разное время, но частично указывае­мых и в старых документах.

Происхождение этих названий — по крайней мере на­званий речных — бесспорно связано с племенным именем ингери, инкери, превратившемся в русской передаче в ижора, ижера, известным по памятникам с XIII в. (Ingria еще ранее).

Особенно интересен тот факт, что рядом с Ижорой в Неву впадает река Словенка, как она называлась в древ­ности (теперь Славянка). Мы знаем, что еще во времена Александра Невского, т. е. в середине XIII в., даже охра­на водных границ («стража морская») производилась ижорцами с их старейшиной Пелгусием во главе, — сле­довательно, новгородских словен в качестве постоянных жителей Ижорской земли здесь еще не было.

Возникновение названия Словенка рядом с Ижорой означает появление первых групп новгородцев (словен) в этих местах, что и совершилось, по-видимому, уже в XIV столетии, в эпоху наивысшего расцвета Новгород­ской республики. Заметим попутно, что к этому же вре­мени относится, по-видимому, и появление таких назва­ний, как «Васильев остров в устье Невы» (Васильевский остров, зарегистрированный писцовой кни­гой 1500 г.), Фомин остров (теперешняя Петроградская сторона) и т. п.

Все это следы процесса постепенного проникновения славянского (русского, новгородского) земледельческого населения в Ижорскую землю, результаты которого ста­новятся уже весьма заметны к концу самостоятельного существования Новгорода Великого, когда крупнейшие бо­яре республики успели наложить свою руку на места, ос­военные смердами.

Во второй половине XV в. в Ижорской земле было расположено много владений новгородских бояр. Наряду с этим крупнейшие карельские и ижорские землевладель­цы также сохранили значительные земельные богатства, о чем свиде­тельствуют показания писцовых книг, составленных мо­сковским правительством в конце XV в.

Естественно, что в дальнейшем от ижоры как племени сохранилось лишь сравнительно небольшое число поселе­ний, разбросанных здесь и там, да самое имя Ижорской земли и племенное самоназвание. Очень большое число ижорцев обрусело за ряд столе­тий, другие финнизировались (суомизировались).

По материа­лам середины XIX века видно, что ижора жили во многих случаях с суоми-финнами совместно, подвергаясь воздействию финского языка и культуры через школьные и церковные учреждения. Только в тех случаях, когда ижорские поселения были изолированы от внешних влия­ний, представители этой древней племенной группы со­хранили особенности своей речи, довольно сильно отлича­ющейся от финского языка, хотя и близкородственной ему.

А еще в 1840—1850 гг. П. И. Кеппен обнаружил близ нынешнего Петербурга около 17 800 ижорцев.

Племенное имя вепсы (весь) в древности относилось к населению Белозерско-Пошехонского края. В настоящее время на северо-востоке Ленинградской области сохранились незначительные остатки потомков древней веси, которых местное русское население называет чудью; часть вепсов сохранила за собой древнее племен­ное имя в форме бепс, часть именует себя людиками.

Однако географические назва­ния, связанные по происхождению с самим племенным именем весь, вызывают в ряде случаев сомнения и недо­разумения. Причина этого заключается в существовании славянского слова «весь», означающего «село», «поселе­ние», также широко участвующего в образовании геогра­фических названий. Возникает задача: отделить те из на­званий, содержащих элемент весь, которые имеют славян­ское (русское) происхождение, от тех, которые являются действительно связанными с племенным именем вепсов — веси. Задача эта решалась многими в том или ином ключе, и обычно при этом допускались серьезные ошибки, совершенно исказившие действительное положе­ние вещей.

Необходимо отметить, что многие считали русский (в сущности общеславянский) термин «весь» книжным; на самом деле это слово широко представлено не только в древней новгородской письменности, но и существует доныне в местных говорах. Поэтому вероятность отражений славянского термина «весь» («селение», «село») в топонимике Озерного края весьма велика, и, как легко убедиться, названий этого рода имеется достаточно.

Летописи упоминают лишь немногие из географиче­ских названий теперешней Ленинградской области. При этом надо иметь в виду то обстоятельство, что эти упомина­ния относятся исключительно к местам, расположенным на важнейших торговых и военных путях того времени. Это вполне естественно, так как именно эти пути играли большую роль в жизни Руси, а места в стороне от них имели мало значения в крупных экономических и поли­тических событиях.

Летописи называют Ладожское озеро («Нево»), реку Не­ву и ее приток Ижору, Ладогу, Копорье, реку Лугу и «Луское село», Охту и ряд других объектов, редко входя в подробности. О некоторых из этих названий мы уже говорили. Слишком скупые летописные известия пред­ставляют, конечно, большую ценность в том отношении, что дают возможность точно установить степень древ­ности некоторых важнейших названий края, осо­бенно в соединении с другими источниками — западноев­ропейскими и иными (например, в отношении Ладоги, что подтверждается и данными археологических раско­пок). Однако для более широкого охвата топонимиче­ского материала необходимо пользоваться писцовыми кни­гами, восходящими в древнейшей части к концу XV сто­летия. К ним мы и обратимся, не упуская из виду и ле­тописей.

Попробуем проследить по древним источникам историю некоторых географических названий Ижорской земли, особенно той ее части, которая расположена около Невского устья. Древнейшим населением, как уже говорилось, здесь было племя ижора («ижера»). Вся древ­няя история Ижорской земли связана с борьбой Руси и Швеции за обладание этой областью, что обеспечивало господство на пролегавших здесь важных торговых пу­тях. Для Руси это был жизненно важный вопрос, тогда как Швеция и без того обладала широкими морскими выходами. В свете вышесказанного понятно достаточно частое упоминание русскими летописями Ижорской зем­ли и отдельных ее пунктов, иногда кажущихся не очень значительными, но расположенных на важных торговых дорогах.

Начнем здесь с названия реки Охты, хорошо знакомого жителям Петербурга, да и не только им. В летописи Охта упо­минается очень давно.

В 1300 г., как говорит Новгородская летопись, при­шли из заморья свеи (шведы) в великой силе в Неву, привели мастеров из своей земли, а из Рима особо ис­кусного мастера, и поставили укрепленный город, на­стоящую крепость «над Невою, на усть Охты реки». Ле­тописец добавляет об этом городе: «Похвалившеся оканьнии нарекоша его Венец земли». Это была шведская кре­пость Ландскрона, поставленная руководителем похода маршалом Тюргильсом Кнутсоном на месте впадения Охты в Неву. В крепости был оставлен значительный гарнизон; однако уже в следующем 1301 г. сын Алек­сандра Невского великий князь Андрей Александрович, собрав большую рать, взял эту твердыню, сжег и срыл город, уведя в плен остатки гарнизона. С тех пор шведы на 300 лет с лишним оставили Охту в покое. Почему они выбрали именно это место для построения Ландскроны? Ответ очень прост: устье Охты удобно для подхода и стоянки судов, а берег сравнительно высок — во всяком случае выше уровня даже больших наводнений.

Итак, мы имеем достаточно почтенную дату (1300 г.) первого упоминания реки Охты в наших источниках. Ра­зумеется, это имя существовало и до того много столе­тий, так как устье Охты являлось весьма удобным ме­стом для остановок торговых кораблей. Однако подробное описание местности мы получаем только через 200 лет — в те времена, когда уже далеко зашел процесс объединения русских земель под общей властью Москвы, где княжили прямые потомки Александра Невского, когда Великий Новгород, потеряв свою самостоятельность, уже вошел в состав Московского централизованного го­сударства. В это время, в конце XV в., была составлена перепись новгородских земель и угодий, появились пе­реписные и писцовые книги, из которых узнаем и об интересующей нас местности. Писцовые книги 1495— 1500 гг. частично дошли до нас, и в них имеется опи­сание окрестностей реки Охты, в частности ее устья.

В переписной книге Вотской пятины 1500 г. читаем:

«В Городенском Спасском погосте. . . великого князя де­ревни на усть Охты Олферевские Иванова сына Офонасова.

За князем за Ондреем, за княж Олександровым сыном Ростовского деревня на Неве, на усть Охты...». Ука­заны 2 деревни (без особых названий), в них 3 двора, а в этих дворах жило пять человек (разумеется, взрос­лых мужчин, которые могли нести тягло).

Кроме того, здесь же было «сельцо на усть Охты на Неве», в нем было 7 человек пашенных и 15 непашенных. Тут же указывается и «деревня Минкино, на усть Охты» (5 человек пашенных крестьян). Выше по Охте также было расположено несколько деревень, из них 4 на Сторожевой горе. Вообще говоря, местность была заселена довольно слабо. Заметим, что название реки Охты повторяется в писцовой книге много раз — без всяких отклонений; в одном только случае ошибочно написано «Тохта».

Сто с лишним лет спустя в результате Столбовского мира 1617 г. шведы, завладев Ижорской землей, именно в устье Охты снова, как и в 1300 г., построили г. Ниен («Невский»), создав здесь крепость Ниеншанц, по-русски «Канцы») на том же месте, где стояла Ландскрона. В то время шведы составили свои писцовые книги Ингерманландии (начиная с 1618 г.), которые дошли до нас. Сохранились также карты и планы времени шведского господства; особенный интерес представляет карта нижнего течения Невы, со­ставленная генералом Кроньортом в 1698 г., т. е. нака­нуне Северной войны. На ней можно видеть расположенный на слиянии Охты с Невой шведский го­род Ниен с крепостью, многими постройками преиму­щественно военного назначения, а также дачами швед­ских офицеров и чиновников.

Заметим, что в писцовой шведской книге 1640 г. в том же Спасском Городненском погосте еще упомина­ется Ochta By (деревня Охта), но на карте Кроньорта 1698 г. на устье Охты отмечены только городские и крепостные постройки; те деревеньки и сельцо, которые указыва­лись русской переписной книгой Вотской пятины 1500 г., бесследно исчезли.

Шведский город Ниен имел смешанное население: в нем жили ижора, финны, шведы и русские (всего было около 2000 человек). Просуществовал он вплоть до 1703 г., когда Петр I, взяв город, приказал разрушить и срыть все укрепления, а затем заложил основу Санкт-Петербурга на Заячьем острове (Янис-саари), начав 29 июня 1703 г. постройку Петропавловской крепости. Стал заселяться также Васильевский остров, Адмиралтейская часть и другие ме­ста. Для Охты осталась роль сравнительно скромная — здесь были поселены несколько сот рабочих-корабле­строителей и их семей; это были рабочие для верфи, ос­нованной Петром на месте Ниеншанца.