Строительные работы в Петербурге проводились «с крайним поспешанием». Работников подгоняли офицеры, определенные на стройки, над­зирали солдаты. Солдаты стояли на карауле у ворот, не выпуская мастеровых людей с работы. Сложная система мелкого надзора и понукания, система принуждения, без которой казенные предприятия не могли нормально функционировать, выматывала всю душу.

Рабочий день - осенью и летом - начинался в 5 часов утра и кончался в 9 вечера, т. е. длился 16 часов. Делались два перерыва: днем в 12 часов на полтора часа, в том числе и на обед, и вечером на полчаса. Зимой, или, вернее, в темную пору года, рабочий день точно не регулировался. Он должен был начинаться «по пушке» — по пушечному выстрелу из адмиралтейской крепости; по выстрелу же и оканчивался. Пушка стреляла по усмотрению начальства: достаточно ли светло, чтобы начинать работу, и достаточно ли темно, чтобы ее заканчивать. Когда рабочие обедали зимой – неизвестно.

Существовала установленная законом шкала штрафов за прогулы. В Канцелярии от строений за прогул одного дня из заработка рабочего человека вычитали сумму, равную трехдневному заработку. За штрафами следовали телесные наказания. Посещения работными и мастеровыми церкви вводилось прави­тельством в обязательном порядке, и администрация предприятия следила за тем, чтобы рабочие люди исправно посещали церковь. В церкви мастеровым внушали, что они должны работать прилежно, не гневаться, почитать всех вышестоящих.

Существовали еще фискалы, наблюдающие за работами. Они получали в свою пользу четверть штрафа.

Положение казенных мастеровых определялось в первую очередь тем, что они были фактически при­креплены к заводу, выполняли обязательную пожиз­ненную работу и были полностью подчинены на­чальству как в рабочее, так и в послерабочее время.

Весьма характерным представляется стремление заводской администрации полностью регламентиро­вать досуг мастеровых. Как записано в Проекте о должностях, мастеровые люди не имели права отлу­чаться из слободы, где они жили, ни в праздничные дни, ни вечером в рабочие дни. Запрещалось не только самим уходить со двора, но и принимать у себя постояльцев, «держать посторонних людей в своих домах, ниже ночевать пускать». Запрещалось пускать в слободу бродячих торговцев. В пределах слободы разрешалось лишь в урочные часы ходить в кабак или шинок, принимать гостей или играть в карты. В неурочное время мастеровые люди были обязаны находиться на своем дворе Они не были вольны в использовании своего жалования, не имели права продать или заложить личную вещь, купленную на жалование. Каждую купленную вещь полагалось объявлять комиссару, «дабы он знал, что у кого платья есть нового и обуви». Указывалось даже количество водки, которое разрешалось выпить в день получения жалования.

Оплата труда в петровское время была дифференцированной. Если выписанные из-за границы иностранные специалисты (архитекторы, мастера и т. д.) получали очень крупные по тому времени оклады, часто даже не соответствовавшие их квалификации, то русским специалистам платили гораздо меньше, а рабочие получали гроши. Вот несколько примеров денежных окладов архитекторов-иностранцев: Леблон получал 5000 рублей в год, Трезини - 1000 рублей, Фонтана - 600 руб. Для сравнения: архитектор М. Земцов получал 180 рублей.

В 1716 г., например, из числа мастеровых людей, «которые обретаютца при доме его царского величества», столяры получали по 24 руб. в год, маляры – по 15 руб. токари и кузнецы - по 11 руб. Таким образом, русские мастеровые при дворце получали в среднем по рублю в месяц. Это был обычный размер заработка рабочего на строительстве Петербурга. На эти деньги почти невозможно было прожить в новой столице (где все было дорого) даже одинокому человеку, не говоря уже о семейных. И правительство стало выдавать рабочим хлебные пайки: в месяц по полуосмине муки (около 29 кг) и по малому четверику крупы (около 5 кг), т. е. чуть больше одного килограмма в день.

Переведенцы получали паек в два раза больше; кроме того, им еще давали надел земли.

«Устав воинский» 1716 г. определил денежное и продовольственное содержания всех воинских чинов для мирного и военного времени. Пехотинец должен был получать деньгами 10 руб. в год и 1 порцион продовольствия – 2 фунта (1 фунт – 409, 5 г) хлеба в день, 1 фунт мяса, 2 чарки (чарка – 122,99 мл) вина и 1 гарнец (3,28 л) пива; кроме того, полагалось на месяц 2 фунта соли и 1,5 гарнеца круп. Однако царские указы не выполнялись, и солдаты зачастую голодали.

Характеризуя грандиозность и всеохватность реформ Пет­ра, историк М. П. Погодин писал: «Место в системе европейских государств, управление, разделение, судопроизводство, права со­словий, Табель о рангах, войско, флот, подати, ревизии, рекрут­ские наборы, фабрики, заводы, гавани, каналы, дороги, почты, земледелие, лесоводство, скотоводство, рудокопство; садоводство, виноделие, торговля внутренняя и внешняя, одежда, наружность, аптеки, госпитали, лекарства, летоисчисление, язык, печать, ти­пографии, военные училища, академии — суть памятники его неу­томимой деятельности и его гения».

К этому впечатляющему списку петровских деяний и нововве­дений следует добавить и каторжные работы.

Идея воспользоваться подневольной рабочей силой для гребного флота принадлежит Андрею Виниусу. В 1688 г. в записке, поданной в Посольский приказ, он, ссылаясь на пример иностранных госу­дарств, предлагал: «всяких воров и бусурманских полонянников мочно на каторги сажать для гребли на цепях, чтобы не разбежа­лись и зло не учинили; и чем таким ворам и полонянникам, которых по тюрьмам бывает много, хлеб туне давать, они бы на каторгах хлеб зарабатывали».

На крупнейших предприятиях Петербурга регулярно ис­пользовались «каторжные невольники». Ведомости Синода сообща­ют, что при Адмиралтействе постоянно находилось «в работе» от 500 до 800 каторжников. В 1717 г. Петр указал «артилле­рийских служителей, которые осуждены будут за вину на каторгу в вечную работу или на урочные годы, посылать скованных в Санкт-Питербурх на Пушечный двор ради всяких артиллерий­ских работ».

В июле 1706 г. в рапорте на имя Меншикова сообщалось: «Острог каторжным колодникам заложили». Этот острог («каторж­ный двор»), состоявший до 1732 г. в ведении Адмиралтейства, на­ходился рядом с Канатиным и Галерным дворами — на территории будущей Благовещенской площади.

Указ 1715 г. рекомендовал употреблять каторжных для «битья свай», т.е. на общестроительных работах; часть колодников использовалась в качестве гребцов на галерах, другие трудились на Адмиралтейской и Галерной верфях, в Арсенале. Каторжане жили, в основном, на подаяния. По материалам Синода, они, «не имея средств к пропитанию, ежедневно ходили «на связках» по городу, прося милостыню.

Петербург рос стремительно. И в темпах его роста даже в начальном этапе истории города — в годы царствования Петра I — сказались не только меры принуждения к переселению в новый город, но и свободный приток сюда новопо­селенцев.

Отсутствие статистических данных о населении Петербурга в первой чет­верти XVIII в. не дает возможности установить сколько-нибудь точно коли­чество жителей столицы в этот период.

По позднейшим данным, число жителей Петербурга к 1725 г. определялось в 25—30 тыс. человек. Но это число нередко преувеличивалось. По подсчетам одного исследователя, число жителей столицы к этому году определяется в 70 тыс. Вероятнее всего предположить, исходя из числа домов в Петербурге и средней за­селенности одного дома, что число жителей Петербурга в 1725 г. определялось примерно в 40 тыс. человек, из них не менее 20 тыс. было занято производительным трудом. После некоторого перебоя в притоке переселенцев в Петербург в 1728— 1730 гг., совпавшего с пребыванием двора в Москве, с 30-х годов население столицы снова стало быстро расти. Этот рост по-прежнему был связан с неуклонным развитием промышленности и торговли в Петербурге.

Общая численность населения Петербурга на 1750 г. указана в ведомости генерал-полицеймейстера, представленной по приказанию императрицы Елизаветы Петровны в сентябре этого года. Дошедшая до нас переписка по поводу подготовки этой ведомости дает основание считать ее сведения сравнительно полными и достаточно надежными. Численность   взрослого   населения Петербурга   до   этой ведомости определена в 74 283 человека.

Так как при исчислении населения были исключены дети, то общая числен­ность населения Петербурга в 1750 г. с дополнением 25—30% на детей будет около 95 тыс. человек, из них 61% составляли мужчины и 39% женщины.

Ведомость различает «обывателей» столицы от ее «жильцов», хотя и те и другие одинаково относятся к постоянному населению Петербурга. Разница между этими категориями определялась прежде всего различием их социального поло­жения. «Обыватели» — свободные, полноправные граждане, владельцы домов и другой недвижимости в городе, дворяне, чиновники, духовенство и купцы, реме­сленники, посадские люди, владельцы торговых и промышленных предприятий, мастерских и т. п. «Жильцы» — это постоянные жители города, но не владеющие недвижимостью или не входящие ни в одну из городских корпораций (цехи, гиль­дии), а поэтому неполноправные, т. е. не имеющие права принимать участие в вы­борах городских органов управления—магистратов.

В число «приез­жих» лишь в самой малой доле могли попасть временные сезонные рабочие. Не­много среди них было и купцов, которые имели тесные деловые связи со столицей и подолгу там жили. Большая доля из этих 10 тыс. «приезжих» были мастеровыми на крупных предприятиях, ремесленниками, имели мелкие пред­приятия, обслуживали торговлю столицы. Они были тесно связаны со столицей, скоро становились постоянными ее жителями, но для полиции все же долго оста­вались «иногородними» —- ростовцами, ярославцами, кашинцами и т. п., если они были посадскими людьми; бездомными солдатскими детьми или тяглыми людьми различных сельских районов если были крестьянами.

Служители при «обывателях» и слуги иностранных посольств (численность их с детьми достигала 17 тыс. человек) — это прежде всего дворовые крепо­стные слуги. Число свободных домашних слуг было очень небольшим. Возможно, в число слуг полиция включила низший обслуживающий персонал учреждений дворцового ведомства, т. е. тех, кто выполнял черную работу в царских конюшнях, прачечном дворе, служил в егерском охотничьем корпусе и т. п.

В ведомости 1750 г. обращает на себя внимание значительное превышение численности мужского населения над женским.

У привилегированного слоя населения столицы число мужчин лишь немного превосходило число женщин. Совсем иное соотношение у остальной части постоян­ного населения столицы. У «жильцов» число мужчин в полтора раза больше числа женщин, а среди слуг и служителей мужчин в два раза больше, чем женщин. «Приезжие», в основном трудовое население, были лишены возмож­ности иметь семьи в Петербурге; число мужчин среди «приезжих» в 7,7 раза превосходило число женщин. Чем меньше обеспечены были жители столицы, тем труднее было для них обзаведение семьей.

Население росло в основном за счет трудящихся слоев. Продолжало разви­ваться ремесло. Для 50-х гг. XVIII в. сохранился перечень 44 ремесленных цехов, су­ществовавших в Петербурге, но перечень этот неполон. Представляют интерес дан­ные о социальных слоях, из которых выходили ремесленники в середине XVIII в. Среди 1041 человека ремесленников, о которых имеются сведения, из крестьян и крепостных дворовых было 214 человек (20,5%), из купцов 316 человек (30,3%), из разночинцев, т. е. детей мелких служащих, солдат, церковников, 95 чело­век (9,1%), 83 человека поименованы просто людьми «польской нации», 5 — «мало­россиянами». Для коренного местного населения запись в цехи вызывала лишь неудобства, она связывалась с возможностью принудительного привлечения ре­месленников к выполнению казенных работ. Все это не могло касаться иностран­цев. Иностранцы, в противоположность коренному местному населению, считали запись в цехи выгодной и охотно записывались все, даже имевшие отдаленное отношение к ремеслу. Поэтому число цеховых ремесленников иностранцев (316 чел.) не соответствовало их действительному удельному весу.

Кроме увеличения в 30—50-х годах XVIII в. числа лиц, работавших на казенных и частных предприятиях, цеховых ремесленников и мелких товаропроизводителей-одиночек, рост численности населения города происходил за счет людей, занятых работой по обслуживанию коммунальных нужд и торговли. Плавучие, разводные мосты через Большую Неву и Малую Неву и разводные мосты через малые реки и каналы обслуживались специальными мостовыми командами. Существовало боль­шое число перевозов. Легковые и грузовые извозчики вместе с лодочниками и пере­возчиками обеспечивали внутригородской транспорт. Современник, автор опи­сания Петербурга начала 50-х годов, отметил, что в Петербурге было «около трех тысяч извозчиков или более в зимнее время».

Многочисленные рынки обслу­живались массой мелких торговцев, огородниками, из которых многие арендо­вали землю в пригородах и являлись, таким образом, постоянными жителями го­родских окраин. Разносчики и лотошники торговали пирогами, калачами, сбит­нем не только на рынках, но и по улицам и дворам.

Материальная обеспеченность мелких производителей была очень различной и зависела в первую очередь от того, работали ли они непосредственно на потреби­теля-заказчика, продавали ли сами свой товар на рынке или работали на торговца-перекупщика. Широкое применение крепостного труда в условиях очень низкой его оплаты понижало оплату и вольнонаемного труда, а вместе с тем понижало и общий уровень материального обеспечения мелких производителей. Были ре­месла более прибыльные, обслуживавшие потребности и запросы богатого дворян­ства, но спрос на таких ремесленников был очень ограничен. Оплата труда строи­телей, определявшаяся в первую очередь их квалификацией, существенно коле­балась в зависимости от спроса на труд. Как правило, между заказчиком и артелью строителей стояли подрядчики. Подрядчики, нанимая артель, обычно брали на себя и обязательство обеспечивать строителей питанием. Подрядчики создавали тяжелые условия работы, плохо кормили рабочих, часто обманывали их при расчете.

Естественно, что конфликты между рабочими и подрядчиками возникали постоянно. И строители, и большая доля мастеро­вых и работных людей, так же как и ре­месленники, состояли в основной своей части из крепостных крестьян. То, что за­рабатывал крестьянин, лишь в некоторой и притом малой доле принадлежало ему. Значительную часть из своего заработка отпущенный на оброк крестьянин должен был отдавать помещику. Размер оброка оп­ределялся волей помещика. Столица при­влекала оброчных крестьян прежде всего как наиболее емкий рынок рабочей силы всех специальностей. Оброчник — строи­тель, текстильщик, металлург и т. п. — находил здесь работу по специальности, повышал квалификацию, другие приобре­тали здесь специальность. Крестьян-оброч­ников гнали в столицу нужда и голод. Но нельзя забывать о заманчивости и притяга­тельности ухода от взора барина, из-под придирчивого надзора крепостной админи­страции.

Этим преимуществом не обладали многочисленные крепостные дворовые слуги в Петербурге в дворянских домах: они всегда были на глазах барина.

В 30—50-е годы XVIII в. Петербург расширял свои пределы и уплотнялся на старой, давно освоенной территории. Еще представленный Петру I Леблоном план строительства Петербурга предусматривал удаление жилищ рабочих на окраины. В ходе строительства Петербурга на левом берегу Невы — на так называемой Московской стороне — появились рабочие слободы. Правительство с с неудовольствием смотрело на это. Большие пожары в августе 1736 г. и июне 1737 г. использовались как предлог для выселения ра­бочих на окраины, к этому были направлены и распоряжения правительства о необ­ходимости строить в центре города только большие красивые здания. Лучшие районы города отводились дворянству. Рабочее население с его бедными жили­щами оттеснялось на окраины города, или в предместья, где еще не были осу­шены болотистые трясины, или на захолустные улицы города с их непролазной грязью.

Слободы, населенные работными людьми, часто одной про­фессии и даже одного предприятия, являлись поселениями, характер­ными для окраинных районов Петер­бурга. Особенно интенсивно слободы росли в 30—40-х годах XVIII в., когда шло усиленное вытеснение трудового населения из центра; рост их про­должался и во второй половине XVIII в. Больше всего слобод по­явилось на Охте. Кроме двух слобод переселенцев-плотни­ков, там возникли: Бочарная сло­бода, в которой жили люди, готовив­шие бочки для пивоваренных заводов, слобода Синявина батальона (по фа­милии начальника Канцелярии го­родовых дел), населенная рабочими и низшими служащими Канцелярии городовых дел, Госпитальная слобода служителей двух расположенных там госпиталей, Компанейская слобода компанейщиков пивоваренного дела, Казачья слобода, населенная сначала казаками, а позднее отставными сол­датами и другими бедными людьми. 

Жители Казачьей слободы вызывали у полиции крайнее недовольство нарушениями полицейских порядков. Комиссия по строению постановила снести Казачью слободу и строить на осво­божденном месте только «регулярное» строение. Но полиции не удалось осу­ществить это намерение. Казачья слобода осталась и во второй половине XVIII столетия такой же «нерегулярной» и приютом для беглых, преследуемых поли­цией и помещиками.

На Васильевском острове вблизи Галерной гавани суще­ствовала Галерная слобода, населенная находившимися на службе и отставными матросами с их семьями; с 1738 г. начали застраиваться слободки в западной части Малого проспекта. По Фонтанке, в нижнем ее течении, располагались слободы Калинкиной деревни, а рядом Матисова деревня. Здесь жили по большей части отставные солдаты. В Московской части возникла Ямская Московская слобода ямщиков-переведенцев, а за Аничковым мостом — Каретная, в которой жили ремесленники, производившие кареты, коляски, сани.

Рабочие Адмиралтейства в 40-х годах были вытеснены в район вновь появив­шейся слободы Новая Коломна на правом берегу Фонтанки, между устьями Мойки и Фонтанки.

Число дворов в Петербурге на 1737 г. соста­вило 5898.

Согласно второй ревизии, проведенной в конце 40-х годов XVIII в., население империи со­ставляло 9 103 387 душ мужского пола. На долю Петербурга приходилось приблизительно 56 700 душ мужского пола, т. е. 0,6 % всего мужского населения страны.

Далеко не везде работные люди имели собственное жилье. На большинстве мелких и крупных предприятий считалось достаточным, если при предприятии предоставлялся какой-либо угол рабочему для сна; на многих предприятиях таким приютом служило помещение мастерской.

Домики в слободах, в которых жило большинство трудового населения сто­лицы, имели небольшие усадьбы с огородами. Ко всем окраинным слободам близко прилегали места городского выгона для скота. Молочный скот держали и в Галер­ной слободе, и жители Петербургского острова, и жители Охтенских и Ямской слобод. Домики-избы, наскоро выстроенные для переведенцев или построенные самими переведенцами, были малы и тесны. Убогими лачугами называли их пра­вительственные строительные комиссии. Более просторными были дома у ямщиков, так как им приходилось иметь не меньше 4—6 лошадей и располагать поме­щением для проезжавших.

Жилище в «один покой» для семьи рабочего было обычным явлением. В одном указе времен Анны Иоанновны велено «в Санкт-Петер­бурге у находящихся адмиралтейской и других команд мастеровых людей, на построенных в указных местах дворех их, буде у кого имеется токмо по одному покою, а в нем живет хозяин и жена его и дети, постою не ставить». Часто в таком же «покое» жили еще и съемщики углов — работные или мастеровые люди.

При Петре I в слободах было еще много курных изб, и петровскими указами предписывалось «командам из солдат избы проверять и черные печи ломать». Судя по тому, что в позднейшее время такого вопроса не поднималось, курные избы, по-видимому, исчезли. Освещались дома в слободах лучиной. Свечи были дороги и малодоступны бедноте.

Значительную и экономически важную и влиятельную группу на­селения Петербурга составляли купцы. Купечество в первой половине XVIII в. входило вместе с ремесленниками в число посадских людей. В начальный период истории Петербурга стремление Петра I ускорить развитие в нем торговли и про­мышленности вызвало меры по принудительному привлечению купечества в столицу. Первым шагом на этом пути было переселение некоторых купцов из Архан­гельска. В 1710 г. на казенный счет переселяется ряд видных купцов из Москвы и других городов. За этим последовали указы от 1712 и 1714 гг. о принудительном переселении 300 купцов из числа «гостей» (т. е. самых богатых купцов) и «записан­ных в московские гостиные сотни», именно тех, «которые у портов и на ярмарках валовые (оптовые) торги или где какие заводы и промыслы имеют». Указ выпол­нялся медленно. К лету 1716 г. из числа 300 купцов было выслано 186. Переселя­лись купцы из разных губерний: Московской, Киевской, Казанской, Архангелогородской. Принудительное переселение посадских людей происходило в условиях, не сравнимых с теми, в каких переселялись люди кре­постного состояния. Для купцов строились в Петербурге за счет посадов хорошие дома. Для этой цели некоторые посады выделяли большие по тому времени суммы: посады Казанской губернии — по 1000 руб., а Смоленской губернии — по 500 руб.

К 1719 г. принудительное переселение в Петербург купцов было приостановле­но, так как и без мер принуждения иногороднее купечество «своей охотой» устре­милось в новую столицу. Но купечество Петербурга пополняло свои ряды не только за счет торговцев из других городов страны. Оно росло за счет оброчных крепостных крестьян. Многие помещики за хороший оброк предоставляли своим крестьянам возможность заниматься подрядами, поставками, торговлей, откупами, заводить производственные предприятия. Конечно, не всем разбогатевшим крестьянам удавалось затем выкупиться у помещика, получить свободу и записаться в купе­ческое сословие. Многие из них, занимаясь подчас крупной торговлей, продолжали числиться крестьянами. В 1744—1747 гг. в Петербурге из общего числа посадского населения в 3471 человек купцов было свыше 2 тыс. В Окладной купеческой книге 1753 г. число купцов определялось в 1484 человека; в этом списке значатся и 22 иностранца. На деле же как общее число купцов, так и число купцов из ино­странцев, по-видимому, было несколько большим.

В своей основной массе купцы оставались податным сословием; в продолже­ние всей первой половины XVIII в. они были обязаны давать рекрутов для армии. Правда, им разрешалось покупать рекрутов и поставлять их вместо себя. Купе­чество было очень разнородным по своему положению, определявшемуся в первую очередь размером капитала. Купцы-откупщики были одновременно и владельцами крупных торговых и промышленных предприятий. Наиболее крупным из них, например Ивану Исаеву, Савве Яковлеву, правительство жаловало чины и зачи­сляло их в ряды дворянства. Они жили в столице в лучших районах города, как и дворяне. Купцов не забывали приглашать на придворные торжества и праздники, на маскарады и т. д. Но наряду с богатыми первогильдейскими купцами были и малосостоятельные купцы третьей гильдии, ближе стоявшие к ремесленникам и массе посадского населения. Материальная неустойчивость часто приводила та­ких купцов к необходимости работать по найму, и их дети нередко пополняли ряды мастеровых и работных людей.

В Петербурге наметились районы, где преи­мущественно жило купечество: таковы район Садовой улицы, ближе к Сенной площади и к нынешнему Гостиному двору, и район Каретной слободы.

Но первенствующую, руководящую роль в жизни Петербурга играло дворян­ство; эта особая роль дворянства в столице естественно определялась его поло­жением как господствующего класса в Российской империи. Петр I после основа­ния Петербурга и перенесения в него столицы принял ряд мер, понуждавших дворянство к более быстрому и массовому переселению в Петербург. Уже с первых лет существования Петербурга в нем было немало дворян, служивших при дворе и в армии. С основанием в Петербурге центральных правительственных учрежде­ний к ним прибавилось значительное число чиновников. В 1725 г. только в гра­жданских центральных учреждениях было по штату около 1700 человек служащих, подавляющее большинство которых принадлежало к дворянскому сословию. Еще при Петре дворянство поняло все выгоды службы в новой столице и без при­нуждения начало переселяться в Петербург.

Внутренняя торговля Петербурга развивалась по мере развития самого го­рода, роста его населения. В значительных количествах поступало из провинций России продовольствие. В отдельные неурожайные годы разрешался даже ввоз хлеба из-за границы с уплатой 5%-й пошлины в ефимках. Городское ремесло и мануфактурная промышленность нуждались в сырье; кроме того, ремесло, не­смотря на значительное его развитие, и мануфактурная промышленность города не могли обеспечить потребность городского населения в товарах широкого потребления; все это вызывало подвоз из других мест.

С самого начала строительства Петербурга в нем появились мелкие торговцы, маркитанты, ремесленники. Решительный перелом в ходе Северной войны после 1709 г. усилил приток сюда поселенцев, изменил отношение к новой столице тех, кто до этого времени сомневался в успехе создания нового города. Перепись дворов Городского острова, проведенная в конце 1713 г., указывает на большое число изб и домиков мастеровых людей, ремесленников, мелких торговцев, добровольно обосновавшихся на постоянную жизнь в Петербурге.

На своих огородах они выращивали капусту, горох, репу, брюкву, морковь и пр. Но в течение всего XVIII в. практически нет упоминания о картофеле. Он широко стал распространяться лишь в XIX в., ибо еще во времена Екатерины II не только в России, но и в Западной Европе считал­ся «чертовым яблоком». Скромное место даже в 30—50-х гг. XIX в занимали «амурные яблоки», или «яблоки любви» (так, по дословному переводу с француз­ского, называли помидоры). Употребляли их только для изготовления приправ к мясным блюдам и салатам, свежие же плоды считали несъедобными из-за «неприятного вкуса». Только к концу XIX в. их стали употреблять «для заку­сок и в салатах».

В Петербурге было уже довольно много богатых людей — это стимулировало не только разнообразие овощей, но и развитие совсем особой отрасли огородного дела — выращивания ранних и сверхранних овощей и ягод. Уже в XVIII в. объявления в «Санкт-Петербургских ведомостях» предлагали зрелую землянику и клубнику в марте, а огурцы — начиная с декабря-января. В XIX в. это направление огородничества достигла просто расцвета. На рынках с февраля по июнь продавали парниковый картофель, в марте — щавель и кресс-салат, в июне — фасоль (все местного производства). К середине лета успевали вырастить дыни, коих было множество сортов. Немалые затраты на строительство и содержание теплиц, оранжерей и паровых гряд (на навозе) окупались с лихвой, поскольку зимние и ранние овощи шли по очень высоким ценам, которые не сму­щали столичную знать. С навозом проблем не было: огородники покупали его на извозчичьих дворах, в кавалерийских частях, у владельцев частных конюшен.

Противоположная сторона нынешней Морской и Невского, там, где теперь здание Главного штаба с его знаменитой аркой, не была за­строена  частными  домами,   - там возник стихийный рынок, называвшийся Морским.

Это было собрание шала­шей, ларей, раскинутых в беспорядке по грязной, немощеной площади. Весьма понятно, что торговцы однородными предметами группировались для сво­его и для покупателей удобства — и это соединение нескольких ларей и шалашей получило гордое на­звание  «ряд». Появлялся,  таким образом,  мясной ряд, калашный ряд, лоскутный, где торговали ста­рой одеждой: ближе к Адмиралтейству устанавли­вались возы с сеном и дровами — здесь были сенной и дровяной ряды.

Была сделана еще при  Петре попытка  урегулировать  этот рынок —   в ноябре 1718 г. издали указ о рынках Петербурге, чистоте торговцев съестным, о ношении торговцами белых фартуков. Как видим,  300 лет тому назад пытались заботиться о гигиене, и, конечно, эти заботы не достигали цели, и торговцы съестными припасами ничего такого не одевали. Прямым следствием этого указа было приказание, отданное в следующем году архитектору Гербелю произвести   планировку   Морских   слободок, большой и малой, и построить Мытной двор на Невском проспекте, на углу Морской улицы.  Сохранилось описание этого первого Гостиного двора Адмиралтейской стороны: «Гостиный двор  каменный,  прежде  именованный Мытный, на Адмиралтейской стороне, на самом том месте близ Зеленого моста на Мойке, где ныне дом генерал-полицмейстера и кавалера Николая Ивано­вича Чичерина, наименован Мытным потому, что оный построен был только для продажи съестных припасов, но, между тем, несколько лавок занято было и разными товарами и потом отчасти более стало умножаться в нем купечество с хорошими и богатыми товарами, оный более стал именоваться Гостиным двором, а не Мытным». Из сохранивше­гося плана видно, что этот Мытный или Гостиный двор представлял собой четырехугольное или даже пяти­угольное здание, так как передний фас, обращенный к Мойке, не был параллелен заднему. На пе­реднем фасе, в середине, было нечто походящее на башню и выступающее за линию фасада: по всей ве­роятности, эта срединная часть здания предназна­чалась Петром для магистрата и была украшена или только было намерение украсить ее «великим шпицом с часами». Главная цель этой постройки очевидна — уничтожить Морской рынок и перевести всех торговцев сюда. Но этого не случилось: может быть, торговцы Морского рынка не могли снимать помещение по дороговизне арендной платы, а может быть, этих торговцев не пускали более богатые купцы.

«Сей гостиный или мытный двор — писал Бог­данов — в 1736 г., загоревшись внутри, весь сго­рел и от онаго пожара развалился, понеже оный строен был весьма стенами тонко, потолки, двери и затворы были деревянные и от сильного огня распался, а на последки и остатки разобрали».

Потом деревянные торговые ряды появились на углу Невского проспекта и Садовой улицы. И. И. Лажечников в романе «Ледяной дом» описывает их так: «Большую першпективу, около Гостиного двора, русский горговый дух оживляет. Бойкие сидельцы, при появлении каждого прохожего, скинув шапку и вынятув руку, будто загоняют цыплят, отряхнув свою масленую голову, остриженную в кружок, лают, выпевают… как докучливые шавки: «Что вам угодно? Барыня-сударыня, пожалуйте сюда! Что покупаете? Господин честной, милости просим! Что потребно? Железо, мед, бахта, платки, бархат, парча, деготь, бумага!.. Ко мне, сударыня, у меня товар лучший!.. Уступлю за бесценок… с убытком, только для почину… с легкой руки вашей…».

К 1717 г. число жилых домов в Петербурге по сравнению с 1713 г. увеличилось больше чем в 2,5 раза и достигло 2553 дворов. А в 1722 г. насчитывалось уже 4163 двора, кроме Васильевского острова, где в 1725 г. было 463 дома или, по другим данным, 489.

Рост повинностей и частые неурожаи гнали крестьян на заработки в большие города. Голодные годы 1723-й, 1743-й и особенно 1747-й, 1748-й вызывали местами повальное бегство крестьян в города. Крестьяне хорошо знали дорогу в новую столицу, где был большой спрос на рабочие руки, и в голодные годы сто­личной полиции трудно было держать под своим контролем огромный поток на­правлявшихся сюда людей. Крестьянин мог уйти из деревни лишь по письмен­ному разрешению помещика. Такими разрешениями были вначале «покормежные письма», с 1726 г. замененные паспортами, писавшимися на печатных бланках.

Со времени отмены в 1718 г. принудительного вызова строительных рабочих в Пе­тербург на протяжении всего XVIII в. крестьяне, отпускаемые помещиками на заработки в столицу, составляли основную массу строителей Петербурга. Они же скоро заняли важнейшее место и среди рабочих промышленных предприятий столицы. Крестьяне, знавшие штукатурное дело, мастерство каменщика, каменотеса, столяра, в период строительного сезона всегда находили работу на строительстве дворцов, при сооружении набережных, прокладке улиц, на много­численных дорожных работах и т. п. Этими же крестьянами производилась и за­готовка строительных материалов.

С течением времени более четко определились районы, поставлявшие Петер­бургу строительных рабочих. Так, каменщики и каменотесы шли из Олонецкой губернии, каменщики — из Ярославской, Костромской, строители других спе­циальностей — из Московской, и т. д. При непрерывном строительстве и высоких его темпах на протяжении почти всей первой половины XVIII в. ежегодный приток строи­телей в Петербург выражался в тысячах человек, а в некоторые годы даже в десятках тысяч. Особенно возросло число строителей в 40—50-е годы XVIII в. в связи с широким размахом работ, осуществлявшихся тогда каз­ной и частными лицами.

Недаром сложилась поговорка – «Москва создана веками, Питер миллионами».