Почтовую гоньбу организовали сравнительно быстро — за каких-нибудь две недели. Тракт между Москвой и Новгородом был достаточно хорошо освоен. Оставалось создать два стана на дороге между Новгородом и Петербург­ской крепостью. «Те ямы (поселения ямщиков) в довольном месте устроить пристойнее, разделя поровну и смеря верстами, чтоб был ям от яму в равенственно числе мерою». На каждой станции должно находиться по 10 вытей ямщиков. Такой приказ получил подь­ячий Новгородской приказной палаты Юрий Волков. Стройщик разместил на 217-верстовом пути (потом оказалось, что он приписал 12 верст «лишку») ста­ны в Предольском погосте и деревне За­речье.

На следующий год число станов увеличили до семи. Подьячий Евстафий Игнатьев из Новгорода построил остано­вочные пункты в деревне Менюши, Пе­редольском погосте, деревнях Турово, Васильково, Тозеро, Заречье, Ушеницы. Дорога между ямами не везде была хо­рошей и сухой. Приходилось делать гати, чинить старые мосты, часть воз­водить заново. Через реку Лугу около деревни Турово поставили новый плот, который перегоняли от берега до берега не на шестах, как в старину, а на кана­тах, что считалось технической новинкой для того времени. Случались и другие неприятности. Не у всех охотников имелись лошади. Гонщики из Копорья, которых направили в деревню Васильково, «сказали, что де у них ло­шади померли сея зимы от бескормицы и ходят они с почтами пешие». В помощь этим почтарям Игнатьев приставил ямщика с двумя лошадьми и дал денег из отпущенных ему средств «на ло­шадиную покупку». Из-за малой насе­ленности здешних мест на вновь организованных ямах стояли охотники из Новгорода, Копорья, Пшанска и Ла­доги. Причем, по невыясненным причинам, копорских ямщиков в официальных документах называли «ка­заками».

И доселе остались названия: Ям-Ижора, Ямсковицы, Ям-Тесово, Ямбург.

Сохранились ансамбли почтовой станции 1807 г. в старинном селе Кипень, на 49 км Таллинского шоссе в деревне Каськово, почтовая станция 1796 г. в Померанье, станция в Выре на 72 км Киевского шоссе. Последняя существовала на рубеже XVIII и XIX в., она помнит Пушкина.

Как следует из документов, по новой почтовой дороге доставляли корреспон­денцию преимущественно верховые и пешие посыльные. Возможно, тракт был не совсем удобен для передвижения больших обозов и громоздких экипажей. Поэтому грузы и пассажиры достав­лялись до Петербурга из Новгорода кру­говой ямской дорогой: по реке Волхов, через Ладогу и Шлиссельбург. Некото­рые путешественники добирались к бе­регам Невы по воде. Часть сухопутной дороги до города Волхова проходила по старому олонецкому пути конца XVI в.

Первые годы существования почто­вого тракта Петербург — Новгород являлись годами поисков оптимального решения задачи по размещению на нем необходимого числа станций и почтарей. Поэтому и направление, и расстояния между ямами, и количество лошадей на них менялось ежегодно, а иногда и по два раза в год.

В октябре 1707 г. ландрихтер Я. Н. Римский-Корсаков доносил гене­рал-адмиралу П. М. Апраксину, что он учредил от Петербурга до Новгорода станы для почтовой гоньбы, «на каждом стану по 10 лошадей, и стан от стана расстоянием по 2 мили». Через несколько лет, в 1710 г., по случаю «мо­рового поветрия» в новгородской земле проложили большую почтовую дорогу в Москву через Ладогу, Тихвин, Устюжну и Кашин. На многих участ­ках нового пути, например между Тихвином и Устюжной, никогда не строили ямские станы. Поэтому здесь почтовые лошади содержались уездными обывателями. А чтобы не разорить пос­ледних частой гоньбой, подводы на до­роге разрешалось давать только курьерам, ехавшим с «нужными госу­дарственными письмами». Курьеры получали подорож­ные, составленные примерно по той же форме, что и для гонцов в города засеч­ной черты. Им разрешалось брать лоша­дей не только на станциях, но и в любом населенном пункте, у любого жителя, у любого встречного, кроме правительственного курьера. Курьерская гоньба новым трактом продолжалась меньше года до весны 1711 г. В последующих докумен­тах даже не упоминается о доставке по­чты в Петербург по этому маршруту. Но дорогу через Устюжну не забыли. По ней возили грузы из Вологды, Костро­мы, Ярославля. В 70-е гг. XVIII в., ког­да в Псковско-Новгородском крае объявилась новая болезнь — «прилипчивая горячка», петербургский почтамт отправлял этим путем деньги с соляными обозами.

С 1707 г. начинается прокладка от Петербурга и других почтовых линий. По распоряжению Меншикова организуются станы по дорогам до Олонца, Старой Руссы, Великих Лук, Торопца и рубежей петербургской провинции. Причем тракты в три пос­ледние города проходили через Новго­род. Как и от берегов Невы до Новгорода, расстояние между ямами здесь определялось в две мили и на каж­дом должно находиться 10 лошадей для скорой гоньбы. Кроме того, не позже марта 1708 г. начала ходить почта к польской границе через Копорье, Нарву, Псков и Великие Луки. Здесь на каждом стане находилось по 12 лошадей. Дорога через Псков в Великие Луки считалась кружной, короткий путь проходил через Новгород. Устраивая почту таким обра­зом, Меншиков убивал сразу двух зайцев: прокладывал тракт, который всегда мог пригодиться в случае вспышки эпидемии, и улучшал почто­вую связь с крепостями Нарвой и Копорьем.

После присоединения Курляндии на­чала работать русская почта между Ригой и Петербургом. Гоньба осуществ­лялась через Нарву и Дерпт (Тарту).

Организация рижской почтовой линии имела для России особое значение — по ней впоследствии стали доставлять кор­респонденцию в зарубежные государства прямой дорогой в Кенигсберг. Путь про­ложили в 1714 г. До этого письма за границу шли из Риги по тракту вдоль берега Балтийского моря через Мемель (Клайпеда) до прусского рубе­жа.

И наконец, в октябре 1712 г. откры­лось почтовое сообщение из Петербурга в Каргополь. Жители Каргопольского, Олонецкого, Белозерского и Чарондского уездов поставили по большой дороге «в пристойных местах, где и ранее бывали почтовые и ямские станы» по три поч­товых и по девяти ямских подвод. Так было положено начало тракту Петер­бург — Архангельск. Практически еще до начала регулярной гоньбы имелась возможность сноситься письмами с бере­гами Белого моря, потому что ямские станы между Архангельском и Каргопо­лем существовали с конца XVI в. Теперь задача сводилась к устройству дополнительных станций, ремонту ста­рых и поселению новых охотников взамен выбывших. Петербургско-каргопольский тракт создавался исключитель­но силами морского ведомства и находился в его подчинении. Лошадей почтари давали только тем лицам, кото­рые ехали по подорожным из Адмирал­тейской канцелярии.

Нам ничего не известно о режиме работы тогдашних петер­бургских почт — об этом не говорит ни один из сохранившихся документов. Очевидно, гоньба осуществлялась нере­гулярно, потому что почтари возили в основном официальные бумаги, которые требовалось доставлять как можно ско­рее, в нарушение установленного графика.

Нет совершенно никаких сведений о пересылке частных писем петербургской почтой до 1714 г. Среди огромного количества бумаг о скорой гоньбе нет ни слова об отправлении личных грамоток. С другой стороны, Петр I всячески стремился к развитию русского купече­ского сословия, которому для успешного проведения торговых операций требова­лась точная и быстрая информация о ценах на товары. Наверняка, торговые люди пересылали свои грамотки из горо­да на Неве. Возможно, до Новгорода, откуда ходила регулярная почта, их письма возили с ямскими подводами, которые практически каждый день уходили из Петербурга. Движение на тракте осуществлялось достаточно интенсивно, и всегда можно было изыс­кать способ пересылки письма. Тем бо­лее, что для Петербурга неизвестны распоряжения запретительного характе­ра.

«Для оберегательства подвод», надзо­ра за порядком отправления гоньбы, осмотра и подписания подорожных, приема прогонов и ведения записных книг на почтовых станциях Петербург­ской губернии по указу 1707 г. на­значили особых лиц из военных, дворян «или из каких чинов пристойно добрых». В 1708 г. на под­ставы от Петербурга до польской границы послали для надзора младших офицеров и унтер-офицеров, каждого с командой из шести солдат. Им велели: Ттем надзирателям на тех станах пос­ланным курьерам давать почтовые ло­шади по подорожным с расписками, а которые курьеры грамоте не умеют, тех записывать в книги имянно, в которых месяцах и числах и по чьим подорож­ным почтовые лошади даны будут, и для того на всяком стану каждому надзирателю иметь записные книги». Так в России появилась особая должность «станционного смотрителя». Строго гово­ря, до рождения термина оставалось почти сто лет. Но по сути «комиссар», надзирателей и еще так называли, вы­полнял те же функции, что и его собрат в конце XVIII в. В указах 1712—1714 гг. совершенно четко опре­делены обязанности надзирателя. Он «долженствовал почтовый двор и лоша­дей надзирать и на тех лошадей фураж принимать и выдавать и проезжающим курьерам и другим чрезвычайно едущим по подорожным до подстав лошади отправлять и надлежащее при том ста­рание иметь».

Наиглавнейшей обязанностью надзирателей являлось «оберегательство подвод». В начале XVIII в. езда по до­рогам России была далеко не безопас­ной. Шайки беглых солдат и голодных крестьян хозяйничали на трактах. В Пе­тербургской губернии для охраны почты на каждом стане находились солдаты, которые сопровождали почтаря от под­ставы до подставы. В 1712 г. солдат с почты сняли, а вместо них надзирателям приказали привлечь на каждую станцию «по пяти мужиков для караула», с кото­рых взять клятву, что они честно испол­нят свой долг и сами на почту нападать не будут. Ружья и сабли охранникам не полагались. Они эскортировали почту, вооружась дубинами, вилами, топорами.

Особенно славился разбойными нападениями переезд через Смыковский ручей неподалеку от Тор­жка. Старожилы этих мест рассказывали о беглом солдате Зенце, слухи о дерзких нападениях которого далеко разнеслись за преде­лы Новоторжского уезда. По преданию, тати собирались — смыкались — около моста под высокой столетней сосной. В народе ее так и называли «сосной Зенца», она украшала близлежащий Митинский лес до 1960 г. Против Зенца и других грабителей, орудовавших на большой дороге, по именному указу Петра I в 1711 г. был направлен пол­ковник Козин с командой солдат. Ему разрешалось «осудить и казнить за убийство — смертью, а за ограб­ление — ссылать на каторгу с вырезан­ной ноздрей». Легенда утверждает, что Зенцу удалось скрыться от карателей. Так это или нет, но указы о поимке разбойников на почтовой дороге из Петербурга в Моск­ву многократно издавались и в последу­ющие годы.

Петербургская почта в первые годы своего существо­вания ходила нерегулярно, что требова­ло колоссального количества транспортных средств. Поэтому стро­жайшим образом ограничивался проезд людей на почтовых подводах: ими могли пользоваться только курьеры и узкий круг лиц, близких к царю. Указы от 1707 г.,  1710 г. и 1713 г. предписывали госу­дарственным учреждениям нанимать подводы «под всякие припасы повольной ценою» у ямщиков или у любого другого челове­ка, изъявившего желание перевезти груз. Ямщики имели право в свободное от выполнения официальных заданий время заниматься извозом по вольному найму на собственных лошадях. И правительство шло на увеличение расхо­дов на прогоны, лишь бы уменьшить на­грузку на транспортные средства. Вместе с тем распоряжение от 1711 г. запретило давать курьерам больше двух подвод, вместо трех, как это предус­матривалось прежними постанов­лениями. Несколько телег давали курьерам, потому что первоначально станы находились на достаточно боль­шом расстоянии друг от друга, а дороги были плохими. Поэтому они в пути пересаживались с одной подводы на дру­гую, оставляя телегу с уставшей ло­шадью и проводником на дороге. С увеличением количества подстав и улуч­шением качества дорожного покрытия между Петербургом и Новгородом необходимость во многих транспортных сред­ствах отпала. Но курьеры все равно брали положенное им число подвод, используя лишние в целях обога­щения — для перевозки товаров, в ко­торых ощущалась острая нужда.

Наряду с ограничением почтовых разгонов принимались решительные ме­ры для увеличения количества транс­портных средств и по оплате ямщиков. Интенсивно строились новые ямы в Пе­тербургской губернии. В 1711 г. Ямской приказ получил личное распоряжение Петра I со станов, «через которые в ны­нешние случаи езды мало случается, выбрать ямщиков 100 вытей с женами и детьми и с лошадьми, сколько положено на выть». С этого указа начинается длинная цепь уложений о переселении ямских охотников на возвращенные русские земли.

В первые годы становления петер­бургской службы связи все посыльные ездили в город без прогонов. Бесплатно же отправлялись по почте различные грузы. Для улучшения материального положения гонщиков правительство рас­порядилось о выплате прогонов и о том, чтобы количество прогонных денег, сле­дуемых ямщикам, записывалось в подо­рожных. Почтовые надзиратели обязаны были требовать с проезжающих прогоны полностью. Если кто-то из курьеров или служилых людей уклонялся от уплаты денег, смотритель доносил о всех на­рушителях начальству и с провинивше­гося взыскивали прогоны вдвое. Первый указ о проезде в Петербургской гу­бернии с обязательным платежом денег относится к 1707 г.

С 1712 г. Петербург становится столицей государства, но регу­лярной почты в нем еще не существова­ло. Письма по определенному графику доставлялись из Москвы только до Нов­города. Гонцы же в новую столицу отправлялись без всякого регламента. Нередки случаи, когда в один и тот же день из Москвы одновременно выезжало несколько посыльных: почтарь с новго­родской корреспонденцией и два-три курьера в Петербург. Так происходило еще и потому, что почтари и курьеры относились к разным ведомствам: пер­вые к московскому почтамту, а вторых могли послать и Сенат и московский гу­бернатор, и сестры Петра I.

Дорогу от столицы до Новгорода раз­делили на две части, границей которых стал город Чудово. В Чудове кончалась «сфера влияния» московского почтамта и начиналась Петербургская губерния. На всем пути поселили 216 вытей ямщиков из Московской, Рижской, Ярославской, Азовской, Киевской, Ка­занской и Архангелогородской губерний. Из Сибири охотников не набирали — слишком далеко, да и там на станах не хватало людей. Зато сибиряки платили денежный оклад на устрой новой почто­вой дороги по 10 рублей с выти, тогда как с их собратьев из европейской части России брали только по пяти . В те­чение лета 1714 г. закончили работы по устройству ямов: построили жилые до­ма, конюшни, распределили пахотные земли и покосы. По первому зимнему пути началось переселение самих ямщиков.

Ямщики находились в гораздо лучшем положении, чем осталь­ные государственные крестьяне. Петр I и его сподвижники прекрасно понимали, какова роль почт в развитии военного и экономического могущества России. По­этому к 1720—1725 гг. относится целый ряд распоряжений по улучшению ус­ловий гоньбы и материального благосо­стояния ямщиков. Чтобы охотники не отвлекались от своих основных дел, им категорически запретили заниматься какими-либо промыслами, кроме извоза и торговли на станах кормом для лоша­дей и съестными припасами. Если рань­ше в ямских слободах успешно развивались для целей сбыта шорницкий, ткацкий, гончарный про­мыслы, изготовлялись различные изделия из дерева, то с конца первой четверти XVIII в. слободчане могли все это изготовлять только для личных нужд. В противном случае их штрафо­вали на значительные суммы и даже били батогами. Но чтобы сохранить мо­нополию охотников на извоз и торговлю с проезжающими, всему остальному на­селению это категорически запрещалось. Ямщиков освободили от перевозки рек­рутов и воинских припасов (теперь это возлагалось на местное население — вводилась своего рода подводная повинность, как в XVI—XVII вв.), но зато охотников ждало строгое нака­зание, если они станут гонять медлен­нее, чем по 8—10 верст в час.

К концу царствования Петра I вводится единообразная такса для проез­да по всей дороге из Петербурга в Мос­кву. Прежде всего, надо сказать, что еще в 1714 г. разрешили частным лицам пользоваться на особых условиях ямскими и почтовыми подводами. Поэ­тому в указе Сената от 1717 г. прогонная плата, устанавливалась раз­дельно для едущих по казенной надоб­ности и для частных лиц. Последние получали транспортные средства за двойные прогоны — это положение, впоследствии перенесенное на все трак­ты России, действовало до конца XIX в. Казенные люди платили прогоны за ямские подводы — б денег за 10 верст, а за почтовые — по деньге за версту. Этот указ нарушал основное правило распределения прогон­ных денег на петербургско-московском тракте, установленное еще в 1707 г. для казенной почты: на участке Петер­бург — Новгород платить больше, чем по всей остальной дороге. Причина, по словам Берхгольца, заключалась в том, «что крестьяне между Петербургом и Новгородом большей частью были не­давно поселены там, почему их всячески щадили, желая дать им возможность лучше устроиться». Допу­щенную ошибку исправили именным распоряжением 1720 г., кото­рым устанавливалась такая такса: за почтовые подводы от Петербурга до Новгорода по 2 деньги, от Новгорода до Москвы по деньге за лошадь на версту. Для ямского транспорта соответственно по деньге на версту и по 6 денег на 10 верст. Частным лицам запрещалось ездить по почте, а для тех, «которые поедут на ямских подводах для своих нужд», тариф по-прежнему удваивался. Такая величина прогонов сохранялась на петербургско-московской дороге до 70-х годов XVIII в.

В июне 1714 г. Сенат объявил о на­чале регулярной гоньбы между старой и новой столицами: «учинить обыкновен­ную почту, в неделю два дни, а именно: в понедельник и в пятницу, для того что без установленной почты нуж­нейшие государевы указы и письма посылкою медлятся». Спустя три месяца аналогичное распоряжение было объявлено и для почты в Ригу, Ревель (Таллинн) и Пернов (Пярну).

Первой начала создаваться почта Петербург — Рига, необходимая молодой столице для сно­шения с Западом. По замыслу П. П. Шафирова, она должна стать образцом для трех остальных линий. Ра­боту поручили первому петербургскому почтмейстеру Генриху Готлибу Крауссу.

Прежде всего, по желанию царя, ко­торый хотел, натянув на Россию узкий «немецкий» кафтан, заменить противный ему старинный быт евро­пейским, велели пошить почтарям но­вую форму. По указу 1714 г. их нарядили в зеленые английского сукна кафтаны с красными обшлагами и отворотами и с медными пуговицами. От дождя и непогоды поч­тальонов защищали длинные плащи — сарцуты с васильковыми обшлагами и отворотами. На голову полагалась треу­гольная шляпа с верхом из английского сукна с красными отворотами. На грудь почтальона вешалась медная бляха с орлом. Такую одежду заказали для 20 гонщиков.

О своем прибытии и отправлении почта была обязана извещать звуками рожка. Но русские не умели пользовать­ся этим инструментом. Тогда из Мемеля пригласили немецкого почтальона для обучения его петербургских коллег искусству игры на рожке. Однако нов­шество прививалось с трудом. Пол­ковник Вебер, находившийся на русской службе, рассказывал, что один из почта­рей опоил себя «из злости» крепкой вод­кой, предпочитая умереть, чем приставить к губам немецкий инстру­мент. Рожок не прижился у русских гонщиков. Современник сообщает, что по дорогам мчались почтовые и курь­ерские подводы с залихватским посвистом и криками: «Эй, родимые, грабят!» Только подъезжая к почтамтам, почтари пытались извлечь какие-то звуки из «вражьего» инструмента. Ямщиков пытались наказывать, их штрафовали. Выдропужский охотник Николай Логинов в 1721 г. за свист был бит батогами. Все напрасно. Рожок так и остался неприменяемым атрибутом русской почтовой гоньбы, ее официаль­ным гербом.

В то время велась беспощадная борь­ба со старинными словами: из служеб­ных документов изгонялись русские почтовые термины, такие как «почтовый двор», «почтовая гоньба», «почтарь», «гонец». Им на смену пришли «почтамт» (в тогдашней транскрипции — «почтъ-амтъ»), «почт-контора», «почтальон» «эстафета» (старое название — «нарочная почта»), «пост-пакет» (почтовый пакет с письмами), «реестр» и др. Не­сколько иное, чем теперь, значение имело слово «корреспонденция». Тогда под ней понимали пересылку писем или почтовые сообщения вообще.

Но вернемся к Крауссу. В сентябре 1714 г. петербургский почтмейстер представил П.П. Шафирову доклад о проделанной работе. Почту предлагалось устроить верховую из-за обилия на до­роге участков в очень плохом состоянии. Их ремонт занял бы много времени, что надолго задержало начало гоньбы. На рижскую линию петербургская почтовая контора выделяла три лошади с коню­хами, которые должны гонять от Петер­бурга до первой почтовой станции. Она находилась в 30 верстах от города. Краусс решил, что лошадям будет тяже­ло, особенно в плохую погоду, делать шестьдесят верст в оба конца, и перенес подставу ближе к столице в Горелый Кабачок. Здесь он разместил 18 лошадей. Таким образом, между Горелым Кабачком и следующей станцией в Новой Буре получился очень большой перегон — 44 версты. Почтмейстер разделил его попо­лам и на мызе Кипень устроил станцию с 20 лошадьми. Дальше за Новой Бурей старые станы находились друг от друга на расстоянии не свыше 25 верст. Их Краусс оставил на своих местах. Схема размещения почтовых подстав между Петербургом и Нарвой теперь выглядела следующим образом: Петербург — 24 версты — Горелый Кабачок — 21 вер­ста — мыза Кипень — 23 версты — Новая Буря — 25 верст — Копорье — 25 верст — мыза Пилава — 22 вер­сты — Ямбург — 25 верст — Нарва.

Далее за Нарвой почтовый тракт проходил через Дерпт и Валк. Здесь станции построили еще в 1707 г. На них находились по два крестьянина для гоньбы и по одному унтер-комиссару. Формально присутствие унтер-комиссара объяснялось необходимостью надзора за лошадьми. В действительности он осу­ществлял все функции почтового надзирателя: делал записи в подорож­ных и «записной книге», взыскивал с проезжающих установленные прогоны. От Риги до Доблена (ныне — Добеле) ходила русская государственная почта, а дальше к прусскому рубежу корреспон­денцию доставляло частное лицо, кото­рое продолжало работать на территории России так же, как при шведах.

Сложнее дело обстояло с лошадьми. На Пилавской мызе Краусс нашел 15 не ахти каких хороших лошадей. В Ямбурге их стояло 16. А в Нарве дела сложились совсем плохо. Восемь лоша­дей на почтовом дворе не в состоянии были возить ни почту, ни проезжа­ющих, до того их измучили непрерыв­ными посылками.

В сентябре 1714 г. объявили «Регламент» о скорой гоньбе между Петербургом, Ригой, Ревелем и Перновом. Почта устанавливалась двух видов — верховая (ординарная) и для перевозки путешественников. Вновь уч­режденной почте, почтовым домам и служащим давали большие привилегии. Запрещалось кому бы то ни было за­держивать почту в пути, или наносить почтовым работникам какой-либо вред, или чинить насилие.

Для соблюдения государственных интересов на каждые два перегона меж­ду Петербургом и Нарвой назначался особый унтер-комиссар.

Первая почта из Петербурга за рубеж возила только письменную кор­респонденцию. В 1722 г. между Россией и Пруссией начались переговоры об ус­тройстве помимо легкой верховой еще «тяжелой» почты на повозках для до­ставки посылок и денежных отправ­лений. Почти год обменивались мнениями по этому вопросу генерал-почт-директор А. И. Дашков и прусский посланник в Петербурге фон Мардсфельд. Переговоры кончились ничем, так как стороны не могли разрешить вопроса об ответственности договарива­ющихся государств за сохранность де­нежных отправлений.

На петербургско-рижской линии впервые в России вводится новая весо­вая единица для частных почтовых отправлений: лот вместо золотника. Но принцип оплаты корреспонденции сох­ранился прежним. Деньги брали как за вес письма, так и за расстояние, на ко­торое его пересылали.

Первоначально почта перевозилась из Петербурга в Ригу на территории Прибалтики крестьянскими лошадьми без платежа прогонов. Таким образом, устроив гоньбу — заплатив только за строительство станций, почтовое ведом­ство не несло больше никаких расходов для поддержания в порядке системы до­ставки корреспонденции. Для местного населения работа на почте являлась сво­его рода натуральной повинностью и никакой зарплаты оно за это не получа­ло. Мало того, местное дворянство обя­зали бесплатно привозить на станции фураж и в случае падежа лошадей поку­пать новых на собственные средства. В 1718 г. лифляндские ландраты обратились к П. П. Шафирову с требо­ванием оплачивать их расходы за до­ставку корреспонденции. В противном случае они грозили остановить почтовую гоньбу. Ультиматум дворянства Шафиров выполнил, но это заставило его повысить таксу за иностранные отправления, потому что «из почтовой казны за малым сбором платить было невозможно». Она стала почти в два с половиной раза выше. Теперь почтовый сбор за письмо от Петербурга до Мемеля составлял 69 копеек вместо прежних 27.

Почтовые сборы за иностранную корреспонденцию составляли колоссаль­ную по тем временам сумму. Так, с 1 июля 1720 г. по 1 июля 1723 г. петер­бургская почтовая контора получила 7614 рублей 9 копеек. Однако очень много приходилось платить так называ­емых «ремизов» — денег за пересылку русской корреспонденции за границу. Только за письма в царских «интересах писанные» в 1720 г. пришлось перевести мемельскому почтамту 3163 рубля 78 копеек. Поэтому петербургский почтамт постоянно нуждался в государственной дотации. Русская почта оставалась убы­точной.

Рижская почта создавалась как образцовая. По ее образу и подобию в 1715 г. реорганизуется московско-петер­бургская гоньба.

Пересылка «немецкой» почты из Мо­сквы в Петербург через вновь учреж­денные станции осуществлялась с февраля 1716 г. Первоначально на каждой станции поставили по 4 почто­вых и 10 курьерских лошадей. Через год число почтовых подвод уменьшили до трех. И все равно содержание по 13 ло­шадей на стане причиняло ямщикам «великие убытки и раззорение». Поэто­му Сенат распорядился «от Петербурга до Новгорода на почто­вых станах быть по 6 лошадей, а прочим с дальных ямов почтовым и кои стоят для заморской почты не быть». Одновременно ука­зали, что казенная корреспонденция и срочные пакеты пересылаются через уч­режденные почты, а не через нарочных посыльных и курьеров. Таким образом, на московской линии впервые в истории отечественной почты отменили курь­ерские подводы.

* * *

Первый петербургский почтамт, или, как тогда говорили, почтовый двор, возможно, открыли в 1714 г. Это была маленькая ма­занка, такая же как сотни «дворцов» в юной столице. Она стояла около Троицкой пристани на топком берегу Невы. Почти прямо от почтового двора начиналась «першпективная» дорога на Москву — современный Невский прос­пект. В мае 1715 г. Петр I утвердил проект застройки Миллионной улицы. Почтовый дом построили на месте современного здания Мраморного дворца. Большое двухэтаж­ное здание было возведено в следующем году.

По традициям того времени на поч­тамте не только производились почтовые операции, но и жили приезжающие. Он являлся своего рода общественным клу­бом. Здесь устраивались большие увесе­ления. Петр I «многократно отправлял некоторым праздникам и викториям торжества», бывал на свадьбах у своих приближенных. Об этом сообщает, ссы­лаясь на очевидцев, И. И. Голиков, ав­тор многотомных «Деяний Петра Великого». По его словам, в почтовом до­ме царь «повелел одну залу убрать наилучше, в коей потом... имел со своими министрами, генералами и офицерами публичные ассамблеи и другие больше для увеселения всех соб­рания; сей дом избрал монарх для соб­раний таковых, как кажется, для того, чтобы участниками оного были и чуже­странцы». Рассказ Голикова до­полняет сообщение известного нам Берхгольца: «В почтовом доме обыкно­венно останавливаются все пассажиры до приискания квартир, потому что гостиниц, где бы можно было оста­новиться, здесь нет, кроме этого дома, который тем неудобен, что все должны выбираться оттуда, если царь угощает в нем; а это очень часто случается зимой и в дурную погоду (как зимний, так и летний дворцы царя очень малы, потому что он не может жить в большом доме; следовательно, в них не довольно места для таких случаев, повторяющихся здесь почти ежедневно). Летом почтовый дом очень приятен: из него чудесный вид, но зимою там, говорят, почти нельзя жить от холода».

Штат почтамта был невелик. Кроме охраны и служителей, сначала в нем состояли почтмейстер Краусс, пере­водчик, который одновременно ведал учетом и выдачей подорожных, Гаврила Осипов и три почтальона. В декабре 1716 г. в конторе вводится новая долж­ность — подовый секретарь. По штатному расписанию, зарплата чиновников «нижних чинов» составляла в почт-директорской канцелярии и петербургской почтмейстерской конторе 1305 рублей. Кроме того, в состав кон­торы входили «для рассылок на почто­вые станы и ямы: прапорщик, унтер-офицеров и солдат 55 человек» с окладом 804 рубля 88 копеек с денежкой. Своих лошадей почтамт не имел, их приводили по почтовым дням из ямской слободы, находившейся около Александро-Невского монастыря. Сюда назначал­ся ямской почтуправитель. С 1720 г. в этой должности состоял Иван Лихачев, а с 1727 г. — Федор Кожевников.

Петербургский почтмейстер стоял на служебной лестнице ступенькой выше московского — он являлся чиновником XIV класса. Чтобы как-то вознаградить почтмейстера, ему разрешалось полу­чать из-за границы беспошлинно неко­торые предметы для личных нужд. Кроме того, петербургский почтмейстер, так же как и московский, содержал трактир, приносивший ему немалый до­ход.

Петербургский почтовый двор в 1714 г. получил свою печать. Со­хранилось ее описание. Это — штем­пель диаметром 28 мм. В середине изображен государственный герб России — двуглавый орел, по кругу сде­лана надпись по-немецки «Санкт-Петербургская почтовая контора».

В 1716 г. почтмейстера Краусса изобличили в ряде неблаговидных пос­тупков и отдали под суд за незаконную выдачу подорожных, получение из-за границы золота и драгоценностей, за мздоимство. На его место назначили Федора (Фридриха) Юрьевича Аша.

Аш, немец по национальности, поступил на русскую службу в 1707 г. Принимал участие в Полтавском сражении и Прутском похо­де в качестве начальника армейской по­чты. Петр I оценил честность, исполнительность и аккуратность Аша и пожаловал ему 1000 рублей. В 1714 г. Аш назначается сначала секретарем, а после отстранения Краусса первым почт-директором петербургского почтам­та. В этой должности он состоял 67 лет вплоть до самой смерти.

Несмотря на все свои положительные качества, Аш являлся безынициативным челове­ком. Обычно все идеи об улучшении почтовой гоньбы и о прокладке новых линий исходили от генерал-почт-дирек­торов или московского почтамта. Аш же воплощал их в жизнь с необыкновенной пунктуальностью. В истории русской по­чты петербургский почт-директор изве­стен как беззастенчивый перлюстратор чужих писем. В архивах Москвы и Петербурга можно найти множество ча­стных посланий, скопированных Ашем. Например, в ЦГАДА хранится целое де­ло «с приложением от разных иностран­ных при Российском дворе министров (послов) на почте посланных писем».

Отправления с векселями и денежными вложениями, как частные, так и официальные, можно было получить только на почтовом дворе. Их выдавали под расписку.

В день прибытия почты в город всякий мог получить свою корреспон­денцию в конторе. «А ежели через 8 ча­сов по раздаче оных никто не потребует и не возмет, тогда на следующий день с почтового двора отсылать их с почталионом, дабы сколько можно никаких писем с одной почтой не остав­лять до прибытия другой». Причем поло­жение оговаривало, что почтальону «за труд не запрещается требовать 2 ко­пейки». Если почему-либо письмо не вручалось адресату, то на оставшуюся в конторе корреспонденцию заводилась отдельная почтовая карта, которая висела на доске объявлений до тех пор, пока все записанные в нее письма не будут вру­чены получателям.

В каждом почтовом доме на стене отводили специальное место для различных объявлений. В частности, здесь висело расписание движения поч­товых фур: какая откуда приходит, в какой день и час и когда отходит. В дни прибытия ординарной почты на стене выставлялись карты полученным письмам.

Почтари линии Петербург — Псков ¾  Могилев стали первыми развозить газе­ты, как русские, так и зарубежные. Раньше распространение отечестенной периодической печати происходило только через родных и знакомых. Ино­странная же периодика доставлялась в пакетах как обычная письменная кор­респонденция. Теперь за это дело взялся петербургский почтамт, рассылавший прессу по подписке. Одно из первых объявлений о подписке было опублико­вано в «Ведомостях» в декабре 1772 г.: «На будущий 1773 год, генваря с 1 числа Санктпетер-бургские ведомости желающие брать, имеют заблаговременно вносить в ака­демическую типографию из Санкт-Пе­тербурга по 4, из Пскова по 5 и из Могилева по 6 руб. на год, чтоб тем оная типография могла знать, сколько оных ведомостей можно будет печатать экземпляров». Через два года на­чалась пересылка подписных изданий между обеими столицами. Почта достав­ляла печатную продукцию в кредит. По прошествии года почтамты выставляли счета типографиям Академии наук и Московского университета, выпу­скавшим первые русские газеты, и те их оплачивали. В 1773 г. почт-директор Аш провел переговоры с мемельским почтмейстером о пересылке в Петербург немецких и французских газет для рас­пространения их в русских городах.

Правила пересылки почты на псковско-могилевской линии предусматривали такой казус. «Случиться может, — го­ворилось в указе, — что принесенное в Контору партикулярное письмо, за которое при приеме и весо­вые деньги заплатятся, по каким-либо обстоятельствам корреспондент для переправки, или же для дополнения со­держания оного потребует для отправ­ления своего обратно; а не безызвестно, что при таких случаях бывают разные подлоги, и может такое письмо захваче­но быть посторонним без ведома прямо­го корреспондента: того ся ради надлежит крайнюю от сего осторожность иметь, и такие требуемые назад письма не прежде возвращать, покамест требу­ющий не покажет печати, которою оное запечатано». При этом деньги за пересылку письма не возвращались потому, что они уже «в почтовую казну вступили». В почтовой карте делалась отметка: «Письмо под таким номером назад взя­то». Последнее правило действует в на­шей стране уже третье столетие. До сих пор почта не возвращает назад деньги, полученные за востребованные назад за­казные письма, денежные переводы, бандероли и прочее.