Цикл Анны Ахматовой "Тайны ремесла" впервые опубликован в ее
последней прижизненной книге стихов "Бег времени", вышедшей в октябре
1965 г. Этот сборник Анна Андреевна начала готовить в сентябре 1960 г.,
на основе так и не опубликованной седьмой книги ее стихов "Нечет",
сданной в издательство еще в 1946 г. и возвращенной автору в 1952 г.
Принцип хронологии, лишь приблизительно соблюдавшийся Ахматовой в
предыдущих книгах, в "Беге времени" принципиально нарушен. Отчасти это
объясняется тем, что в 60-е гг. Ахматова решилась записать часть
стихотворений 30-х гг., до той поры хранившихся только в памяти поэта и
близких ей людей. Однако надежды Ахматовой на ослабление цензуры не
оправдались, и в результате под названием "Бег времени" фактически вышла
не седьмая книга поэта, а сильно искаженный подцензурный сборник, куда
вошли стихотворения из всех ранее выходивших книг. Кроме "Тайн ремесла" в
книгу "Бег времени" входят циклы: "Вереница четверостиший", "Из
заветной тетради", "Венок мертвым", "Из стихотворений 30-х годов",
"Черепки", "Северные элегии", "Песенки", "Шиповник цветет", "Античная
страничка".
Цикл "Тайны ремесла" был составлен из стихотворений, написанных в
разное время, которые не были с самого начала задуманы как цикл. Перед
нами - цикл a posteriori: все стихотворения были опубликованы ранее вне
состава цикла.
На первый взгляд, здесь творческое начало мало проявляется, особенно
если учесть, что циклические контексты могут быть созданы без ведома и
без участия автора (читательские или редакторские циклы). Действительно,
новых текстов в процессе циклизации не создается. Отсюда часто
встречающиеся у поэтов XIX в. извинительные интонации при обращении к
редакторам и другим читателям. Оговорки и оправдания, которыми писатели
объясняют свое намерение соединить старые вещи в новом контексте,
свидетельствуют о новизне этой литературной формы в русской лирике
прошлого столетия. В современной литературе, когда циклические формы
обрели прочный статус, вопрос о новизне и продуктивности объединения
произведений в циклическом контексте уже не ставится. Новый контекст,
безусловно, можно и нужно рассматривать как новый текст.
Два слова в названии цикла Ахматовой уже успели стать именем
нарицательным, указывающим на таинства любого искусства. Это
словосочетание - тайны ремесла - стало настолько привычным, что мы мало
задумываемся над заключенным в нем оксюмороном. Ведь в ремесле не должно
быть ничего тайного, это набор понятных и доступных каждому навыков и
умений. Снижающая автохарактеристика (ремесло, а не искусство)
поэтического творчества в названии этого цикла носит принципиальный
характер. Здесь образ творчества воссоздается как нечто подвластное
общепринятым меркам поэтичности.
Цикл "Тайны ремесла" начинается in medias res, с самой сути, с
прихода вдохновения:
"Бывает так: какая-то истома, / В ушах не умолкает
бой часов..."
Первые же строки первого стихотворения (1. "Творчество") обрушивают
на читателя "бездну шепотов и звонов", которую побеждает единственный
звук: "Так вкруг него ("все победившего звука") непоправимо тихо".
Одновременно возникает мотив магического круга ("Сужается какой-то
тайный круг") - автор сужает пространство, вводя в тайный круг читателя и
приглашая присутствовать при создании стихотворения: "И просто
продиктованные строчки / Ложатся в белоснежную тетрадь". Отсутствует
деление на строфы, но если разделить текст на четверостишия в
соответствии с перекрестной рифмовкой, то обнаруживается, что границы
предложений нигде не совпадают с границами (условных) катренов, кроме
границы между 8 и 9 стихами. Таким образом, синтаксическое движение
преодолевает границы каждого стиха на длинном дыхании, делая остановку
ровно посредине: "...Встает один, все победивший звук. / Так вкруг него
непоправимо тихо..." Именно здесь звуковая волна сменяется абсолютной
тишиной, в которой слышно "как в лесу растет трава". Только затем
"послышались слова / И легких рифм сигнальные звоночки...". Так автор с
самого начала раскрывает перед читателем "тайны ремесла". Приход
вдохновения описан так подробно, что никаких тайн не остается, все
должно быть понятно: "И просто продиктованные строчки / Ложатся в
белоснежную тетрадь". Действительно просто:
Подумаешь, тоже работа,
- Беспечное это житье:
Подслушать у музыки что-то
И выдать шутя за свое.
(4. Поэт)
К тому моменту, когда прочитывается стихотворение "Поэт" (4), из
первого стихотворения уже известно, как именно происходит подслушивание.
Стихотворение "Поэт", посвященное Пастернаку, написано 19 января 1936
г. и первоначально имело эпиграф из стихотворения Каролины Павловой "Ты,
уцелевший в сердце нищем...": "Моя напасть, мое богатство, / Мое святое
ремесло"...". В окончательной редакции посвящение и эпиграф сняты.
Вероятно, потому, что стихотворение получило более общее осмысление,
став высказыванием о поэте вообще. М. Цветаева в письме А. Бахраху
отмечает связь названия своей книги "Ремесло" со стихами Каролины
Павловой. Это еще одно свидетельство того, что определение поэзии как
"священного ремесла" стало распространенным и прочно вошло в поэтический
лексикон. Для современного читателя след первоначального авторства,
вероятно, уже потерян.
За открывающим цикл стихотворением "Творчество" следует "Мне ни к
чему одические рати...". Объединяет эти произведения не только их
соседство, но и стихотворный размер: пятистопный ямб с чередующимися
женскими и мужскими рифмами. Выделяются только последние строки каждого
из трех катренов: в первой и третьей строфе ямб усечен до трехстопного,
во второй - до четырехстопного. Эти строки, несомненно, являются
ключевыми и именно в них разрешается смысловое движение каждого из
четверостиший: "Не так, как у людей"; "Как лопухи и лебеда"; "На радость
вам и мне".
Далее следуют стихотворения, посвященные главным участникам
творческого таинства: 3. Муза ; 4. Поэт ; 5. Читатель"; 6. "Последнее
стихотворение"; 7. "Эпиграмма"; 8. "Про стихи"; 9. "Многое еще, наверно,
хочет...". Причем, с "музой" и "поэтом" - обхождение вполне "свойское":
"Как жить мне с этой обузой..."; "Подумаешь, тоже работа...". Такое
"фамильярное" отношение к Музе и Поэту только оттеняет пиетет перед
Читателем, которому посвящено пятое стихотворение цикла. Читатель
"неизменен и вечен", ведь без него не может состояться главное событие -
"беседы блаженнейший зной". Шестое стихотворение называется "Последнее
стихотворение", но на самом деле речь в нем идет о разных
персонажах-стихах. Оказывается, у каждого стихотворения (как у человека)
свой характер.
В цикле использованы различные стихотворные размеры: пятистопный ямб
(стихотворения 1-е и 2-е), дольник, в основе которого трехстопный
амфибрахий (3-е), трехстопный амфибрахий (4-е и 5-е), четырехстопный
амфибрахий с отдельными трехстопными стро-ками (6-е), снова пятистопный
ямб (7-е), четырехстопный (8-е) и пятистопный (9-е) хорей.
Метрическое движение от медитативного ямба в начале цикла к более
энергичному хорею довольно последовательно. Только текст "Эпиграммы"
создает перебой в плавном ритмическом рисунке, "Эпиграмма" же нарушает
общую приподнятость и серьезность тона, свойственную лирической героине
цикла. Включение в цикл этого стихотворения может показаться странным. К
моменту создания цикла '"Эпиграмма" уже успела стать более чем
популярной, чтобы не сказать избитой:
Могла ли Биче словно
Дант творить,
Или Лаура жар любви восславить?
Я научила женщин говорить...
Но, Боже, как их замолчать заставить!
Однако нельзя забывать, что цикл составлен
Ахматовой в зените окончательной славы, когда все было пережито и
расставлено на свои места. Говоря о литературном ремесле, вполне
естественно для нее было поставить на место многочисленных поэтесс,
хлынувших в литературу после Ахматовой . Это единственное стихотворение,
в заглавие которого вынесено жанровое определение, и автор четко
следует канону жанра. Стоящие в самом начале риторические вопросы задают
торжественный тон, переходящий в афоризм "Я научила женщин говорить",
тон которого немедленно снижается ироническим пуантом - "...как их
замолчать заставить!".
Стихотворение "Про стихи" (8) напоминает пастернаковское "Определение
поэзии" (1922г.):
Это - круто налившийся свист,
Это - щелканье сдавленных льдинок,
Это - ночь, леденящая лист,
Это - двух соловьев поединок.
Это - сладкий заглохший горох,
Это - слезы Вселенной в лопатках,
Это - с пультов и флейт -
Фигаро Низвергается градом на грядку.
Теперь приведем текст Ахматовой:
Это - выжимка бессонниц,
Это - свеч кривых нагар,
Это - сотен белых звонниц
Первый утренний удар...
Это - теплый подоконник
Под черниговской луной,
Это - пчелы, это - донник,
Это - пыль и мрак, и зной.
В стихотворении Ахматовой было передано и
впечатление от стихов В. Нарбута, которому оно посвящено. Передано
обаяние малорусского пейзажа ("под черниговской луной"). Все, что
попадает в очерченный тайный круг, названный в первом стихотворении,
преображается, обретает особый смысл причастности к тайнам ремесла.
Мотив круга подчеркнут и построением цикла.
Последнее стихотворение возвращает поэта к "бессловесному" бытию: "У
меня не выяснены счеты / С пламенем и ветром, и водой". Невозможность
последнего, окончательного счета с "тем, бессловесным" открывает
бесконечную перспективу творчества: "Оттого-то мне мои дремоты / Вдруг
такие распахнут ворота / И ведут за утренней звездой". Субъект
высказывания (здесь это традиционный лирический персонаж - поэт)
испытывает давление с двух сторон со стороны внешнего "бессловесного
бытия". Здесь двойной императив - "стихов" и "сора":
1. (Первое стихотворение цикла):
Неузнанных и пленных голосов
Мне чудятся и жалобы и стоны.
9. (Последнее стихотворение цикла):
Многое еще, наверно, хочет
Быть воспетым голосом моим:
То, что, бессловесное, грохочет,
Иль во тьме подземный камень точит,
Или пробивается сквозь дым.
В первом стихотворении поэт стоит как бы на грани стихов, накануне
речи. В последнем, наоборот, взор обра-щается вовне, за границы
стихотворной речи, к бессловесному, грохочущему бытию.
После того как мы в общих чертах описали цикл "Тайны ремесла" как
единый текст, остановимся на некоторых деталях. В частности, на заглавии
шестого стихотворения цикла - "Последнее стихотворение". Вопреки
заглавию, стихотворение не стоит в конце цикла.
Что же означает определение последнее? По-видимому, речь идет об
абсолютном конце, о последнем, в жизни стихотворении: "А я без него...
умираю". Таким образом, продолжение цикла после "Последнего
стихотворения" означает продолжение творческой жизни.
Интересно преобладание "любовной фразеологии", которое напоминает о
стихах ранней Ахматовой. Но здесь - тема не любви, а творчества:
Но это!, по капельке выпило кровь,
Как в юности злая девчонка - любовь,
И, мне не сказавши ни слова,
Безмолвием сделалось снова.
Уподобление "творческих мук" "любовному томлению"
не ново; однако в контексте ахматовского творчества приобретает особое
значение.
Соотнесем его со стихотворением "Читатель":
А каждый читатель как тайна,
Как в землю закопанный клад,
Пусть самый последний, случайный,
Всю жизнь промолчавший подряд.
Безусловное уважение к читателю - одна из ярких
особенностей неотрадиционализма, которая особенно бросается в глаза на
фоне авангардистского третирования читателя и соцреалистической подмены
читателя читательской массой. Отношение к читателю как к соучастнику
творческого акта актуально не только в эстетическом, но и во вполне
практическом контексте. Участие читателей в жизни произведений принимало
очень конкретные формы: запоминание крамольных текстов, распространение
самиздата, передача запрещенных книг на Запад.
В контексте цикла "тайны ремесла" не
окутываются туманной завесой, наоборот, максимально раскрываются:
...Чтоб быть современнику ясным,
Весь настежь распахнут поэт.
Трепетное отношение к читателю-собеседнику
особенно разительно на фоне исключительной требовательности говорящего к
себе - автору, художнику. Потребность в читателе переживается вовсе не
как условнолитературная категория, но как самая что ни на есть жизненная
нужда. В цикле звучит голос чрезвычайно близкий авторскому. Творческое
кредо героини лирики Ахматовой совпадает с позицией самой поэтессы.
Мы попытались проанализировать "Тайны ремесла"
как цикл стихов о стихах, как единый текст, рассказывающий в том числе и
о своем рождении.
Можно утверждать, что общая для современной
литературы тенденция к повышению степени творческой рефлексии привела к
закреплению новых форм циклизации: "стихи о стихах" появляются у разных
поэтов и часто объединяются в циклы о "тайнах ремесла". Особенно часто к
этой теме обращаются поэты, ориентированные на традицию и в этом смысле
наследующие акмеизм.
|