Как живет растение?

И столетний дуб в роще, и красавица роза в вашем саду, и неприметный подорожник у обо­чины дороги, и большинство других растений, которые вы знаете, и те, которых не знаете,— все они питаются одинаково. Листья «ловят» из воздуха углекислый газ, а корни «качают» во­ду из земли и подают ее по сосудам вверх. В зеленых, хлорофилловых зернах листьев, освещенных сол­нечными лучами, происходит чудо: прозрачный, бесцветный углекислый газ, который и увидеть-то невозможно, и обыкно­венная вода, соединяясь, образуют сахар или крахмал — ве­щества, по виду и вкусу совсем непохожие на те, из которых они были созданы. Кроме сахара, здесь же образуется кис­лород, немедленно улетающий в воздух.

Таким образом, каждому растению для жизни необходимы крепкие, длинные, выносливые корни и хорошо развитые зеле­ные листья. Действительно, летом, куда ни посмотришь, всюду господствует зеленый цвет. Как бы ни были раскрашены вен­чики цветков, листья у всех деревьев и трав непременно зеле­ные. Вот россыпи белых ромашек, вот куртинки голубенькой незабудки, вот целые заросли иван-да-марьи. Эту пеструю травку так назвали потому, что цветки у нее желто-фиолето­вые. Стоп! Рассмотрите цветок как следует. Лепестки у него, оказывается, желтые, а фиолетовый прицветный лист оттеняет скромный цветок и делает его заметней для насекомых-опы­лителей. Остальные листья у иван-да-марьи, как и полагается, зеленые. В общем, обычное растение... Обычное, да не совсем...

Давайте осторожно выкопаем его из земли, посмотрим корни. Корешок иван-да-марьи (или, иначе, марьянника дуб­равного) беленький, маленький и хруп­кий. Но он, как клещ, впился в мощный корень клевера, проник глубоко внутрь его и высасывает оттуда воду с раство­ренными в ней минеральными солями, добытую клевером из земли. Настоящий вор! Вы думаете, марьянник один такой хитрый? Нет. Точно так же поступают и некоторые его родственники — и по­гремок, и очанка, и мытник. У них ко­решки слабые и короткие, поэтому они воруют воду из корней своих соседей. Растению-хозяину, к корням которого присосался дармоед, приходится добы­вать воду не только для себя, но и для непрошеного гостя. Поскольку воды не хватает, в зеленых листьях растения-хо­зяина накапливается меньше питатель­ных веществ, чем необходимо для нор­мального развития его плодов и созре­вания семян. В результате растение, приютившее чужака, погибает, не успев дать потомства. Правда, при этом поги­бает и присосавшийся паразит, но он-то к этому времени уже разбросал по ветру свои мелкие семена, большинство из которых будущей весной прорастет, най­дя для себя чей-нибудь корень. Может, это будет корень пшеницы в поле, или корень черники в лесу, или молодой корешок ивы на берегу реки. Только крупные деревья не поддаются этим диверсантам — их тонкие корешки за­прятаны в земле так глубоко, что до них не добраться.

Этим не добраться, другие добра­лись! Вон сквозь листву старой березы виднеются какие-то лохматые круглые сплетения из перепутанных ветвей, буд­то гнезда больших птиц. Однако это не гнезда. Это кустики омелы. Омела при­способилась сосать соки ветвей крупных деревьев и поселяется высоко-высоко, на самой вершине дерева. На высоких деревьях жить гораздо безопасней, чем на земле, — ни одно травоядное животное не тронет. Но вот как она там оказалась? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно подойти к дереву, пораженному омелой, зимой. На фоне голых темных ветвей и сучьев дерева омела очень эффектна. Кустики этого вечнозеленого растения покрыты плотными кожистыми листьями даже зимой. Поскольку листочки сидят на конце каж­дой вильчатой веточки, получается зеленый шар, иногда до­стигающий крупных размеров. В зелень листьев омелы вкрап­лены снежно-белые ягоды, отливающие на солнце жемчужным блеском. Эти ягоды поспевают только к зиме и очень крепко сидят на кусте. Ягоды омелы вполне съедобны. Более всего любят их дрозды и свиристели. Мякоть ягоды сладкая, слизи­стая и клейкая. А внутри мякоти лежит одно или два семени. Птица поклевала этих ягод," и клюв у нее стал липким. Переле­тев на соседнее дерево, она почистила клюв о тонкую ветку и... прочно приклеила к ветке семя омелы. Через несколько часов, улетев далеко от места пиршества, эта же птица на ветке какого-нибудь дерева оставила после себя помет. А в помете семечко омелы. Оно не потеряло всхожести от того, что ему пришлось пройти сквозь кишечник птицы. Семечко укрылось в чуть заметном углублении старой ветви, где пролежит до весны.

Весной, когда соки дерева быстрее побегут по сосудам, про­буждая к жизни молодые листья, семя омелы прорастет. Коре­шок проростка будет непременно расти в сторону ветки дерева. Как ни поверни семечко, как его ни положи, упрямый корешок все равно потянется к ветке. От нее исходит чуть заметное тепло, она отбрасывает легкую тень, а проросток омелы лучше чувствительного прибора это тепло и эту тень воспринимает. Достигнув коры ветки дерева, корешок присасывается к ней, и скоро на месте его прикрепления вздувается круглая плотная подушкообразная пластинка, от середины которой вырастают тонкие, крепкие, острые, как иголки, отростки. Они прободают кору ветви дерева, растут внутри коры и постепенно достигают древесины. В древесину отростки проникнуть не могут. Но ежегодно снаружи древесины нарастают новые, свежие ее слои. Эти слои обволакивают со всех сторон отростки так, что через несколько лет они оказываются погруженными в древесину и крепко удерживают росток омелы на ветке. За это время от главных отростков вырастут боковые, и вся внутренность ветки окажется опутанной сетью отростков чужеродного растения, которые в темном нутре дерева днем и ночью выкачивают из него воду, минеральные соли и caxap. Такие отростки назы­ваются гаусториями.

Снаружи на ветке первые два-три года почти ничего не заметно. И только лет через пять появляется стебель омелы с листьями, который с каждым годом все сильнее ветвится, раз­растаясь в зеленый кустик. Омела живет долго, иногда до соро­ка лет. За это время куст успевает достигнуть огромных разме­ров. Тот участок ветви хозяина, на котором поселилась омела, постепенно все более и более вздувается, образуя в этом месте как бы опухоль. Так происходит потому, что гаустории омелы отсасывают из глубин дерева слишком много питательных ве­ществ. Омела не может их все использовать. Избыток этих питательных веществ и вызывает в месте прикрепления омелы ненормально быстрый рост дерева.

И ведь что интересно! Поскольку листья у омелы зеленые, поскольку омела селится на вершинах деревьев, куда прони­кает много солнечного света, эти листья сами прилежно вы­рабатывают caxap и другие вещества, необходимые для жизни растения. Казалось бы, если питательные вещества дерева мо­гут попадать в куст омелы, значит, возможен и обратный ток — когда питательные вещества, выработанные омелой, попада­ли бы в сосуды хозяина. Так нет же! Этого никогда не бывает. Омела устроена таким образом, что только берет, сама ничего не отдавая. И берет слишком много. При сильном развитии омелы к веткам дерева, находящимся выше ее, вода почти не поступает, и поэтому они засыхают. Бывает, омела сидит на дереве так густо, что зимой несчастное дерево кажется одной грандиозной омелой. Случается, что этот дармоед занимает огромные площади лесных насаждений. Например, на западе Австрии, в Тироле, где склоны гор в долинах рек Айзах и Эч заняты сплошными насаждениями сосны, омелы великое мно­жество. На одном дереве может быть до сотни ее кустов.

В чем же дело? Оказывается, именно здесь, по долинам этих рек, пролегает воздушная трасса дроздов, возвращающихся весной после зимовки. Голодные птицы набрасываются на оставшиеся с зимы вкусные ягоды омелы и, перелетая с дерева на дерево, заражают их омелой все больше и больше. Непора­женного места на деревьях остается так мало, что иногда дело доходит до курьезов: семя омелы попадает на ветки взрослой омелы, там прорастает, и в конце концов на старой омеле вы­растает молодая. Старая омела высасывает соки из дерева, а молодая сосет старую.

Уничтожить омелу на дереве очень трудно. Если просто срезать ее куст, то на месте одного вырастет сразу несколько кустов. Так что мы этим не поправим беду, а только усугубим ее. Вот уж паразит, так паразит!

Впрочем, растения, подобные марьяннику или омеле, по- научному называются полупаразитами. Все они имеют зеленые листья, исправно добывающие питательные вещества так же, как это обычно делают большинство деревьев и трав.

А ведь есть среди растений и настоящие паразиты! В пол­ном смысле этого слова. У них даже и листьев нет. Питаются целиком за счет растения-хозяина, рассчитывают только на него.

Одного из таких паразитов — повилику — завезли в Европу из тропических стран Америки и Африки. Не нарочно, разу­меется. Нечаянно. Завезли семена повилики вместе с семенами культурных растений. Неприхотливый паразит скоро занял огромные пространства и стал одним из самых опасных вреди­телей. Что же это за страшный вредитель, так свирепо расправ­ляющийся с плодами наших трудов? Ее и видно-то плохо, на­столько она маленькая и незаметная. Вьются по стеблям диких и культурных трав тоненькие красноватые ниточки с клубоч­ками мельчайших розовых цветочков на их концах. Вместо листьев кое-где на голом нитчатом стебельке чуть заметны полупрозрачные чешуйки. Если внимательно посмотреть на повилику, то видно, что у нее даже и корней нет. Просто ниж­ний конец стебля болтается в воздухе, не достигая земли. А зачем ей корни? Повилика так крепко обвилась вокруг облюбованного ею растения, что не упадет! Если оттянуть сте­белек повилики от стебля растения-хозяина, то на стебельке заметны небольшие зубчики, а в месте внедрения этих зубчи­ков на стебле — глубокие ранки. Будто зубами прокусано. Зуб­чики, как крохотные насосы, выкачивают из хозяина все, что нужно повилике для жизни: и воду, и сахар, и минеральные соли. Сама она, за неимением зеленых листьев, работать на себя не может.

Осенью на повилике появляется великое множество сухих коробочек, в каждой из которых по четыре круглых мелких семени. До тридцати тысяч семян может вызреть на одном экземпляре повилики. А уже дальше у каждого семени своя судьба. Одни семена вместе с травой съест корова или лошадь.

Невредимыми они окажутся в навозе, которым, как вы знаете, удобряют поля, и таким образом попадут во вспахан­ную почву вдали от материнского рас­тения.

Другие семена прилипнут к шерсти той же коровы, или к колесам тракто­ра, или к обуви людей, обрабатываю­щих поле, и невидимками отправятся путешествовать.

Конечно, большинство семян погиб­нет, не найдя для себя подходящих условий, но некоторые... Вот под про­шлогодней пожухлой травинкой прита­илось круглое темное семечко повилики. Внутри его, как часовая пружинка, свернут колечком крохотный зародыш. Он ждет своего часа. Ждет, когда на­ступят теплые дни и все окружающие его растения достаточно подрастут. Как только кожура семени лопнет и внутрь проникнет вода, набухший зародыш расправляется и превращается в про­росток. Его утолщенный нижний конец врастает в почву, а верхний нитевид­ный, быстро увеличиваясь, совершает медленные круговые движения, облег­чающие ему встречу с каким-нибудь растением. Попался! Кончик проростка коснулся стебля своего соседа. Теперь этот проросток, словно живой, делает два или три мелких витка вокруг своей жертвы, и быстро выросшие зубчики впиваются в молодое тело стебля. От­ныне обязанности распределены до са­мой смерти: один работает, другой ест.

Нижний конец проростка теряет связь с почвой. Повилика повисает в воз­духе. Укрепившись на растении-хозяи­не, быстро растущий паразит постепенно поднимается по нему спиралями, вет­вится, простирая нитевидные веточки во все стороны, и опутывает новые и новые растения, растущие рядом. Чем ближе друг к другу находятся их стеб­ли, тем удобней для повилики. Напри­мер, было подсчитано, что одна только особь повилики может опутать до стапятидесяти растений льна. Лен голодает, чахнет, болеет, и в конце концов волокно из него получится плохое.

Интересно, что повилика нередко избирает жертвой полупа­разита — погремок, очанку, иван-да-марью. То-то приходится туго бедному хозяину, из которого тянут соки оба: паразит — из полупаразита, а тот — из хозяина в двойной мере.

Часто находят повилику на деревьях. Как же она туда за­бирается? Постепенно. Например, с верхушки крупного злака достанет до нижних молодых ветвей калины. Потом перебе­рется на вершину этого высокого кустарника. Дотянется до нижних ветвей растущей рядом липы. А там уж живи как хочешь. Повилике нет нужды спускаться с дерева — ее семена зимуют в засохших соцветиях дерева или в расщелинах коры, а следующей весной проростки ее обвиваются вокруг молодых ветвей — нежных и податливых для жадных присосок пара­зита.

Но не все растения сдаются повилике без боя. Встречаются и такие, которые паразиту «не по зубам». Например, растущий у нас на юге айлант — высокое красивое дерево — ни за что не пустит на себя повилику. Если ее присоски и вопьются в ветви дерева, то очень скоро дерево их выталкивает из себя. Выталкивает, и все! Паразит, конечно, при этом погибает. А мусорные травы лебеда и дурман содержат в своем соке ве­щества, ядовитые для повилики. Бывает так, что все растения кругом прямо-таки задушены этим паразитом, а лебеда сто­ит среди них чистенькая и свеженькая как ни в чем не бывало.

Повилика вредна не только тем, что душит полезные расте­ния и отбирает у них питательные соки. Она еще и переносит заразные болезни с одного растения на другое. Да будет вам известно, что в зеленом царстве есть свои заразные заболева­ния, вызываемые вирусами. Человек боится вируса гриппа, а свекла — вируса курчавости листьев. Таких вирусных заболе­ваний у растений довольно много. Повилика сосет больное растение и вместе с соками всасывает вирусы, которые распро­страняются по всему ее нитевидному телу, не причиняя ей ни­какого вреда. Зато, когда ниточка этой повилики присосется к здоровому растению, вирус сумеет проникнуть в ранку через присоски.

От повилики страдают не только растения, но и животные. Сено из травы, пораженной этим паразитом, не только теряет питательную ценность, но и быстрее плесневеет, портится. По­вилика содержит яд, опасный для скота. Иногда животные сильно заболевают и даже погибают, если долго питаются таким сеном.

В местах, сильно пораженных повиликой, всеми силами стараются от нее освободиться. Весной выпалывают всходы повилики, уничтожают ее вдоль обочин полей и дорог, возят на поля только перепревший навоз с уже погибшими в нем семенами пара­зита, тщательно очищают семенной ма­териал.

Борьба человека и вредителя с пе­ременным успехом ведется уже долгие десятилетия — с того самого дня, когда какой-то эмигрант из жарких стран впервые посеял на своем поле приве­зенные им с родины семена льна, или люцерны, или, может быть, моркови, среди которых притаились семена по­вилики.

Под стать повилике другой злостный паразит, причиняющий большой урон сельскому хозяйству. Называется он — заразиха. Название, как видите, не из красивых. Впрочем, это растение так досаждает людям, что в разных странах его окрестили еще более неприятными именами: немцы— «задушителем чече­вицы», «смертью конопли», «душителем табака» и даже «клеверным дьяволом»; итальянцы — «палачом», «кровопий­цей конопли»; узбеки—«растением- обжорой»; русские—«сосуном», «волч­ком», «толстухой». Последнее назва­ние очень точно характеризует зарази­ху с внешней стороны. Действительно, ее невысокий стебель толстый, жир­ный, лоснящийся. У основания его — раздувшаяся «бульба», покрытая бу­рыми чешуйками. На конце стебля кра­суется густая кисть из крупных труб­чатых цветков. У разных видов за­разихи цветки могут быть окрашены по-разному: то бурые, то желтые, то голубые, то красноватые. Но зеленого цвета на заразихе вы не увидите ни­когда! Этот паразит полностью лишен хлорофилла и питается только за счет своего хозяина. Обычно каждый вид заразихи присасывается гаусториями к молоденьким корешкам только оп­ределенного растения. К примеру, на подсолнечнике паразитирует один вид заразихи, на арбузах — другой, на помидорах — третий.

Семена у всех заразих мелкие и легкие, как пыль. Их даже не разглядеть невооруженным глазом. Подхваченные ветром, они переносятся на большие расстояния, оседают на землю и могут, не теряя всхожести, лежать в земле восемь или даже десять лет и ждать, не вырастет ли поблизости их хозяин. Как же они узнают, хозяин это или нет? А очень просто. Кор­ни любого растения выделяют в почву особые вещества, как бы свои опознавательные знаки. Так вот, для прорастания семени заразихи необходимо, чтобы на это семя попали корневые вы­деления его хозяина. Только тогда микроскопический зародыш тронется в рост и превратится в крошечный нитевидный про­росток, который растущим концом присосется к ближайшему мелкому корешку растения.

Месяца через полтора после прорастания семени растение заразихи становится взрослым и на поверхность земли выле­зает бледно-желтый или грязно-бурый стебель. Заразиха на­капливает в своем теле яды, которые через присоски проникают в корни растения-хозяина и распространяются по его сосудам во все органы. Растение-хозяин отравляется ядами, болеет и чахнет. Цветки паразита всегда распускаются одновременно с цветками растения-хозяина. В это время растению необходи­мо особенно много Сахаров для развития, а заразиха бессовест­но отнимает их для себя. Вот какая вредная!

Но, оказывается, и на нее есть управа. В почве живет микро­скопический грибок фузариум. И хоть по размерам заразиха для него гигант, тем не менее грибок легко с ней справляется. Его соки безошибочно убивают заразиху, какой бы крупной она ни была и как бы широко ни расплодилась. Для других же растений грибок безвреден. Поэтому в южных районах нашей страны, где заразихи особенно много, фузариум специально разводят и искусственно вносят в почву, чтобы оградить куль­турные растения от заражения.

В пустыне Каракумы горячее солнце беспощадно выжигает все живое, оставляя только те двужильные растения, которые сумели приспособиться к этой жаре, к этому ослепительному свету, к этим безводным сыпучим пескам. В основном здесь растут кустарники с узкими, покрытыми восковым налетом листьями—джузгун, гребенщик, саксаул. Их мощные корни достигают невообразимой длины, во много раз превышающей высоту надземной части. Корни добывают воду из прохладных глубин земли и подают ее наверх, к листьям, которые расхо­дуют драгоценный дар бережно и экономно.

Но вот рядом с одним из кустов джузгуна поселилось чудо­вище: цистанхе желтая. Родственница заразихи. Вцепившись могучими присосками в корень кустарника, жадно высасывая из него воду и caxapd, этот паразит за короткое время выра­стает до двух с половиной метров в высоту. Можете себе пред­ставить такой гигантский «цветочек»? Все в нем огромно. И колоннообразный надувшийся стебель, усаженный длинными чешуями, и труб­чатые желто-бурые цветки, густо по­крывающие этот стебель почти до са­мой земли. Торчит такая двухметро­вая свечка в барханных песках пу­стыни и ничего ей не страшно — ни песчаные бури, перекатывающие с ме­ста на место колоссальные массы песка, ни иссушающая жара. Единственная для нее опасность состоит в том, что может погибнуть обессилевший кустар­ник, вскормивший непрошеного ижди­венца. Однако и в этом случае цистан­хе проживет еще довольно долго: ги­гантский стебель, поднимающийся над землей, внизу оканчивается гнездом увесистых мучнистых клубней, иногда достигающих шестидесяти килограм­мов. Это подземная кладовая парази­та, склад его питательных веществ — на всякий случай. И создана такая кла­довая тоже из сахара и крахмала, на­работанного растением-хозяином.

Лиственный лес ранней весной тих и прозрачен. Голые ветви деревьев, обласканные пронзительным светом го­лубого неба, замерли в ожидании еже­годного сюрприза: вот-вот из набухших и треснувших почек должны появиться новые сморщенные листочки. Снега нет и в помине. Пропитанный снеговой во­дой мокрый ковер из прошлогодних опавших листьев еще лежит на земле тяжелым, слежавшимся за зиму пла­стом и неохотно пропускает сквозь себя проростки новой жизни.

Однако посмотрите! Вблизи коря­вой липы пробивается вверх какой-то крючкообразно согнутый, мясистый, розово-белый стебелек, похожий на жирного червяка. Это петров крест. Пройдет немного дней, и весь он от са­мой земли покроется густой кистью распустившихся мелких трубчатых малиново-красных цветков. Оказывает­ся, это и не стебель вовсе, а только со­цветие. Даже и не все соцветие целиком,
а лишь его верхняя часть. Нижняя часть соцветия с невзрачными грязно-бледно-розовыми цветочками находит­ся под землей. Цветочки эти никогда не увидят света и никогда не раскроют­ся. Но тем не менее свою задачу они выполнят. Зачем нужны цветки расте­нию? Чтобы после опыления из завязи цветка образовался плод с семенами внутри, а семена бы дали новые расте­ния. Так вот, опыление этих цветков произойдет под землей: внутри закры­того венчика бесцветные тычинки, на­висающие над рыльцем пестика, тихо высыплют на него пыльцу. В свое вре­мя в коробочке плода созреют круглые серые семена. Те из них, кому повезет, попадут под землей как раз на корень липы или другого какого-нибудь дере­ва. И прорастут. Корешок проростка, снабженный на конце малюсенькими круглыми присосочками, намертво во­пьется в корень дерева и будет сосать из него соки, набирая силу. За лето под землей вырастут длинные, бледные, сочные, разветвленные плети, густо по­крытые мясистыми чешуями. Плети — это стебель паразита, а чешуи — его листья.

Круглый год петров крест живет под землей и лишь на короткое время вы­ставляет наружу верхнюю часть со­цветия, чтобы иметь возможность раз­бросать семена подальше от материн­ского растения. Незаметное ни для ко­го, недоступное врагам, поедающее чу­жую пищу, это подземное растение жи­вет без забот долгие годы. Обречено на ежегодное отмирание только его соцве­тие, познакомившееся с солнышком. Но на смену отмершему следующей весной неизбежно появится новое соцветие, и снова круглые семена, подгоняемые вет­ром или водой, покатятся по всему лесу, пока не уткнутся в корни дерева, на которых можно будет после про­растания зацепиться присосками ко­решка.

Такова скрытая, потайная жизнь паразита, обитающего в лиственном лесу.

Теперь представим себе, что мы оказались в Индонезии, на острове Суматра или Калимантан. Сплошной зеленой стеной стоят величественные, суровые, дремучие джунгли. В лесу го­сподствует угрюмый полумрак. Ветви деревьев сплелись так тесно, кроны их настолько густы, что не пропускают в это царство прелого мха и зловещих лиан ни единого лучика солн­ца. Очень душно. Неподвижный воздух напоен острыми запа­хами гниющих листьев, влажной зелени и каких-то терпко пахнущих цветов. Лес о чем-то шепчет. Что-то потрескивает и шелестит. В джунглях идет своя привычная, неведомая нам жизнь. Незнакомый, чужой, сказочный мир.

Скользкая, почти исчезающая тропинка кружит между об­наженными, узловатыми корнями деревьев, уводя в неизвест­ную даль. Судя по глубоким массивным следам, оставленным на податливой почве, тропинка, видимо, протоптана слонами. И вдруг между перепутанными стволами деревьев вы заме­чаете нечто необычное: к корням толстой лианы прижался какой-то розово-красный круглый предмет размером с тележ­ное колесо. От него исходит отвратительный запах падали. Что это? Цветок. Величайший цветок на всем земном шаре. Цветок знаменитой раффлезии Арнольди. Это растение встречается настолько редко, что ботаники знают все его экземпляры напе­речет. Каждый год они подсчитывают: на острове Суматра — четыре раффлезии; на острове Ява — три; на острове Калиман­тан — пять. Всего в мире обнаружено не более тысячи особей этого растения, причем большинство из них найдено в Индо­незии. Вот к чему приводит паразитическое существование — ни стебля, ни листьев, ни настоящих корней — ничего. Только пять огромных мясистых грязно-розовых лепестков, покрытых выпуклыми бородавками. В центре цветка заметно кроваво- красное углубление, окруженное толстым бордовым валиком. Из углубления, оттуда, где находятся тычинки и пестик, до­носится особенно мерзкий запах, привлекающий насекомых, питающихся падалью. Мухи слетаются сюда со всех сторон, надеясь поживиться. Они будут обмануты: цветок для насеко­мых несъедобен. Однако какая-нибудь муха принесет на лап­ках пыльцу с другого цветка раффлезии, находящегося за мно­го километров отсюда. Произойдет опыление. Через определен­ный срок вместо огромного цветка появится такой же огромный мясистый плод, набитый липкими семенами. Созревшему пло­ду остается только ждать. Ждать, когда слон или другое какое- нибудь крупное животное, проходя по тропе, нечаянно насту­пит на него и раздавит. Часть семян прилипнет к стопе, забе­рется в складки кожи. Слон шагает дальше по тропинке, постепенно то здесь, то там оставляя на ней семена раффле­зии. Всем этим семенам суждена гибель. Они не прорастут.

Ботаников заинтересовал вопрос: по­чему же семя раффлезии прорастает на корнях лианы циссус, а на корнях дру­гих деревьев погибает? Оказывается, прорастание этого семени и дальнейший рост проростка может проходить лишь в том случае, если проросший корешок будет впитывать в себя вещества, вы­деляемые корнями только этой лианы. Другие растения таких веществ не вы­деляют.