В Закавказье есть высокая гора Арагац — краса и гордость Армении. Блестящая белизна ее снеговых вершин манит к себе своей кажущей­ся недоступностью. Но если набраться терпения и ступить на пешеходную тропу у подножия горы, тропа сама уведет вас к снегам, на вы­соту четырех тысяч метров. Мне пришлось побывать там в дни моей юности. В те далекие времена я была неопытна и мечтательна, мой мозг жадно впитывал в себя новые впечатления, а потому все увиденное мной тогда до сих пор хранится в памяти во всех мельчайших подробностях.

Помню то прозрачное яркое утро, когда мы, две студентки Ленинградского университета, подталкивая ленивого ишака, отправились в далекий путь. Нам предстояло жить и работать высоко в горах, где мы должны были изучать высокогорную растительность.

В течение двух дней мы неторопливо взбирались все выше и выше. Внизу осталась знойная Араратская долина с ее бес­конечными пыльными виноградниками, осталось позади бо­гатое пышное село Бюрокан, потом миновали заросли розо­вого шиповника, за ними — хвойный лес, альпийские луга, и наконец настал момент, когда мы высмотрели высоко ввер­ху пятно вечного снега. Снеговые пятна по мере нашего про­движения вверх увеличивались в размерах, выползали из тенистых ущелий на открытые места и в конце концов заняли огромное пространство, доходя до самой горной вершины, упирающейся в лохматые облака.

Там, внизу, в долине, стояла иссушающая, почти тропи­ческая жара, здесь же еще не кончилась власть зимы. Обшир­ные снеговые поля под натиском неуемного солнца неохотно сдавали свои позиции, медленно подтаивая по краям и пропи­тывая каменистую почву обильной холодной влагой. И тут же, едва освобождался участок земли из-под снега, рядом с под­таявшим льдом выстреливали из почвы крепкие зеленые побе­ги высокогорных растений. Желтые, белые, голубые, сиреневые цветки, в большинстве своем крупные и ярко окрашенные, сидели на низеньких стебельках или плотно прилегали к зем­ле, помещаясь среди розетки мясистых прикорневых листьев. День за днем мы неустанно собирали это богатство в наши ви­давшие виды гербарные папки, задавшись целью облазать все ближние и дальние горные хребты, окружающие маленький домик метеорологов, где мы поселились.

Нашим всегдашним попутчиком был пятнадцатилетний юноша Вараздат. Парень ловкий и толковый, он был вынос­лив, понятлив и молчалив. Последнее его качество объясня­лось, видимо, тем, что Вараздат плохо знал русский язык и стеснялся произносить длинные фразы, хотя понимал по-русски все.

Там,— говорил он, показывая пальцем на дальнюю ска­лу,— растет трава. У вас нет. Я видел.

И мы шли туда, и Вараздат находил нам растение, которого действительно еще не было в наших сборах. Во всех других случаях он покорно следовал за нами, молча неся на спине тяжелый рюкзак.

Но однажды, когда мы хотели было повернуть в узкое ущелье между двумя острыми утесами, Вараздат испуганно схватил меня за руку.

Нельзя! Там кровь! Много крови.

Я представила себе распростертое на земле тело неудачни­ка, свалившегося со скалы и, оттолкнув Вараздата, бросилась в ущелье, увязая в подтаявшем снегу. Но сколько я ни стара­лась разглядеть что-нибудь, кроме посеревшего снега и черных проталин земли ничего не было видно. Вараздат плелся сзади и что-то недовольно ворчал себе под нос.

Где, Вараздат?

Плохое место. Нельзя. Там всегда кровь. Летом.

Это было совсем непонятно.

Покажи.

Он молча ткнул пальцем в сторону огромного камня, за­росшего черным лишайником, а сам сел на уступ скалы, всем своим видом показывая, что в проклятое место не пойдет. Мы пошли без него. Обогнули камень. Открывшаяся перед моим взором картина была настолько ошеломляюще необыкновенна, что у меня перехватило дыхание от волнения. На фоне свер­кающего под солнцем сахарного снега четко выделялось боль­шое, неправильной формы, кроваво-красное пятно. Оно расплы­лось метров на десять в окружности.

Вараздат! — закричала подруга не своим голосом.—Да­вай скорей бутылку!

Мы осторожно разгребли ноздреватый, слежавшийся, ярко-розовый снег. Впрочем, окрашенным снег был только с поверх­ности. На глубине нескольких миллиметров окраска исчезла... Две пригоршни красного снега, высыпанные нами в широкогорлую бутылку, вскоре превратились в мутную водичку. Брезгливо, двумя пальцами, как нечто нечистое, взял Вараздат эту бутылку и с неудовольствием запихал ее в рюкзак подаль­ше от еды.

Эх, Вараздат, дружище! Не понимаешь ты, какое это замечательное явление природы! Какое это счастье для нас — собственными глазами увидеть цветной снег!

Дома мы нанесли каплю воды из бутылки на предметное стекло и поместили препарат под микроскоп.

Смотри, Вараздат!

Тараканы! — воскликнул он, приникнув к микроско­пу.— Бегают!

В светлом поле микроскопа сновали во всех направлениях красные продолговатые и округлые подвижные тельца, ловко огибая друг друга и никогда не сталкиваясь. Но Вараздат ошибся. То, что он увидел, не было насекомыми. Это были низшие растения — водоросли, а точнее, один только вид — красная снежная водоросль, или, по-другому, хламидомонада снежная. Этот удивительный микроскопический растительный организм способен жить только на снегу, в таких, казалось бы, неподходящих условиях, когда даже летом в солнечные дни температура на поверхности снега не поднимается выше нуля градусов.

В высокогорных районах большую часть года стоит глубокая зима и только на два-три коротких месяца морозы отпускают из своих когтей насквозь промерзшую землю. Всю долгую зиму бледные шарики хламидомонады неподвижно лежат на снегу, подмороженные, но живые. Так они будут спать до тех пор, пока под ярким горным солнцем поверхность снега не начнет хотя бы слегка подтаивать. Обилие света и тепла вызывает у водоросли быстрое накопление красного пигмента. Скоро на тающем снегу появляются большие крас­ные пятна, образованные скоплением несметного количества хламидомонад, каждая из которых представляет собой непод­вижный шарик, туго набитый красным пигментом и заключен­ный в полупрозрачную оболочку.

Каждый такой шарик мед­ленно растет. Наконец, наступает момент, когда его содержи­мое делится пополам, а половинки в свою очередь разделяются на две части. Новорожденные маленькие хламидомонады вы­валиваются из разорвавшейся оболочки и начинают самостоя­тельную жизнь. По мере роста они принимают яйцевидную форму и одеваются новой оболочкой. Скоро, прорывая оболоч­ку, из передней части молодой хламидомонады выпячиваются два тонких, длинных жгутика. Водоросль обрела весла. Мел­кими мерцательными колебаниями жгутики непрерывно под­гребают воду. Хламидомонада плывет, как маленькая лодочка, делая быстрые повороты, часто меняя направление, избегая столкновений со своими многочисленными сестрами. Эти кро­хотные, снующие взад и вперед создания способны привести в изумление всякого, кто бы ни посмотрел на них в микроскоп. Удивительно, что растительный организм может так активно странствовать в поисках наиболее благоприятной среды для существования и при этом искусно избегать столкновений с себе подобными.

Подвижных хламидомонад называют «бродяжками». До­стигнув определенных размеров, бродяжки постепенно замед­ляют движение, понемножку втягивают жгутики-весла внутрь оболочки и замирают в неподвижности. Округлые, распирае­мые красным пигментом, хламидомонады созрели для деления. Снова после деления клетки на несколько частей из прорван­ной оболочки выкатываются детки-хламидомонадки, и все начинается сначала. Так летом на снегу растет красное пятно, занимая все новые и новые площади. Но в середине августа яркое пятно заметно тускнеет. Воздух похолодал, по ночам морозец леденит снег, и хламидомонада начинает готовиться к зимнему покою. Ее содержимое бледнеет, клетка перестает расти и замирает в ожидании приближающейся зимы.

«Красный снег» встречается во многих местах нашей Зем­ли — ив суровых условиях высокогорий, и в зоне вечных сне­гов Арктики, и на ледяных морях Антарктиды. Хламидомона­да снежная неприхотлива в питании. Для развития ей нужен лишь углекислый газ, поглощаемый тающим снегом из окру­жающего воздуха, да растворенные в талой воде минеральные вещества, сдуваемые в виде пыли ветром со скал. Осваивает водоросль также метеорную пыль, заносимую на землю из межпланетного пространства.

Но к таким суровым условиям существования приспособле­на не одна только хламидомонада снежная. Ученые нашли живущими на снегу и льду в холодных областях нашей страны более ста сорока видов низших растительных организмов. Тут и водоросли, и микроскопические грибы, и бактерии. Каждому виду этих холодолюбов присуща определенная окраска. По­этому можно встретить не только красный, розовый или оранжевый снег. Наблюдали снег зеленый, коричневый, бурый и даже черный. Цветной снег долгое время оставался загадочным явлением и вызывал недоумение не только у невежественных людей. Даже альпинисты и полярные исследователи всегда поражались необычности этого явления. Но впоследствии все микроскопические растительные организмы, вызывающие «цветение» снега, были детально изучены. Выяснили, напри­мер, что зеленый цвет снегу придают особые виды зеленых водорослей, накапливающие в организме зеленые пигменты; в густой черный цвет окрашен дрожжевой грибок, встречаю­щийся на высокогорьях Кавказа, и так далее. Все эти микро­организмы, как правило, живут только в верхних слоях снега и не расселяются равномерно по всей его поверхности, а обра­зуют отдельные мелкие пятнышки. В солнечную погоду эти темные пятнышки нагреваются быстрее, чем белые участки снега между ними, а поэтому скопления микроорганизмов оказываются в ямках, образованных подтаявшим под ними снегом.

Очень часто на снегу живет не один какой-либо вид холодолюбивых микроскопических растений, а сразу несколько. Сначала здесь поселяются водоросли. Они довольствуются лишь углекислым газом и минеральными веществами, раст­воренными в воде. После отмирания старых клеток водорос­лей, отживших свой срок, органические вещества, накоплен­ные ими при жизни, используют для питания грибки и бакте­рии. В других, более теплых условиях обитания большинство из этих микроорганизмов существовать не может. Самая любимая ими температура — ноль градусов или чуть-чуть выше.

Ученые предполагают, что неприхотливые водоросли, спо­собные выдерживать крепкие морозы и нуждающиеся только в углекислом газе, воде и минеральной пыли, могли бы обитать даже на других планетах солнечной системы.