Вы помните пушкинское стихотворение «Анчар»? Дерево с таким названием действительно существует. Его родина — полуостров Индостан; знают анчар в Шри-Ланке и в Малайзии. Однако то, что повествует великий поэт об анчаре, — выдумка голландского ботаника XVII века Румфия.

* * *

 Этот натуралист долгое время жил в Малайзии. Познакомившись там с отравленными стрелами и дротиками, он решил разузнать секрет местных ядов, но только спустя несколько лет ему удалось узнать, что малайцы используют для этой цели млечный сок анчара.

 Теперь надо узнать, где он растет. Чтобы испугать чужеземца, малайцы заверили его: анчар очень опасен, он губит все живое. Обман удался. Румфий записал со слов туземцев: «Под самым деревом не растут ни другие деревья, ни кусты, ни травы — не только под его кроной, но даже на расстоянии брошенного камня; почва там бесплодна, темна и словно обуглена. Ядовитость дерева такова, что садящиеся на его ветви птицы, наглотавшись отравленного воздуха, одурманенные, падают на землю, и умирают, и их перья устилают почву… Все, чего коснутся его испарения, гибнет, так что все животные его избегают и птицы стараются не летать над ним. Ни один человек не осмелится приблизиться к нему, разве что руки, ноги и голова будут защищены толстой тканью».

 Скажем прямо, Румфий не был одинок. Куда более фантастические сведения собирали и публиковали другие ученые мужи, посещавшие в прошлые века экзотические страны. Путешественники писали и о человеческих жертвоприношениях (чтобы умилостивить дерево!), и о людях, внезапно схваченных извивающимися ветвями.

 Такую статью опубликовал, например, в 1783 году в Англии голландский врач Ферм. Главным грехом этого человека перед наукой было то, что он представил себя очевидцем фантастических происшествий, которые описывал.

 Подобные выдумки имели под собой известное основание — некоторые растения действительно питаются насекомыми и другими мелкими живыми существами.

 В первой половине XX века неоднократно в мировой прессе появлялись статьи о ядовитом дереве, растущем в неисследованных районах Бразилии. Писали, что во время войны между Парагваем и Боливией под этим деревом часто находили трупы — человеческие скелеты, завернутые в его огромные листья. Говорили, что людей привлекал к дереву сильный аромат его цветков — он оглушал их, как наркотик, после чего листья обертывались вокруг потерявшей сознание жертвы и высасывали кровь.

 Ботаник Блоссфельд, некоторое время живший в Мату-Гросу, решил заняться расследованием. Что же оказалось? Ученый нашел это дерево. Цветы пахнут очень сильно, но людей к этому дереву привлекали его тень и съедобные плоды. Ни в цветах, ни в плодах нет ни яда, ни наркотических веществ.

 Погибали здесь раненые и страдающие от жажды люди, которые укрывались в тени дерева. Листья, ниспадающие до земли, действительно смыкались над ними, но вовсе не для того, чтобы сосать кровь.

 В заключение ботаник не без иронии пишет, что в Бразилии легенда о деревьях-вампирах не забыта до сих пор — слишком уж она щекочет нервы читающей публики, чтобы газеты от нее отказались…

 Но отбросим вымыслы о растениях-хищниках. Каковы они в действительности?

 В 1875 году Чарлз Дарвин опубликовал свои работы о насекомоядных растениях; в них он доказывал, что эти растения не только принимают «мясную пищу», но и переваривают ее способом, который в принципе не отличается от пищеварения у животных.

 У растений-хищников сочетаются три изумительные по своей целесообразности особенности. Первая заключается в приспособлении, которое служит для ловли не только насекомых, но и других мелких животных. Распространенная у нас на болотистых лугах и торфяных болотах росянка имеет на своих листьях ворсинки, на конце которых расположены железы.

 Выделяемая такой железой капелька слизи служит клеем, к которому прилипает насекомое. Стараясь высвободиться, насекомое вызывает механическое раздражение листа: в соприкосновение с прилипшим животным вступают другие ворсинки, и край листа завертывается (а у одного вида росянки лист даже постепенно закручивается вокруг добычи).

 Вторая особенность растений-хищников — они способны вырабатывать и выделять пищеварительные соки, которые вызывают быстрое переваривание добычи вне растительного организма. И третья отличительная черта «плотоядных» растений в том, что продукты переваривания включаются в цикл обмена веществ в растении.

 Но почему на Земле появились такие растения? Что их заставило стать хищниками? Это не что иное, как приспособление растений к условиям среды, в которой им приходится жить, — к почве, бедной доступными азотистыми веществами (болотистые почвы).

 Самые большие «вампиры» растительного царства обитают на островах Индийского океана. Это непентесы. Их легко опознать по большим кувшинам-ловушкам, напоминающим яркой окраской цветки. Над каждым кувшином виден кончик листа в виде крышечки или зонтика.

 Садится стрекоза на край кувшина и не обманывается: крышечка и верхний край кувшина — все в нектаре. Ползет по сладкому краю, а внутренность кувшина покрыта голубоватым восковым налетом, настолько гладким и скользким, что удержаться на нем невозможно. Стоит насекомому «ступить» на эту скользкую поверхность — и оно летит вниз. Если насекомое попытается выбраться из ловушки, у края его подстерегают острые шипы, направленные внутрь кувшина.

 Видишь такое приспособление и невольно думаешь: до чего же изобретательна бывает природа!

 Пищи накапливается иногда чуть ли не до половины кувшина. Этим пользуются птицы и некоторые зверьки: они выклевывают и вытаскивают из кувшинов насекомых. Настоящая лесная столовая…

 На Американском континенте можно встретить саррацению, листья которой, напоминающие кувшины, также ловят насекомых. У одного из представителей этого вида — дарлингтонии — листья-ловушки достигают метра в длину. Это уже настоящий великан среди растений-вампиров, но и он не напоминает те деревья-людоеды, о которых сочиняют небылицы.

 В нашей стране зеленые «людоеды» не блещут своей внешностью, но их способности ловить и переваривать пищу тоже можно подивиться. Кроме росянки у нас есть пузырчатка обыкновенная. Она плавает (без корней) в реках, прудах и озерах. На ней цветут желтые цветки. А на листьях много пузырьков-ловушек, в каждом из них — отверстие, прикрытое «дверцей», открывающейся внутрь пузырька. Как только водяное насекомое коснется «дверцы», она открывается, пузырек схватывает и мгновенно «проглатывает» добычу. Если добыча не умещается в такой ловушке, заглатывается только ее голова или хвост; иногда один пузырек схватывает голову, а другой — хвост. Пойманная жертва умирает, разлагается и всасывается внутренними стенками пузырька.

* * *

 Куда страшнее и опаснее растений-хищников многие другие обитатели районов тропических зарослей. Стоит вспомнить, например, о жгучем дереве в лесах Северного Квинсленда (Австралия). Молодые листья и веточки этого дерева покрыты жалящими волосками, которые впрыскивают в кожу муравьиную кислоту. Это исключительно болезненно.

 Натуралист Фэрчайлд, познакомившись с таким деревом на Филиппинах, пишет: «Кто боится крапивы? Неприятное ощущение держится некоторое время, а потом исчезает. Вот что я подумал, когда меня предупредили, чтобы я не дотрагивался до листьев родственницы нашей „жгучей крапивы". Дабы показать свое к ней пренебрежение, я коснулся указательным пальцем одного их ядовитых волосков. Мою руку пронзила дикая боль. Я, разумеется, ожидал, что она скоро пройдет, однако палец продолжал болеть несколько дней, а кончик его совсем онемел».

 Другой вид крапивного дерева, произрастающий в Австралии, обжигает так сильно, что натуралист Ле Суэф, по его словам, ощущал ожог жалящих волосков еще спустя несколько месяцев.

 …В 1918 году ботаник Ж. Арнольди изучал растения на Суматре. Места были совершенно неисследованные, и каждый день приносил что-то неожиданное. Однажды ученый увидел на корнях больших деревьев ярко-красный цветок-великан — диаметром более метра. Запах цветка едва можно было переносить. Несколько дней Арнольди наблюдал за жизнью необыкновенного растения. Но свои исследования закончить не успел: через две недели ученый умер от желтой лихорадки.

 Тайна зловонного цветка была раскрыта позднее. Это был паразит, сосущий соки из корней определенных пород деревьев. Он был назван «раффлезия Арнольди».

 …Леса Южной Америки — родина гевеи, дерева-каучуконоса. Оно вошло в историю человечества как символ самой жестокой, невиданной эксплуатации человека человеком.

 Во имя наживы здесь ежедневно совершались преступления, гибли люди, насильно пригнанные на плантации гевеи для добычи каучукового сока. Колонизаторы совершали набеги на индейские поселения, уводя работоспособных на свои плантации.

 История рассказывает, как при одном из таких набегов безоружных индейцев спасли… растения. Когда наемные солдаты подошли к первым строениям деревни, на них из-за зеленого забора вдруг полетели большие плоды, напоминающие тыквы; они падали на землю и взрывались, распространяя вокруг удушающий черный газ. Наемники, побросав оружие, неудержимо чихали, кашляли, из глаз бежали обильные слезы.

 Индейцев спасли ядовитые грибы-дождевики, растущие в тропиках. Эти представители растительного мира — самые настоящие слезоточивые бомбы. Хорошо зная их качества, местные жители применили их как боевое оружие. О впечатлении, какое произвел этот ядовитый гриб, рассказывает путешественник, случайно наступивший на него ногой:

«Я только что выбрался из очередной ямы и ступил на твердую почву, как вдруг что-то с сухим треском взорвалось у меня под ногами. В тот же миг стало темно, как ночью. Одновременно я почувствовал сильное раздражение в носу и резь в глазах. Приступ неудержимого чихания овладел мною. Я чихал так отчаянно, что испугался, как бы мой нос совсем не оторвался. Обильные слезы побежали из глаз. Никогда за всю свою жизнь в тропических дебрях я не был так озадачен и напуган. Постепенно черное облако, окутавшее меня, стало рассеиваться, и я смог разглядеть у себя под ногами обрывки какого-то грибовидного растения, которые еще слабо „дымились"… Как я узнал впоследствии, гриб, который взорвался подо мной с таким потрясающим эффектом, называется гигантским бовистом. Нередко он достигает пятикилограммового веса».

* * *

 Вот что случилось в одном из ботанических музеев Европы. Когда в нем находились посетители, вдруг раздался оглушительный выстрел. Посыпались осколки разбитой витрины. Еще выстрел… Еще!

 Люди бросились к выходу. «В музее анархист!» — кричали на улице.

 Через несколько минут все объяснилось. «Анархистами» оказались плоды тропического дерева с латинским названием «гура крепитанс». Они были привезены в музей и помещены в одном из стендов под стеклом. Плоды «стреляют» своими семенами, когда высыхают.

 Разрывались они с такой силой, что семена дробили стекла! Такое свойство называют биологической целесообразностью. Если семена растения падают на землю совсем рядом с материнским растением, будущим молодым побегам приходится вести борьбу с себе подобными за место под солнцем. У многих растительных организмов так и обстоят дела, но гораздо чаще растение получает в процессе эволюции какое-то качество, способствующее лучшему размножению.

 Одни семена, легкие и пушистые, подхватывает ветер, другие уносят на себе животные, а третьи материнское растение разбрасывает вокруг само, вооружившись собственной «мортирой».

 Австрийский ботаник Л. Кернер вспоминает: «На вершине Лысой горы близ Вены… растет на опушке леса маленький полукустарник, носящий название „дорикниум". Однажды я собрал для исследования несколько покрытых плодами прутьев этого полукустарника, взял их домой и положил на письменный стол. Когда я на следующий день, сидя за столом, читал книгу, меня внезапно с большой силой ударило по лицу одно семя дорикниума. Вскоре затем я увидел, как из маленьких соплодий выскочило второе, третье, четвертое и, наконец, около полусотни таких семян, и я каждый раз слышал своеобразный шум, которым сопровождалось раскрывание плодов и выбрасывание семян. По-видимому, солнечные лучи, которые, проникая через окно, согревали и высушивали плоды, произвели это поразительное явление».

 «Зеленая артиллерия» не такая уж редкость в растительном, мире. Наподобие древнего оружия пращи действует механизм размножения у луговой герани. Ее завязь состоит из пяти долек. Как только плод герани высыхает, оболочка делится на пять долек, причем каждая из них отскакивает. Семена вылетают из плода, описывая широкую дугу.

 Еще одно растение-артиллерист можно увидеть всюду. Стоит вам прикоснуться к плоду этого растения, как с ним происходит мгновенная метаморфоза: продолговатый плод распадается на длинные ленты, которые тут же скручиваются, разбрасывая вокруг семена. Зовут его недотрогой.

 Если же говорить о самом «воинственном» растении в наших широтах, то первенство здесь, несомненно, за «бешеным огурцом». В диком виде этот «артиллерист» встречается в Крыму. От обычного его можно отличить по щетинкам, покрывающим поверхность. И листья, и цветки, да и сам плод как у обыкновенного огурца. В «бешенство» он приходит, когда полностью созревает. Происходит это внезапно и может не на шутку испугать человека или животное.

 Огурец со взрывом отрывается от ножки, подпрыгивает, вертится волчком; из отверстия, где только что была ножка плода, во все стороны на 6–8 метров бьет струя липкого сока, смешанного с семенами. А все дело в том, что, пока огурец зреет, внутри него накапливаются газы. К моменту созревания давление в его полости достигает трех атмосфер!

 Еще б'oльшие сюрпризы способны преподнести человеку растения под солнцем тропиков. Американский ученый Э. Меннинджер в книге «Причудливые деревья» рассказывает: «Леса полны торжественного очарования. Пройдитесь по лесу в сухой и ветреный осенний день, вслушайтесь в его безмолвие, и вы услышите вокруг шелест и шорох листьев. Вы различите вздохи и тихое эолово пение сосновых игл на ветру. А если деревья уже достигли величественной старости, то вы услышите скрипы и стоны, а иногда и вопли трущихся друг о друга сучьев или громкий треск падающей сухой ветки».

 Все это малая часть того, на что способны деревья. Побывавший в бассейне Амазонки известный естествоиспытатель Александр Гумбольдт пишет об оглушительном треске, который нарушает ночное безмолвие. Ботаник Спрус пытался установить причину этих звуков, которые сравнивает с выстрелом большой пушки. Он объясняет этот треск внезапным разрывом тканей в чрезвычайно быстро растущих древесных стволах, когда наружные слои древесины под влиянием повышенного тепла и влажности начинают расти с такой быстротой, что остальные ткани дерева за ними не поспевают. Древесина лопается, рождая оглушительную стрельбу.

 «Гонконгский старожил, навестивший меня в Сан-Паулу, — пишет натуралист Блоссфельд, — рассказывал о своей поездке вверх по реке Янцзы, в края бамбуковых лесов. Он поселился в гостинице, стоящей посреди рощи гигантского бамбука. Перед рассветом он проснулся, разбуженный ужасным визгом, плачем и слабыми стонами, доносившимися из рощи. В испуге разбудил своего спутника, который спокойно объяснил ему, что звуки эти производятся растущими молодыми побегами гигантского бамбука, пробивающими себе путь сквозь кроющие листья и влагалища. В теплое утро бамбук растет с необычайной быстротой, и трение порождает эти жуткие звуки».

* * *

 А теперь об одной волнующей загадке мира живой природы.

 «Разговор» с растениями… Человек спрашивает, а растение отвечает. Возможно ли такое?

 А разве не разговаривают с разными растениями, например, агроном или садовод? Удобряя землю, опыляя фруктовые деревья, они как бы спрашивают у своих подопечных, понравилось ли им. И растения «отвечают» урожаем: если урожай хороший, значит, подкормка пришлась по вкусу, а опыление избавило сад от вредителей.

 Допустим, что такой «диалог» можно назвать разговором, возразит мне читатель, но ведь рамки его очень узкие. Не спросишь растение ни о самочувствии, ни о том, любит ли оно музыку или, скажем, тишину. К тому же подобный разговор совсем не похож на привычное нам общение — ответа на каждый вопрос надо ждать очень долго: спросишь весной, а ответ получишь только к осени.

 Что ж, читатель прав. Подобный разговор не может нас удовлетворить. О многом хотелось бы порасспросить наших зеленых друзей. Увы, они молчат.

 Однако так ли это? Скажем, та же музыка. Свое отношение к ней растения высказывают достаточно ясно и определенно, хотя и не говорят. Опыты проводили в разных странах — и получали удивительные результаты. Например, ежедневно по утрам исследователи устраивали для водяного растения элодеи концерт. Наблюдая под микроскопом за цитоплазмой листа, они убедились, что ее движения убыстряются. Только через несколько минут после того, как музыка замолкала, восстанавливался прежний ритм.

 Подобные опыты ставились с мимозой стыдливой. Высота мимоз, «слушавших» музыку, оказалась в полтора раза больше тех, которые содержались в таких же условиях, но «скучали» в тишине! «Музыкальные» растения были пышнее, гуще покрыты листьями.

 Одно из объяснений этому замечательному явлению уже нащупано. Дело в том, что в потоке музыкальных звуков присутствуют и их неслышные собратья — ультразвуки, а ультразвуковые колебания воздуха заставляют жидкие питательные вещества двигаться по капиллярам-канальцам растения более энергично. Жизненный ритм ускоряется.

 Любитель-огородник Роберт из Англии вырастил с помощью музыки огромный помидор. Ежедневно он надевал на зреющий плод радионаушники и «услаждал» его всевозможной музыкой. Помидор достиг почти двух килограммов веса.

 Некоторые исследователи утверждают даже, что многие растения хорошо разбираются в музыкальных жанрах. Одним больше нравятся бодрящие марши, а другим — мелодии вальса.

 Два индийских исследователя, Сингх и Панниах, решили проверить, как действуют на «самочувствие» растений… танцы. Каждое утро Панниах в течение 15 минут танцевала перед подопытными растениями (это были бархатцы) один и тот же танец. Прошло несколько недель. И вот результат: бархатцы, перед которыми танцевала исследовательница, росли быстрее контрольных и зацвели на 15 дней раньше!

 Все это на первый взгляд похоже на выдумку, однако опыты индийских ученых были проверены и подтвердились. О причине столь удивительного воздействия танцев на жизнь растений можно пока лишь догадываться.

 Возможно, тут действуют инфразвуковые колебания воздуха, которые возникают при танце и воздействуют на растение. Косвенно такой вывод подтверждают и другие опыты. Близ теплицы, где росли растения, запускали тихоходный электродвигатель, генерирующий инфразвуки. Вибрация при работе двигателя передавалась растениям, и они развивались заметно быстрее.

 Ну а нельзя ли все-таки «разговорить» растение? Можно! Ведь сейчас в распоряжении науки есть уже много таких приборов и методов исследования, о которых прежде приходилось только мечтать. Исследователи растительного царства открывают теперь поразительные вещи.

 Подумаем над таким вопросом. На Земле существуют два мира живой природы: животные и растения. Каждый из них имеет свои характерные, специфические особенности, идет своим путем развития. В то же время это один мир живой материи. Между животными и растениями нет непроницаемой стены (кстати, точно так же, как нет четко обозначенной границы между живым и мертвым: состояние глубокого анабиоза, природа вирусов, семена растений, пролежавшие тысячелетия и возрожденные к жизни, — сколько тому примеров!).

Известно много организмов, наглядно демонстрирующих диалектическое единство животного и растительного мира. Уж не говоря, скажем, о тех же растениях-хищниках, порой очень трудно, даже невозможно, определить, к какому царству живой природа отнести найденное существо.

 И в этом не парадокс природы, а ее глубокое содержание, ее материальное единство — единство общих законов эволюции органического мира. Никак нельзя забывать и о том, что оба царства — животное и растительное — вышли когда-то из одного.

 Разве они не несут в своей природе единые черты живого вообще? Несомненно, несут, как несет вышедший из мира животных человек в себе — в генах, в психике, в физиологии — немало от своих четвероногих предков.

 «Идя путем объективных исследований, — говорил И. П. Павлов, — мы постепенно дойдем до полного анализа того беспредельного приспособления во всем его объеме, которое составляет жизнь на Земле. Движение растений к свету и отыскивание истины путем математического анализа не есть ли в сущности явления одного и того же ряда? Но есть ли это последние звенья почти бесконечной цепи приспособлений, осуществляемых во всем живом мире?»

 Известный индийский ученый Джагдиш Бос был одним из первых, кто исследовал ответы растений на раздражения. В качестве «подопытного кролика» у него была мимоза. Затем он перешел на другие растения. Растения откликаются на многие воздействия из внешнего мира — таким был вывод исследователя.

 Мимоза, после того как ей начинают причинять боль, стремится повернуть свои листья к экспериментатору той стороной, которая покрыта колючками. А когда Бос опрыскивал это растение водным раствором спирта (проще говоря, водкой), мимоза беспорядочно перебирала листьями и прибор с записывающим устройством, присоединенный к растению, чертил на бумажной ленте самые замысловатые кривые, словно и в самом деле мимоза была пьяна!

 «Мне удалось, — пишет Д. Бос, — получить от бессловесного растения красноречивую хронику внутренней жизни и переживаний… Самостоятельные записи, сделанные растением, говорят, что даже у высших животных нет таких проявлений, которые не были бы предвосхищены в жизни растений».

 В нашей стране большие исследования с растениями проводил профессор И. Гунар. Он пришел к выводу, что любое растение в ответ на действия внешнего раздражителя переходит в возбужденное состояние. Этот вывод нуждался в широких экспериментальных подтверждениях. И Гунар вместе с молодым ученым В. Горчаковым начал работать над проблемой.

 Растения фасоль, гречиха, горох — обычные из обычных. Их и выбрали объектами исследования. Не вдаваясь в подробности, скажу главное: эксперименты подтвердили догадку и теоретические выводы. Стоило приблизить к растению нагретое тело или воздействовать на него химическим раздражителем, как тут же следовал ответный сигнал в виде электрического импульса, который распространялся по растению и отмечался на экране осциллографа. Причем скорость этой ответной реакции соответствовала той, что и у нервной системы животных. Она достигала четырех метров в секунду.

 Позднее В. Горчаков нашел более удачного «подопытного кролика» — тыкву. Дело в том, что у нее очень крупные токопроводящие каналы, с ними удобнее работать. Исследователь выделял из тыквенного стебля токопроводящие пучки, присоединял к ним микроэлектроды, а затем различными способами раздражал корень растения.

 Стоило, например, подрезать его, как тут же от места, где растение почувствовало боль, сигнал поступал к микроэлектродам (30–40 сантиметров расстояния) и на экране осциллографа возникал всплеск.

 Растение словно вздрагивало, подобно человеку, наткнувшемуся на острый предмет!

 Вновь и вновь повторяется опыт. Изменяются условия. Результат все тот же. Растения откликаются на внешние раздражения. У них есть то, что свойственно нервным клеткам.

 Ученый ставит еще один опыт. Он помещает лист растения в камеру, в которой можно следить за составом газов, выделяемых листом в процессе обмена, и вновь раздражает корень. Лист приходит в возбужденное состояние, и приборы отмечают: состав газа, который выдыхает растение, изменился.

 Новые и новые опыты… И вот перед нами уже довольно стройная картина чувствительности растительных организмов. Корни растения способны воспринимать химические раздражители, его стебли — механические воздействия, а листья скорее реагируют, если около них изменяется температура.

 Невольно напрашивается сравнение с отдельными органами чувств у животных! В настоящее время опыты — самые разнообразные — с растениями ведутся уже во многих лабораториях мира. И чем больше накапливается у исследователей данных, тем тверже их вывод: растения столь же чувствительны, как и животные, как мы с вами. Электронные приборы записывают, как они «протестуют» против насилия, «кричат», когда им причиняют боль. Особенно болезненно воспринимают такое испытание молодые побеги ячменя. Когда их корни обливали кипятком, они «отчаянно кричали» от боли.

 Удивительно? Бесспорно. Но, с другой стороны, что тут «от лукавого»? Ничего! Достаточно согласиться лишь с одним: растения имеют свою, особую нервную систему, свои органы восприятия окружающего, характер которых неизвестен, — и тогда все встанет на свои места.