…До пушек экспедиции докопались только с помощью ковшового трактора «Беларусь». До этого двое суток добирались в бухту Командор экскаваторщики Л. Чернышев и В. Бургард, чтобы участвовать в археологических поисках исторических орудий, снятых с пакетбота «Святой Петр». Подхваченный ковшом, из песка появляется ствол первой пушки. Когда ее поверхность очищают от вековой коррозии, все присутствующие видят четкую надпись: «Каменский завод. Год 1733». Да, именно на этом заводе были отлиты пушки для знаменитой экспедиции Беринга. Так, в июле 1981 года, через 240 лет после кончины выдающегося мореплавателя, на острове его имени были извлечены из небытия музейные реликвии — пушки и многие другие находки, бывшие свидетелями исторического похода.

* * *

 Выходец из Дании, Витус Беринг был офицером русского флота. В нашей стране он нашел свою вторую родину. В конце Северной войны он уже командовал девяностопушечным фрегатом. Но подлинное его призвание проявилось в походах на восток. В 1725 году Петр I приказал организовать Великую северную экспедицию, чтобы разведать берега Дальнего Востока. Возглавил ее капитан Витус Беринг. Он должен был построить на Камчатке суда, выйти в море и «проведать», соединяется ли Азия с Америкой.

 Если материки разделяет пролив, то в будущем можно вести торговлю с Японией, Китаем, Индией северным морским путем.

 Эта экспедиция длилась с перерывами более пятнадцати лет. Сначала был первый камчатский поход, а за ним второй. По своим размаху и результатам экспедиции Беринга не имели равных в мире. В них участвовали почти шестьсот человек и тринадцать кораблей. Люди ехали на лошадях, оленях, на собачьих упряжках.

 Более трех лет добирались обозы Первой Камчатской экспедиции из Тобольска до Нижнекамчатского острога в устье реки Камчатки. Совершая девятисоткилометровый переход по Камчатке, вспоминал Беринг, «для ночи выгребали себе станы из снегу, а сверху накрывали, понеже живут великие метелицы, которые по-тамошнему называются пурги, а ежели застанет метелица на чистом месте, то заносит людей снегом, отчего и умирают».

 В 1728 году в Нижнекамчатском остроге было построено первое судно Беринга. Оно вышло из устья реки Камчатки и взяло курс на север. По пути открыли остров Святого Лаврентия. Плавание было удачным — моряки достигли пролива в Ледовитый океан и продолжали плыть дальше. Находясь уже у Северного полярного круга, Беринг три дня искал берега Америки и затем решил, что плыть вперед не следует: всюду вода, Азия не соединяется с Америкой.

 После полуторамесячного плавания экспедиция возвратилась на Камчатку. На карты были положены контуры северо-восточной оконечности Сибири.

 Через несколько лет Беринг возглавил Вторую Камчатскую экспедицию. На этот раз он побывал у берегов Америки, открыл острова Шумагина, Алеутские и Командорские. На Командорах он и умер в 1741 году, после того как его корабль разбился у берегов острова, названного позднее именем Беринга. Здесь и были извлечены в 1981 году из песка пушки.

 Как известно, именем этого отважного землепроходца названы пролив и море, и это справедливо. Мореплаватель Беринг заслужил память человечества. Но вот что интересно: не без основания можно утверждать, что он все же не открыл пролив. Почему так?

 Он вернулся на Камчатку, не обнаружив суши. Однако не видел он и американского берега пролива. А ведь открыть пролив — значит пересечь его и увидеть оба берега.

 Вспомним о другом замечательном землепроходце Сибири — Семене Дежнёве. Он тоже прошел через пролив, соединяющий Северный Ледовитый океан с Тихим. И было это за восемьдесят лет до Витуса Беринга.

 Выйдя в 1648 году из устья Колымы на небольших парусных судах — кочах, Федот Попов и Дежнёв «со товарищи» через три месяца достигли Чукотского полуострова и обнаружили пролив на юг.

 Плавание было нелегким. Налетевшая буря выбросила коч Дежнёва на берег южнее устья реки Анадырь. Здесь еще не бывал ни один русский. Решили идти к реке. «Пошли мы все в гору, пути себе не знаем, холодны и голодны, наги и босы», — писал Дежнёв в своем отчете о плавании. Семьдесят дней добирались до Анадыря. Из двадцати пяти моряков к реке вышли всего двенадцать… Через год, построив суда, Дежнёв поплыл вверх по этой реке и заложил там Анадырское зимовье. Отчет Семена Дежнёва о походе был представлен якутскому воеводе и надолго похоронен в архивах.

 Пролив Беринга был открыт не Семеном Дежнёвым и не Витусом Берингом, а командиром парусного бота «Святой Гавриил» Иваном Федоровым и его помощником Михаилом Гвоздевым.

 Произошло это летом 1732 года.

 Ширина наиболее узкой части Берингова пролива составляет, как известно, 89 километров. И здесь же расположены два острова (кстати, их видели и Дежнёв, и Беринг); они носят теперь названия Большой Диомид, или остров Ратманов, и Малый Диомид, или остров Крузенштерна, который находится всего в 40 километрах от Американского континента.

 В ясные дни с этого острова видны Азия и Америка.

 Федоров и Гвоздев, отплыв с Камчатки, взяли сначала курс к мысу Дежнёва; затем они побывали на Большом Диомиде и, увидев на востоке неизвестную землю, решили подойти к ней поближе. Скоро их морской бот бросил якорь у мыса Аляски (ныне это мыс Принца Уэльского). Таким образом, эти мореходы были первыми, кто видел оба берега пролива Беринга — азиатский и американский.

 Но и эта не самое интересное в истории открытия Берингова пролива. Оказывается, еще за целое столетие до Семена Дежнёва европейские географы знали о том, что пролив между Азией и Америкой существует. Он изображен, например, на картах итальянца Гастальди, помеченных 1562 годом, и назван Анианским.

 Так кто же был первопроходцем океанского пролива между Азией и Америкой?

 Географы высказывали предположение, что его открыли испанские мореходы в первой половине XVI века. Тогда из Мексики на север Тихого океана отправляли несколько морских экспедиций. Однако из всех сообщений моряков, участвовавших в этих плаваниях, явствует, что они никак не могли достичь Берингова пролива.

 Тогда кто же? Академик Л. С. Берг считал, что Анианский пролив просто «кабинетное измышление». «Рассуждали так, — писал он, — раз Европа отделяется от Азии и Африки проливами, — значит, вероятно, и Азия отделена проливом от Америки».

 Такой вывод логичен, с ним можно согласиться. Но напрашивается мысль и о мореходах древности. Сколько их было, далеких путешествий и открытий, которые не оставили для истории никаких следов! И кто знает, не побывали ли когда-то они здесь, в северных водах, разделяющих два континента Земли?

 А в заключение вспомним об одной редкой особенности островов в проливе Беринга. Между Большим и Малым Диомидами проходит так называемая линия перемены дат. Она, конечно, условная, подобно меридиану или экватору.

 Из Берингова пролива эта линия тянется на юг по Тихому океану, нигде не касаясь суши. Когда ее пересекает корабль (или самолет), на нем изменяют календарную дату: на судах, идущих из Америки в Азию, один день пропускается, а на встречных кораблях один и тот же день считается два раза.

 Столь необычное нарушение календаря нетрудно понять, если вспомнить, что Земля каждые сутки делает один оборот вокруг своей оси. Отправляясь на запад, мы движемся навстречу суточному вращению Земли. Если таким путем обойти земной шар, то мы отстанем от календаря на один день.

 Впервые с этим столкнулись моряки Магеллана. Возвратившись в Испанию, они с удивлением узнали, что завершили свое долгое путешествие в пятницу, а не в четверг. Они тщательно вели корабельный журнал. Как же это могло произойти?

 Корабли Магеллана обогнули земной шар с востока на запад и, таким образом, совершили вокруг земной оси на один оборот меньше, чем те, кто находился на одном месте. Если человек, живущий в Испании, обернулся вместе с земным шаром 1000 раз (столько дней приблизительно продолжалось плавание Магеллана), то для совершавших за это же время кругосветное путешествие с востока на запад прошло только 999 суток.

 Сколько раз для путешественников взойдет и зайдет солнце, столько дней они и насчитают в своем корабельном журнале. Если бы они плыли с запада на восток, то насчитали бы один день лишний. Чтобы таких ошибок не происходило, и была установлена, по международному соглашению, линия перемены дат. Она приблизительно совпадает с меридианом 180 градусов.

* * *

 Еще в XVI столетии сибирский край был для русских в полной мере «терра инкогнита». Только в следующем веке сюда устремились первые разведчики.

 Преодолевая болота и топи, порожистые реки, прорубая топором путь в тайге, они шли все дальше на восток и на север — к берегам двух океанов.

 В 1639 году Иван Москвитин с отрядом казаков вышел к Охотскому морю и основал там первое русское поселение. Незадолго до этого на великой сибирской реке Лене был заложен Якутск. На картах нашего государства появлялось все больше сибирских рек, озер, горных хребтов; наносились очертания морских побережий.

 По существу это было открытие целого материка!

 Описания и чертежи новых земель доставлялись в Тобольск и Якутск. Во второй половине XVII столетия по отчетам первопроходцев была составлена первая карта Сибири.

 Целый ряд географических названий говорит нам теперь об открывателях Сибири: море Лаптевых и мыс Челюскин, берег Прончищева, остров Крашенинникова, город Хабаровск и хребет Черского…

 Василий Прончищев руководил отрядом во Второй Камчатской экспедиции Беринга, плавал по Лене, наносил на карту ее берега, а затем совершил первое в истории освоения нашего Севера плавание в высокие широты Арктики.

 В 1736 году под его командованием из устья реки Оленёк вышло в «Ледавитое море», как тогда называли Северный Ледовитый океан, исследовательское судно «Якуцк». Штурманом на паруснике был Семен Челюскин; он вел записи в вахтенном журнале.

 Один за другим ложились на карту открываемые острова. «Шли около тех островов миль с тридцать, — записывает в журнале Челюскин. — И как стал туман подыматца, то увидели впереди себя и по обе стороны льды… А берег остался далеко и не видать было. Стужи стоят великие, что человеку едва терпеть можно…»

 Пробиваясь сквозь льды, «Якуцк» упорно шел вперед. Бесстрашные моряки выбивались из сил, борясь с оледенением судна. Не было свежих продуктов, и многие заболели цингой, смертельно опасной болезнью в те времена.

 Вместе с командиром «Якуцка» находилась его жена Мария Прончищева. Она была первой женщиной среди исследователей Арктики. Теперь ее имя носит одна из бухт полуострова Таймыр.

 В этом плавании русские мореходы XVIII века совершили выдающийся подвиг: «Якуцк» достиг 77 градусов 29 минут северной широты. Только через 142 года, в 1878 году, знаменитый норвежский мореплаватель Норденшельд смог побывать в этих широтах.

Капитан «Якуцка» умер на обратном пути к устью реки Оленёк. Его достойным преемником стал Харитон Лаптев. Продолжая исследования берегов Ледовитого океана, он нанес на карту все побережье Таймырского полуострова.

 Героем-первопроходцем Севера был и его двоюродный брат Дмитрий Лаптев. Это был смелый, мужественный человек, не терявшийся ни перед какими трудностями.

 Третье плавание «Якуцка» было для судна последним. Находясь во льдах, оно получает большую пробоину, и капитан приказывает покинуть корабль.

 На льдинах, как на плотах, достигает команда берега.

 Два месяца больные и голодные люди добирались до своей зимовки. И здесь корабельный совет принимает решение: несмотря на потерю судна, продолжать съемку берегов «Ледавитого моря» с суши.

 А через два года штурман погибшего «Якуцка» во главе санного похода проделывает огромный путь на восток — до самой северной точки Азиатского материка.

 8 мая 1742 года он делает краткую запись в дневнике: «Приехали к мысу. Сей мыс каменный, приярой, высоты средней, около оного льды глаткие и торосов нет… Поставили маяк одно бревно, которое вез с собою».

 Так был открыт мыс Челюскин. Ни сам Челюскин, ни его современники не придали этому особого значения.

 …Все, кто впервые едут железной дорогой к Тихому океану, неизменно обращают внимание на редкое, необычное название станции — Ерофей Павлович. Так звали крестьянина, уроженца города Великий Устюг, который стал выдающимся путешественником по Сибири.

 На небольшом коче он из Тобольска плавал в легендарную Мангазею — торговый город в устье реки Таз, побывал на Енисее и Лене, на Витиме и Киренге, Олёкме и Алдане, а потом совершил свой знаменитый поход к берегам Амура. С именем Е. П. Хабарова справедливо связывают начало хозяйственного освоения этого богатейшего края. «Заведутся тут пашни, — писал он, — и против всей Сибири будет место в том украшено и изобильно. На Амуре-реке пашенных гожих мест, и сенных покосов, и рыбных ловель, и всяких других угодий гораздо много».

 Степан Крашенинников вписал свое имя в исследование «Земли Камчатки». Еще студентом он участвовал в экспедиции Беринга, а затем остался на полуострове и почти четыре года изучал этот огромный край, оставив первое научное описание полуострова.

 Рассказывая о горячих источниках Камчатки, которые «бьют во многих местах, как фонтаны», Степан Петрович упоминает о суевериях местных жителей, связанных с этими источниками:

 «Камчадалы считают горячие источники, как и вулканы, жилищами духов, опасаются к ним близко подходить. Поэтому они не рассказывают о них никому из русских, чтобы не попасть в провожатые. Я узнал о них случайно, проехав верст сто от такого места, и вернулся назад, чтобы описать это редкое явление. Жители Шемячинского острожка принуждены были открыть истинную причину, по которой скрывают источники, и с большим негодованием показали ключи, но сами близко не подходили. Когда они увидели, что мы в ключах купались, ели варенное в них мясо и пили воду, то думали, что мы сейчас же погибнем. После нашего благополучного возвращения они с большим ужасом рассказывали в острожке о нашей дерзости и при этом не могли надивиться, что мы за люди, если даже духи не могут нам повредить».

 Далеко не всем первопроходцам посчастливилось оставить свое имя на географических картах родины. О многих и многих пионерах Сибири остались лишь скупые строки в архивах. Такими были Василий Поярков, который в XVII веке первым вышел к берегам Амура и достиг его устья; Михаил Стадухин, открывший реку Колыму; Иван Ребров — первооткрыватель Индигирки…

* * *

 Много, очень много упорства и воли, мужества и отваги вкладывали русские люди в исследование Сибири. В ее неизведанные дали уходили все новые и новые смельчаки.

 Проникая в отдаленнейшие области сурового Севера, в таежную сибирскую глухомань, они не отступали перед самыми тяжкими трудностями, шли навстречу испытаниям, а нередко и своей гибели. А необозримая в своих границах сибирская земля продолжала оставаться страной загадок.

 Уже известным городом России был во второй половине XIX столетия Иркутск, а рядом с ним лежали огромные, все еще не исследованные пространства.

 Таким была Олёкминско-Витимская горная страна к северо-востоку от Байкала. Ее горные хребты, словно неподкупные стражи, наглухо запирали путь с юга.

 Молодой ученый, географ и геолог П. А. Кропоткин решил проникнуть в неизведанный горный край с севера. Помогла неожиданная находка: в руки ученого попала своеобразная географическая карта, принадлежавшая тунгусскому охотнику.

 На куске бересты была показана таежная тропа, которая вела к цели. «Эта берестяная карта, — писал П. А. Кропоткин, — так поразила меня своей очевидной правдоподобностью, что я вполне доверился ей и выбрал путь, обозначенный на ней».

 Ученый открыл большое нагорье, покрытое огромным ледником, и несколько горных хребтов. Помимо, научных исследований ему было поручено найти кратчайший путь из Читы на Ленские золотые прииски. Это было выполнено.

 В советские годы исследование сибирских «белых пятен» продолжалось более организованно, большими научными силами. То, что было не под силу самым отважным одиночкам первооткрывателям, стало возможным для комплексных отрядов ученых, оснащенных всем необходимым для изучения труднодоступных районов.

 На карте Восточной Сибири к востоку от Лены показана огромная горная страна. До 1926 года географы ничего о ней не знали. Только один ученый, И. Д. Черский, побывал в этих местах в конце прошлого века. Лишь через 35 лет в Колымский край была направлена советская экспедиция, которую возглавил молодой геолог С. В. Обручев.

 «Огромная область, — писал он, — более одного миллиона квадратных километров… пересечена только одним маршрутом Черского… Заключающая многочисленные хребты и мощные реки, она все еще оставалась столь же таинственной, как верховья Конго и Антарктический материк!»

 Перед учеными предстали громадные, с острыми вершинами горы. Их снежные шапки были видны за десятки километров. Гора Чен поднималась на высоту 3100 метров. Изумлению и восторгу участников экспедиции не было границ. Еще бы! На равнинном, как думали, севере Сибири вдруг такие горы.

 Открытая горная система была названа хребтом Черского. А через двадцать лет новые отряды первопроходцев обнаружили в трехстах километрах к югу от этого хребта еще более исполинские горы, покрытые вечными снегами.

* * *

 А сколько еще имен исследователей Земли мы не знаем! Их много. И тем больше, чем дальше мы уходим в прошлое истории. Об одном таком человеке, первооткрывателе Ленского края, рассказывает в своей книге «Открытие Сибири» академик А. П. Окладников.

 В первом десятилетии XVII века служилые казаки и купцы основали на севере Западной Сибири город Мангазею. Сюда, на реку Таз, приходили кочи с товарами, шла торговля с местными жителями, промышлявшими пушного зверя.

 Через семьдесят лет этот город, опустошенный пожарами, возродился на берегах Енисея как Новая Мангазея (позднее Туруханск). В тридцатых годах XVIII столетия в нем побывал русский академик Г. Миллер.

 Он написал о своем путешествии по Сибири большую книгу и в ней рассказал о забытом землепроходце:

 «Пенда, или Поянда, промышленный человек из России, отправился в старые времена из Туруханска водою вверх по Нижней Тунгуске с собранными из разных мест 40 человеками, желая открыть новые землицы».

 Миллер пишет о том, что ему рассказали о Пенде мангазейские старожилы. Примечательно, что, хотя со времени похода Пенды в Восточную Сибирь прошло уже более ста лет, мангазейцы не забыли своего земляка, с гордостью и восхищением рассказывали о его опасном путешествии к берегам далекой реки на востоке.

 Что же известно об этом, по словам академика А. П. Окладникова, «головокружительно смелом» путешествии?

 От жителей города, прямых потомков сибирских первопроходцев, Пенда узнал, что, плывя вверх по притоку Енисея Нижней Тунгуске на восток, можно добраться до очень большой реки. Там живут разные народы.

 Уже давно мечтавший об открытии в Сибири неизвестных земель, Пенда стал готовиться к походу. Участвовать в нем пожелали многие, и, как только Енисей освободился ото льда, суда покинули Новую Мангазею.

 Вот и устье Нижней Тунгуски. Что их ждет впереди? Очень скоро участники похода встретились с реальной опасностью. Тунгусы (эвенки), жившие по берегам реки, решили всеми силами воспрепятствовать продвижению чужих людей. Мангазейцы плыли по реке, не рискуя часто приближаться к берегу: их встречали стрелами.

 Видя, что неведомые бородатые люди плывут все дальше и дальше, тунгусы перегородили реку в узком месте завалом из деревьев. Пришлось сойти на берег и строить жилье.

 Надвигалась зима. Стены избы помогали защищаться от набегов. Спасало огнестрельное оружие, которого боялись тунгусы.

 Весной первопроходцы двинулись по реке дальше. В это лето нападения аборигенов стали еще более частыми, схватки более ожесточенными. Продвигались вперед очень медленно. Снова пришла осень.

 Зимовали опять на берегу. Убедившись в том, что с пришельцами не справиться, аборигены оставили их наконец в покое. На третье лето плавание было спокойным. И вот Пенда с товарищами у Чечуйского волока (ныне Чечуйск Иркутской обл.). До великой реки всего около тридцати верст.

 Но на берегу их снова ожидали местные жители. Осыпаемые стрелами, путешественники отступили на ближайшую гору, где и провели третью зиму. Только весной они вышли к берегам Лены. Построили новые суда и поплыли вниз по течению, чтобы «обследовать всю страну». Пенда побывал в тех местах, где позднее был построен Якутск, затем поднялся вверх, до места впадения в Лену реки Киренги.

 Отсюда отважные землепроходцы добрались до Ангары, а по ней приплыли в Енисейск и Мангазею. В Енисейске Пенда представил местным властям отчет о том, где он побывал и что видел…

«Это путешествие составляет поистине необычайный географический подвиг», — писал о походе академик Л. С. Берг. Имя сибирского землепроходца Пенды, несомненно, заслуживает того, чтобы о нем знали потомки.