Тоже фаворит и тоже граф. Но вот что странно: лишь только берешься за чтение биографии Шувалова, как возникает первое недоумение — никто из его биографов не указывает с достаточной ясностью, кто были родители графа. У каждого здесь существует свой вариант, который лишь запутывает картину. Но неужели нельзя преодолеть эту разноголосицу? Неужели в архивах не сохранилось ни одного документа, проливающего свет на обстоятельства рождения Шувалова? Представьте, не сохранилось. О его двоюродных братьях, Александре и Петре, известно все, о нем же — ничего (мы имеем в виду юридические документы, подтверждающие факт рождения. — Авт.). Поэтому резонен вопрос: куда подевалась «метрика» Ивана Ивановича?

Столь же неопределенны и обстоятельства образования и службы Шувалова. А они, эти обстоятельства, были, по-видимому, очень благоприятны, поскольку сам Вольтер, властитель дум того времени, так отзывался о Шувалове: «Это один из людей наиболее образованных и наиболее приятных, каких мне только приходилось встречать». Лестная оценка, если к тому же учесть, что Шувалову в это время было всего двадцать пять лет.

Не менее загадочно и появление Шувалова при дворе. Он объявляется там из совершеннейшей неизвестности сразу в ранге камер-пажа. Ничего странного, говорят некоторые историки, так как Шувалов был фаворитом Елизаветы. Верно, был. Но есть одна существенная деталь, которая не укладывается в их установленные рамки фаворитизма: примеры Разумовского, братьев Орловых, Потемкина и других позволяют утверждать, что все они сначала становились фаворитами, то есть любовниками, и уж потом получали награды и чины. В случае с Шуваловым все обстоит наоборот.

Что же получается? Все видят молодого, блестяще образованного камер-пажа, но никто не может объяснить, где и как получил Шувалов и свое образование, и свой придворный чин. Нам кажется, здесь может быть только один ответ: кто-то, весьма могущественный и знатный, принял самое непосредственное участие в судьбе Шувалова. Его родители этого сделать не могли, ибо, по словам биографов, они были людьми «средственного состояния», то есть не располагали достаточными материальными возможностями.

Как говорит Казимир Валишевский, роман Елизаветы и Шувалова начался в 1749 году; таким образом, резоннее допустить, что отцом самозванки был именно Шувалов, а не Разумовский. Самозванка, по общему мнению, родилась в 1752 году, тогда как дети Разумовского должны быть гораздо старше.

Но разве этот факт меняет что-нибудь в той системе взглядов, какая сложилась вокруг спора о личности самозванки? Оказывается, меняет, и очень сильно. И главным образом потому, что в распоряжении историков имеются документы, из которых следует невероятный на первый взгляд вывод: помимо того, что Иван Шувалов был фаворитом Елизаветы, он к тому же являлся сыном императрицы Анны Иоанновны! А это кардинально меняло весь династический расклад русских самодержцев, что и заставляло их уделять самое пристальное внимание «делу» самозванки. Но прежде чем говорить об этом подробно, познакомим читателей с другим «делом» — барона Аша. В подлиннике оно озаглавлено довольно витиевато: «О продерзостях: противностях государственным правилам и неистовых словах отставного от военной службы бригадира барона Федора Федорова сына фон Аша».

В чем же заключались его «продерзости»?

По смерти императрицы Елизаветы граф Иван Шувалов еще некоторое время жил в России, но сразу же после переворота 1762 года и вступления на трон Екатерины II отправился в заграничное путешествие. В те времена русские вельможи часто выезжали за границу и подолгу проживали там, но пребывание в чужих палестинах Ивана Шувалова представляет из себя своеобразный рекорд — он жил в разных городах Европы целых пятнадцать лет!

Как отъезд, так и приезд Шувалова на родину тоже вызывает немало вопросов, но мы пока что продолжим разговор о бароне Аше. Так вот, едва Иван Шувалов успел возвратиться в родные пенаты, как в один прекрасный день, а именно 20 октября 1777 года, к нему в дом явился незнакомый человек, представившийся бароном Федором Ашем. Он передал Шувалову конверт с письмом, написанным, по его словам, его покойным отцом Фридрихом Ашем.

Шувалов вскрыл конверт и стал читать письмо, из которого явствовало, что он — сын императрицы Анны Иоанновны и ее фаворита Бирона и что ему надлежит по праву возложить на себя корону Российской империи.

Федор Аш был человеком чести. Исполняя повеление отца, он доставил его письмо адресату. И что же? Как же поступил Иван Шувалов по отношению к человеку, который, направляясь в дом вельможи, вряд ли предполагал о предательстве? Но именно оно и состоялось, потому что как по-другому назвать поступок Шувалова, который, не обращая больше внимания на Аша, тут же отправляется с письмом сначала к генерал-прокурору, а от него — к императрице Екатерине.

Аш арестован, начинаются допросы и пытки в Тайной канцелярии. Добиваются ответить на два вопроса: кто автор «преступнического» письма и почему Шувалов именуется в нем императорским высочеством? Аш отвечает, что письмо написано им под диктовку покойного ныне отца Фридриха Аша, а Шувалов назван императорским титулом только потому, что он не просто российский дворянин, как его называют следователи, а сын Анны Иоанновны и Бирона.

Происходящее, с одной стороны, напоминало вроде бы абсурд, с другой же, подтверждалось впечатляющими фактами, из которых главными были жизненные перипетии Аша-старшего и поведение Ивана Шувалова в истории с Ашем-младшим.

Фридрих Аш появился на русской службе в 1711 году, при Петре I. Выполнив ряд поручений царя, он входит к нему в доверие и направляется им в качестве правительственного лица в Митаву к Анне Иоанновне, муж которой, герцог Курляндский Фридрих-Вильгельм, к этому времени умер. Анна Иоанновна была женщиной подозрительной и злопамятной, угодить ей было чрезвычайно трудно, однако Фридрих Аш сумел сделать это и стал незаменим для вдовствующей герцогини. Петр I вскоре отозвал Аша из Митавы, и он много лет был директором почт России, проявив себя исполнительным и энергичным чиновником.

Но вот волею судьбы на российский престол вступает Анна Иоанновна, и сразу же выясняется, что она не забыла Фридриха Аша. Но что это значит — «не забыла»? Встретившись с кем-то после долгой разлуки, можно высказать по поводу встречи радость, обнять старого знакомого, вспомнить былое и т. д. и т. п. Что же делает Анна Иоанновна, одного взора которой боялись друзья и враги? Она награждает Фридриха Аша земельными наделами в Курляндии, а самое главное — отдает ему 136 тысяч рублей ежегодных отчислений от казны, которые Петр I в свое время назначил племяннице на личные расходы.

За что, спрашивается, такая милость? Анна Иоанновна всегда была скупа, а тут такой подарок. Но самое удивительное заключается в том, как Аш расходовал пожалованные ему деньги. Оказывается, никак! Он перевел их в Амстердамский банк, но они не стали наследством его детей; нет, они хранились в банке, наращивали проценты, словно были предназначены для каких-то отдаленных целей, известных только Ашу. А может, и еще кому-то? И не из этого ли фонда поступали средства для обучения и воспитания Ивана Шувалова?

Интересна и реакция последнего на врученное ему Ашем письмо. Какие чувства проявит человек, если вдруг узнает что-то необыкновенное о себе? Вероятно, удивление, может быть, растерянность или негодование. Все зависит от содержания информации.

Шувалов не проявил после прочтения письма ни удивления, ни растерянности — он был напуган. И тут нам представляется два варианта объяснения такой реакции — либо Шувалова испугала содержащаяся в письме НЕИЗВЕСТНАЯ ему информация, либо, наоборот, ХОРОШО ИЗВЕСТНАЯ, но которую предпочтительнее скрывать от других.

Автору ближе второй вариант. По его мнению, если бы информация была неизвестна Шувалову, он мог бы сказать, прочитав письмо: «Какая чушь!» Мог бы рассердиться на Аша, выгнать его из дома. Шувалов не сделал ни первого, ни второго, ни третьего. Он — испугался, и все его последующие действия были результатом этого испуга.

Но чего же испугался граф? Вероятно, того, что его тайна (если допустить, что Шувалов знал о своем происхождении) известна и другим, а это может кончиться плохо, в первую очередь для него — знал и скрывал! Вот почему он и отправился немедленно к Екатерине, не позабыв захватить с собой генерал-прокурора — как свидетеля его «искреннего» поступка. Но тут надо добавить, что выше, рассказывая о содержании письма, мы не оповестили читателей о второй его части, где предлагался конкретный план свержения Екатерины и ее замены Шуваловым. А это уже серьезно. Здесь речь шла о жизни и смерти, и Шувалову не оставалось ничего другого, как только заявить на самого себя — повинную голову меч не сечет.

А что же Федор Аш? После допросов в Тайной канцелярии, на которых выяснилось, что он, как и его отец, свято верует в царское происхождение Шувалова, его долгое время пытались разубедить в этом. Однако Федор Аш твердо стоял на своем, за что и поплатился: пожизненное одиночное заключение, гласил приговор следственной комиссии.

Но вот любопытная деталь: заключенного не забывают последующие российские государи, Павел I и Александр I. Павел выпускает Аша на свободу, но, как и Екатерина, пытается вынудить у него признание, что его мнение относительно Шувалова — всего-навсего заблуждение. Аш упорствует и снова попадает в тюрьму. При Александре I была создана специальная комиссия по помилованию репрессированных в годы правления Павла I, но и она не освободила Аша. Сохранилось ее заключение: «Комиссия полагает и впредь его (Аша. — Авт.), как не исправившегося в уме, оставить в Спасо-Евфимиевском монастыре, с поручением губернскому начальству, дабы о нем по временам доносили Сенату».

Не слишком ли сурово обошлись с человеком? Вопрос риторический. Те, кто заключал Аша в тюрьмы и монастыри, делали это не из простого удовольствия, а в силу суровой для них необходимости. Они знали правду и всеми силами скрывали ее, ибо она таила для них величайшую опасность. Какую — об этом мы поговорим в заключительной части нашего очерка. А пока же ответим на поставленный ранее вопрос: почему кардинально менялся династический расклад русских самодержцев, если принять за истину, что Шувалов был сыном императрицы Анны Иоанновны и к тому же являлся отцом «княжны Таракановой»?

Нарисуем некоторые логические схемы. Итак, Шувалов — сын Анны Иоанновны, которая была дочерью старшего брата Петра I, и он же — отец самозванки, чья мать, императрица Елизавета, была старшей представительницей в линии уже самого Петра. Таким образом, женщина, которую Екатерина II пренебрежительно называла «побродяжкой», на ветвях генеалогического древа русской царствующей династии стояла в одном колене с Петром III и Анной Леопольдовной, матерью императора Иоанна Антоновича, то есть выше цесаревича Павла, официального наследника Екатерины II.

Но ведь это же катастрофа! Мало того что сама Екатерина заняла престол насильственным образом, так она же, в обход законной наследницы, назначает себе в преемники сына, который — хочешь не хочешь — станет, по логике вещей, обыкновенным узурпатором. Конечно, императрица все это прекрасно понимала, в уме ей отказать нельзя, и не потому ли во все время следствия, ведшегося за глухими стенами Алексеевского равелина, она так тревожилась, что боялась выступления оппозиции? Ведь последняя, пользуясь правом первородства узницы, могла предпринять меры к устранению от трона не только наследника Павла, но и самой Екатерины. Не потому ли императрица так стремилась услышать от самозванки признание в ее истинном происхождении? И тут самое время поговорить об этом и нам.

В начале четвертой главы приведена история жизни самозванки, рассказанная ею самой и названной князем А.М. Голицыным невероятной. Напомним узловые вопросы той истории. Итак, самозванка заявила, что не знает, где родилась и кто были ее родители. Что выросла она в Киле, но в девять лет ее увезли в Персию. Оттуда она попала в Багдад, в дом богатого человека по имени Гамет. У него она познакомилась с князем Гали, который увез ее в Исфаган и там объявил ей, что она — дочь императрицы Елизаветы. (Не забудем, что на одном из допросов самозванка назвала Гали своим дядей. — Авт.) Из Исфагана Гали увез ее в Европу, куда они попали через Ригу и Кенигсберг. После этого были Берлин, Лондон, а с 1772 года — Париж.

История и в самом деле необычная, но неужели ничто не подтверждает ее? Оказывается, подтверждает. Взять хотя бы фамилию «Тараканова», которая всегда удивляла историков — откуда она появилась? Ведь среди ближайшего окружения императрицы Елизаветы не было человека, который носил бы ее. По этому поводу выдвигались разные предположения, например, такое: фамилия якобы происходит от названия слободы Таракановки, расположенной во владениях графа Алексея Разумовского. Но, как выяснилось, такой слободы на землях фаворита Елизаветы никогда не было. Тогда стали ворошить многочисленную родню Разумовского и обнаружили, что одна из его племянниц была замужем за неким Ефимом Федоровичем Дараганом, казацким полковником. Со времен фамилии переменили на Дараганов, а еще позже она трансформировалась в Тараканов.

Но это упражнение показывает лишь ловкость ума и воображения некоторых исследователей, тогда как ларчик открывался просто — Тараканов существовал в действительности.

Тянем ниточку дальше. В 1750-х годах мы видим Тараканова уже командиром крупного войскового соединения в персидском походе. С чем может ассоциироваться этот факт? Да с тем, что самозванка в своих рассказах не раз упоминала, что в Персии она была с дядей. Но кто такой этот дядя? Уж не наш ли генерал-майор, который, как полагает часть исследователей, к тому времени удочерил будущую «княжну Елизавету Всероссийскую», поскольку ее законные родители по государственным соображениям не могли признать ее своей?

Как видим, в «фантастической» версии жизни Таракановой, рассказанной ею самой, появляются кое-какие просветы. Дальше — больше. Помните, самозванка говорила, что некоторое время жила в Киле? А Киль — это Голштиния, наследственная вотчина Петра III, племянника Елизаветы. Туда, как полагают, и отправили дочь императрицы после ее смерти, чтобы девочка не стала разменной картой в борьбе, развернувшейся вокруг трона.

Но вот на престол всходит Екатерина II. Ее муж, император Петр III, убит братьями Орловыми (вероятно — Алексеем Орловым) в Ропше, и Голштиния, таким образом, переходит в наследство Екатерине. Однако в 1767 году она отказывается от права на нее в пользу Дании. Дочери Елизаветы приходится покинуть Киль и пуститься в странствование по Европе. И это тоже похоже на правду — ведь именно в 1767 году, если верить де Кастере, в замке Кароля Радзивилла объявляется девушка, которую называют наследницей русского престола.

Еще один немаловажный факт: в переписке, которую вела самозванка, есть упоминание о ее русском опекуне, который жил в Спа. Но там жил не кто иной, как граф Шувалов! Совпадение? Если да, то, согласитесь, довольно подозрительное, тем более что позже, когда разбирали переписку самозванки, граф Орлов обнаружил среди бумаг немало писем, написанных, по его уверению, рукой Шувалова. (Этот факт до сих пор оспаривается некоторыми историками. — Авт.) Да и маршруты переездов последнего по Европе во многих случаях почему-то странным образом пересекаются с маршрутами самозванки.

Кстати, насчет этих самых переездов. Казалось бы: ну кто такой граф Шувалов? Бывший фаворит императрицы Елизаветы, а ныне — частное лицо и вольный путешественник (впрочем, не такой уж вольный, поскольку отъезд из России был для Шувалова все-таки вынужденным). Но посмотрите, кто принимает его в Европе — в основном королевские особы!

В Вене графа с особым почтением встречает австрийский император Иосиф II, в Париже герцог Орлеанский преподносит Шувалову ценные подарки. Не остается в стороне и Ватикан.

Чем объяснить все это обилие почестей? Ведь в том статусе, в каком Шувалов пребывал в то время, он вряд ли представлял какой-либо интерес для коронованных лиц. И тем не менее они его принимали. Спрашивается: почему? Может быть, знали о Шувалове нечто такое, что заставляло их обходиться с ним как с равным? Не секрет, что многие европейские государи, а французский король в первую очередь, хотели бы видеть на российском престоле фигуру более легитимную, чем Екатерина II (заметим заодно, что та же Франция признала Россию в качестве империи лишь за 20 лет до описываемых событий — в 1754 году, хотя Петр I принял титул императора тридцатью годами раньше). Так, может, под этой легитимной фигурой подразумевался Шувалов? Может, в Европе знали о его происхождении, отсюда и все реверансы?

Есть над чем задуматься и при обсуждении вопроса о средствах самозванки. В многочисленных работах о ней их авторы, как правило, утверждают, что она постоянно нуждалась в деньгах и ради них шла на обманы и вступала в сомнительные связи. Не станем опровергать эти утверждения; весьма вероятно, что самозванка не раз действовала по принципу: дают — бери, но вот факт: когда князю Лимбургскому (который, как помнит читатель, предложил княжне Волдомир руку и сердце) понадобились деньги для приобретения нужных ему земель, их ему предложила никто иная, как названная княжна. А ведь речь шла о сумме порядка 100 000 золотых. Откуда они, спрашивается, взялись у человека, который будто бы постоянно ощущал их недостаток? А ведь имеющиеся сведения позволяют если не ответить на вопрос, то, может быть, приблизиться к этому. Ведь известно же, что князь Лимбургский, касаясь своих денежных дел, упоминал о некоем опекуне своей невесты (он называл самозванку Алиной), который жил в Спа и принимал самое непосредственное участие в ее судьбе. Мы уже говорили, что в Спа жил в то время Шувалов, и нам нечего добавить к сказанному.

А чем объяснить несомненную образованность самозванки, знавшей к двадцати трем годам несколько европейских языков? Как совместить это с мнением, что она была всего лишь искательницей приключений, переезжавшей из города в город, из страны в страну и таким образом обучившейся языкам? Конечно, нечто подобное возможно, но только «нечто». Учась, как говорится, «с листа», на ходу, едва ли овладеешь языком хорошо. Скорее, научишься сносно объясняться, и только, тогда как самозванка знала немецкий, английский и французский, можно сказать, в совершенстве. А вот с итальянским и польским были проблемы. Почему? Видимо, потому, что первые три языка она изучала капитально, а итальянский и польский от случая к случаю, а может, и вовсе не изучала, ограничиваясь разговорным набором слов, которым человек довольно быстро овладевает при живом общении с аборигенами. Такое предположение весьма реально — вспомним, что самозванка девять месяцев прожила в Италии, а среди ее ближайшего окружения было немало поляков.

Но образованность Таракановой подтверждает не только знание языков. Ее обширнейшая переписка с разными людьми дает нам право говорить о ее общем интеллектуальном уровне, который с полным правом можно охарактеризовать как высокий, что опять же свидетельствует о целенаправленном обучении и воспитании. Такого обучения и воспитания в карете путешественника не приобретешь.

Наконец, очень интересен и факт наличия целого списка исторических работ, авторы которых настойчиво проводят одну только мысль: Тараканова — самозванка и никем другим быть не может. Эту мысль они повторяли с упорством Катона Старшего, заканчивавшего, как известно, каждую свою речь в римском сенате призывом разрушить Карфаген. Катон своей цели добился; но когда кто-то начинает чересчур настойчиво акцентировать общественное внимание на том или ином вопросе, невольно спрашиваешь себя: уж не оплачено ли кем-нибудь такое старание?

Это замечание прежде всего относится к М.Н. Логинову и П.И. Мельникову-Печерскому, о которых мы уже упоминали. Первый писал о самозванке дважды — в 1859 году в журнале «Русский вестник» и в 1865 году в журнале «Русский архив»; несколько раз публиковал материалы о Таракановой и Мельников-Печерский, но особую известность имеет его объемное исследование «Княжна Тараканова и принцесса Владимирская», сначала опубликованное в «Русском вестнике», а позже включенное в собрание сочинений писателя (1909 г.).

Необъективность обоих авторов по отношению к Таракановой видна в их сочинениях невооруженным взглядом. Для них она — только самозванка, а вдобавок и неуемная развратница, в ловко расставленные сети которой попало неисчислимое множество людей самых разных званий и положений. Исключение составил лишь Орлов, сам заманивший прелестницу в хитроумную ловушку.

Почему же и Логинов, и Мельников-Печерский, располагавшие в процессе своей работы ценнейшими архивными данными, использовали их столь однобоко? Интересную догадку по этому поводу высказывает отечественная исследовательница Нина Молева, писавшая о загадке «княжны Таракановой» еще в начале 80-х годов. Она, характеризуя Логинова, пишет: «Конечно, не министр и не государственный секретарь (имеются в виду Д.Н. Блудов и С.С. Уваров, тоже писавшие о самозванке), всего лишь крупный чиновник, губернатор, зато в дальнейшем начальник Главного управления по делам печати. Ведь почему-то из всех губернаторов, грешивших научными интересами, выбор остановился именно на нем…» И далее: «…Так не было ли и «дело Таракановой» поручением с заранее намеченной целью: знаком доверия — залогом карьеры?»

Как видим, не исключено, что материал Логинова о Таракановой мог быть заказным и служил его автору своеобразным трамплином для дальнейшей карьеры.

Итак, мы постарались с разных сторон рассмотреть вопрос о происхождении «княжны Таракановой», о ее целях и возможных покровителях, и теперь нам остается самое трудное — показать, кто фальсифицировал дело «княжны», с какой целью и как. А для этого придется предпринять довольно пространное отступление в глубь российской истории, а именно — к началу XVII века, поскольку именно там, по мнению автора, находятся истоки той лжи и тех фальсификаций, которые, превратившись с течением времени в мощный поток, до неузнаваемости исказили нашу действительную историю. Вместо нее мы имеем всеохватывающую систему мифов, где превеликое множество ключевых моментов прошедшей российской жизни либо искусно снивелированы, либо показаны крайне тенденциозно, либо вовсе замолчаны. Естественно, напрашивается вопрос: «Кто виноват?» И здесь мы не можем не сказать слова в защиту авторов нашей писаной истории (имеются в виду историки дооктябрьского периода).

По нашему глубокому убеждению, в том, что все наши историки оказались жертвами высочайших политических интриг, заложниками той государственной системы, которую 300 лет возглавляли ее родоначальники и неусыпные охранители — Романовы. Именно они были жесточайшими цензорами и Карамзина, и Соловьева, и Ключевского, а главное — авторами целого собрания исторических мистификаций, что и привело к искажению векового прошлого России.

Поэтому, несмотря на то, что мы знаем массу фактов из нашей истории и, казалось бы, можем легко и свободно проследить ее ход, эта наша уверенность тотчас пропадает, стоит лишь углубиться в исторические недра. Ибо вдруг выясняется: факты есть, а объяснить их нечем, все почему-то находится в состоянии неопределенности, недосказанности, догадок и предположений. Сплошь и рядом невозможно понять спусковой механизм тех или иных событий, установить силы, приведшие этот механизм в действие, выяснить истинные причины, толкнувшие отдельного человека или целую группировку к совершению того или иного действия.

Например, нам неизвестно, какой смертью умер Иван Грозный — естественной или нет; мы до сих пор не знаем, что стояло за трагедией в Угличе — преднамеренное убийство или случайность, как не знаем и того, кто одиннадцать месяцев под именем царя Дмитрия I сидел на московском престоле (и не только сидел, но и принял титул императора — первым в России, хотя почему-то считается, что первым был Петр); нам неизвестны истинные причины Северной войны; мы все в догадках, оставлял ли Петр I завещание о том, кому править после его смерти, или, как говорит традиция, успел лишь нацарапать слабеющей рукой: «Отдать все…» (а завещание, предполагается, было и хранилось в Голштинии, в Киле, куда в 1739 году прибыл кабинет-министр Анны Иоанновны Бестужев-Рюмин, изъявший все тамошние архивы. Поговаривают, что в них хранилось и завещание Петра. Другая версия — завещание оказалось каким-то образом у «княжны Таракановой». Правда, многие историки считают его поддельным); полной тайной окутано Пугачевское восстание, что дало простор для самых неимоверных предположений (одно из них — восстание инспирировала сама Екатерина II); тайной за семью замками является смерть Павла I и пожар Москвы в 1812 году; мы не знаем, кто такой был старец Федор Кузьмич, которого молва считала императором Александром I, тайно оставившим трон и посвятившим себя церковному служению; мы не знаем…

Впрочем, довольно. При желании перечень российских тайн можно продолжать до бесконечности, узнать же истинную подоплеку каждой из них — все равно что разгадать загадку великой теоремы Ферма. Но остановимся и перейдем к разговору о непосредственных виновниках фальсификаций — Романовых. И прежде всего выясним, что они за люди, откуда вели свое происхождение и как оказались на российском престоле — это поможет нам понять, почему Романовы, став правящей династией России, до конца своих дней так заботились о соответствии ее истории преданиям и легендам своего рода. А их, этих легенд, было предостаточно.