Еще один памятник архитектуры гражданского назначения расположен в стороне от бывших великокняжеских палат. Это естественно — ведь изначально он не предназначался для проживания членов царствующего дома. Этот дом построил для себя в 1652 г. боярин И. Д. Милославский — тесть Алексея Михайловича Романова. После смерти боярина дворец отошел государевой казне, а в 1679 г. его переделали под придворный театр. Театральные представления в те времена назывались «потехами», и дворец получил название Потешного.

Принято считать, что Потешный дворец — это первый московский театр. На самом деле «потехи» были известны на Руси несколько раньше: так, в правление Алексея Михайловича подобные представления несколько раз давались в одном из помещений подклета Теремного дворца. Однако несомненно, что Потешный дворец — первое здание, специально оборудованное для театральных «действ». «Можно полагать с достоверностью, что театральные представления не были известны русским до второй половины XVII столетия. В 1659 г. российский посол Лихачев видел во Флоренции в первый раз театральное представление; ему более всего понравилась скорая перемена декораций и деревянные лошади, которые двигались, как живые. Вероятно, возвратясь в Россию, он подал мысль царю Алексею Михайловичу завести нечто похожее на театр в доме боярина Матвеева; потом, в 1676 году, под надзором того же боярина были представления в Кремлевском дворце, Преображенском селе и Потешном дворце», — рассказывает о зарождении русского театрального искусства М. Н. Загоскин, который в цитируемом здесь отрывке из книги «Москва и москвичи» упоминает различные места, где делались попытки организовать первые театральные представления до переоборудования Потешного дворца.

Эти представления напоминали западно-европейские средневековые мистерии: представляли собой инсценировки библейских сюжетов и длились по много часов. Иногда даже «потеха» оказывалась настолько продолжительной, что зрителям приходилось приходить в театр по 2–3 дня подряд, терпеливо досматривая бесконечный «сериал», действие которого разворачивалось в реальном времени. Такие представления посещали царь и его приближенные, а также приглашенные иностранные послы. «Показали первую комедию — „Артаксерксово действо". Десять часов отсидел Алексей Михайлович, глядя на сцену, ну да ему не привыкать было — на приемах сидеть не меньше приходилось, а на пирах и говорить нечего… На самом хорошем месте сидел, конечно, государь-царь. Бояр в хоромину набилось видимо-невидимо, почитай, вся Бархатная книга собралась. Женщин не было — не положено. Только на галерее, за деревянной решеткой, сидели царица Наталья Кирилловна и ее мамки-няньки» — так воспроизводит атмосферу этих представлений М. Успенский («Устав соколиной охоты»).

Наиболее резким отличием русского театра от западно-европейского было отсутствие «фарсов» — вкрапленных в действие комических эпизодов с бытовыми сюжетами, не связанными с общей темой представления. Дело в том, что популярное с древности на Руси искусство скоморохов — бродячих артистов, которые в основном и ставили комические представления, — в XVI–XVII вв. было объявлено вне закона. Церковь объявила участие в подобных выступлениях и их просмотр греховным, а светские власти приравнивали занятие скоморошеством к «воровству» (этим словом в ту эпоху обозначали всякое уголовное преступление вообще). Причину такой смены отношения к безобидной забаве — моральную и социальную — приводит в уже упоминавшейся повести М. Успенский: «Когда-то, во время оно, повелел государь всю скоморошину на Русской земле разогнать. Гудки, жалейки, сопелки, домры, бубны, хари и машкары мерзостные были преданы огню, а скоморохов поставили в батоги… Потому что за каждой ватагой человека не пошлешь проверять, что они там представляют. А они известно что представляют — как холоп боярскую жену огулял, как пьяный поп обедню служит».

Это не означает, что сюжеты «действ» были только нравоучительными. Рассказывая о русском театре XVII в., М. Н. Загоскин упоминает и постановки юмористического характера: «…большая часть наших русских духовных представлений, или мистерий, написана прозою, а некоторые — весьма плохими… стихами с рифмами; в том числе комедии: „Притча о блудном сыне", в которой секут этого расточителя нещадно плетьми…» («Москва и москвичи»).

Стоит обратить внимание на такую подробность. Перечисленных М. Успенским народных музыкальных инструментов, действительно использовавшихся во время представлений скоморохов, — гудков (струнный смычковый инструмент, напоминающий двухструнную скрипку), домр (струнный щипковый инструмент), жалеек и сопелок (духовые инструменты), в оркестре Потешного дворца не было. Театральные представления сопровождались музыкой, исполнявшейся на специально для этого приобретенных западно-европейских инструментах. «…В этом доме давались первые зрелища в Москве и, вероятно, во всей России; бывали иногда маскерады, в которых немцы играли на органах и фиалах, и происходили разные другие потехи» — в этом отрывке из «Москвы и москвича!» М. Н. Загоскин упоминает типичные для западно-европейской развлекательной музыки той эпохи струнные инструменты: органиструм (полумеханический струнный инструмент) и виолу (предшественницу скрипки).

А теперь познакомимся с самим зданием. Боярин Милославский возвел свое роскошное жилище на месте сгоревших во время пожара 1626 г. небольших дворов, принадлежавших менее знатным боярским родам, — у самой стены кремлевской цитадели, между Комендантской и Троицкой башнями. В 1671 г. к Потешному дворцу со стороны внутренней территории Кремля были сделаны деревянные пристройки — небольшие здания, в которых жили дочери Алексея Михайловича, царевны Софья, Екатерина, Феодосия и Наталья — любимая сестра Петра I. «Царевна Софья вернулась от обедни… Села на отцовский стул, вывезенный из-за моря… Стулец этот недавно по ее приказу принесли из Грановитой палаты. Вдова, царица Наталья, узнав, кричала: „Царевна-де и трон скоро велит в светлицу к себе приволочь"…

„Мартовское солнце жарко било разноцветными лучами сквозь частые стекла двух окошечек. В светлице — чистенько, простенько, пахнет сухими травами. Белые стены — как в келье. Изразцовая с лежанками печь жарко натоплена. Вся утварь, лавки, стол покрыты холстами. Медленно вертится расписанный розами цифирный круг на стоячих часах. Задернут пеленою книжный шкафчик — великий пост — не до книг, не до забав.

Софья поставила ноги в суконных башмаках на скамеечку…" — следом за А. Н. Толстым входим мы в светлицу старшей дочери Алексея Романова, будущей соправительницы юных царей Петра и Ивана (роман „Петр I").

В том же 1671 г. Потешный дворец соединили крытыми („теплыми") переходами с находившимся напротив входившим в дворцовый комплекс зданием, в котором тогда находилась Оружейная палата. Сегодня нам привычно здание Оружейной палаты, выстроенное в 1851 г. Здесь нужно сделать небольшое отступление. Здание Оружейной палаты, которое многие из вас наверняка посещали с экскурсиями, находится на Боровицкой улице Кремля, на месте Троицкого подворья и части той территории, на которой некогда помещались государевы Житный и Конюшенный дворы. Однако Оружейная палата, как учреждение, сформировалась гораздо раньше — еще в XIV в., а наиболее древние „экспонаты" начали поступать в XII в. Изначально она была не музеем, а хранилищем драгоценностей, принадлежащих великокняжеской семье, — украшений, посуды, драгоценного оружия, регалий, воинских доспехов, даже икон. Эти предметы по мере необходимости извлекались из хранилища для различных торжественных церемоний — венчаний на царство, царских свадеб, торжественных процессий, парадных пиров, встреч иностранных послов, — а по их окончании водворялись обратно. Интересная подробность: в казне хранились одеяния и оружие не только для царя и членов его семьи, но и для придворных, которые получали их на время торжественных церемоний для создания атмосферы роскоши.

Сокровищница оружейной палаты неуклонно пополнялась, в нее помещались предметы, специально изготавливавшиеся для парадных церемоний придворными мастерами, военные трофеи, а также дары, которые преподносили русским царям иноземные государи, европейские купеческие гильдии, желавшие получить торговые льготы, иностранные послы — при аккредитации. Так, в 1620 г. английский посланник Джон Меррик принес в дар царю Михаилу Федоровичу серебряного льва: „…стоит на задних ногах, правая нога на поддоне, хвост между ног лежит по земле, правую лапу поднял вверх, левую прижал к себе" — так зафиксировали в описи дотошные дьяки. Кроме того, в царскую сокровищницу порой помещались предметы, ранее принадлежавшие знатным боярским родам. Их тоже преподносили в подарок или отписывали по завещаниям в знак верноподданничества. Сначала царская сокровищница хранилась в Благовещенском соборе Кремля, но постепенно она разрослась настолько, что для нее потребовалось отдельное хранилище. В 1485 г. по повелению Ивана III было выстроено каменное здание с мощными стенами — Казенный двор. Он стоял на Соборной площади, между Благовещенским и Архангельским соборами. В 1511 г. Василий III утвердил должность оружейничего — хранителя сокровищницы. В обязанности этого чиновника вменялось не только присматривать за сокровищницей, но и надзирать за изготовлением парадного и охотничьего оружия для великих князей. (При Оружейной палате имелись приписанные к ней мастерские, в которых изготовлялось холодное и огнестрельное оружие.) В XVI в. Оружейная палата тесно взаимодействовала с Конюшенным приказом, который кроме царской конюшни ведал парадным конским убранством. Вот как описывал участников торжественной процессии Б. Таннер, прибывший в Москву в 1678 г. в составе польского посольства: „Подъехав к городу ближе, глядим — новый, невиданный дотоле отряд воинов! Цвет длинных красных одеяний был на всех одинаков; сидели они верхом на белых конях, а к плечам у них были прилажены крылья, поднимавшиеся над головой и красиво расписанные; в руках — длинные пики, к концу коих было приделано золотое изображение крылатого дракона, красиво развевавшееся по ветру…

Мы проехали уже три четверти мили, когда встретили царских спальников в богатом наряде, мчавшихся на роскошно убранных иноходцах…

На всадниках ловко сидели красные полукафтанья, а другие, вроде длинного плаща, мастерски вышитые, подбитые соболем, были накинуты на шею, они называют их ферязями. На каждой ферязи на груди по обе стороны виднелись розы из крупных жемчужин, серебра и золота. Они носили эти ферязи, отвернув их у правого локтя и забросив за спину. Блиставшие на солнце каменьями, золотом и серебром шапки придавали еще больше красы этой веренице и без того нарядных спальников. Сбруя тоже была великолепна: справа и слева от удил до передней седельной луки, в виде полукруга, висели серебряные, а иные так и золотые, испещренные разными узорами цепи, толщиною в три пальца, их бряцание заставляло коней привскакивать." Конские ноги украшались подковами, тоже производившими звук от привешенных к ним серебряных цепочек, и дорогими наколенками. Словом, весь отрад их (думается, было их до двухсот) так и горел, как жар, своим светлым убранством» (имеются в веду так называемые «гремячие цепи», непременный атрибут русских парадных выездов. Звенья этих цепей, выполнявшихся из благородных металлов, были полые, и внутри них помещались металлические шарики, издававшие при движении коня звон).

К концу XVI в. была создана Мастерская Царской и Царицыной палат, в которой искусные золотошвеи изготавливали одежду и постельные принадлежности для членов царской семьи. Созданные мастерицами шедевры тоже помещались в Оружейную палату. Не следует удивляться тому, что в сферу интересов хранителей сокровищницы попали покрывала и одеяла: те из них, которые помещались в сокровищницу, имели не функционально-бытовое, а парадное назначение. Их стелили напоказ, как элемент парадного убранства опочивален. «Для будущей царицы заготовлено одеяло — оксамит золотой, по нем полосы на горностаях, грива — по атласу червчатому низано жемчугом, в гриве двадцать два изумруда и в том числе два камня зеленых граненых. Спать под таким одеялом не можно — задавит тяжестью; взор же радует самый прихотливый», — описывал подобное изделие М. А. Осоргин в рассказе «Выбор невесты». Для того чтобы вам легче было представить себе это поистине царское одеяло, поясню: «оксамит золотный» — шелковый бархат с вышивкой золотой нитью, а «грива» — бахрома.

Пополняли Оружейную палату и изделия придворных ювелиров, с XVII в. отданных в ведомство специально созданных Серебряного приказа и Приказа золотого дела.

Во время пожара 1547 г. Казенный двор изрядно пострадал: «И загореся… Казенный двор с царскою казною… казна великого князя погоре, и оружничая палата вся погоре с воинским оружием и постельная палата с казною…». Тем не менее уже в 1572 г., когда, опасаясь подступавших к Москве войск хана Девлет-Гирея, царскую сокровищницу решено было вывезти в Великий Новгород, для ее транспортировки потребовались два обоза, каждый из которых насчитывал 450 саней!

После утраты здания Казенного двора Оружейная палата не имела собственного помещения. Ее помещали то в одних, то в других покоях царского дворца.

На тот момент, когда в пристроенных к бывшему дому Милославских хоромах разместились царевны, Оружейная палата располагалась как раз напротив, и вот над Дворцовой улицей Кремля протянулись крытые галереи, соединяя покои царевен с остальным дворцом. Эти переходы были разобраны в 1801 г. вообще, в XIX в. облик Потешного дворца претерпел значительные изменения. Он снова стал использоваться в качестве жилого здания — здесь поместился комендант Москвы. Именно из-за этого расположенная поблизости Колымажная башня Кремля стала Комендантской. Комендантской стали называть и Дворцовую улицу.

Разумеется, никаких следов театра внутри Потешного дворца не осталось — вместо оборудованной устройством для смены декораций сцены, зрительного зала и подсобных помещений в нем были распланированы типичные для XIX в. жилые комнаты. Но переделки на этом не закончились: изменился и внешний облик дворца. Со стороны кремлевской стены к зданию добавили балкон на кубышкообразных колоннах, а со стороны улицы — роскошный портал из белого камня, украшенного резьбой. Он удивительно гармонирует с обрамляющими окна резными декоративными наличниками. Этот портал — не новодел: его перенесли сюда с разобранного крыльца дворцового фасада и, таким образом, сохранили для нас с вами. Вообще, все переделки внешнего облика здания носили скорее декоративный характер, и, если не обращать внимания на некоторые изменения во вкусе XIX в. и особенно на пристроенные к бывшему жилищу Милославских жилые корпуса, перед нами предстает роскошный по меркам своего времени дворец второй половины XVII в. — не только очень красивый, но и интересный памятник русской гражданской архитектуры.

По виду дворца можно сделать некоторые выводы о том, как жили некогда его обитатели. Вот, например, верхний ярус Потешного дворца. В нем когда-то размещалась домовая церковь бояр Милославских. До сих пор сохранилась башенка на четырех столбиках — она использовалась как колокольня, а заодно — и как дозорная вышка. В помещении под башенкой размещалась трапезная, в которой обедал причт этого маленького храма.