28 октября 2008 года в истории подмосковного Дмитрова произошло важное, знаменательное событие. В этот день Президент Российской Федерации Д.А. Медведев подписал Указ № 1534, в соответствии с которым за мужество, стойкость и массовый героизм, проявленные защитниками города в борьбе за свободу и независимость Отечества, городу Дмитрову было присвоено почётное звание Российской Федерации «Город воинской славы».

История Дмитрова уходит корнями в седую древность и насчитывает около 855 лет. Младший брат Москвы, как издавна называют Дмитров, всегда играл важную роль в охране и защите северных рубежей столицы. В далёком XIII веке город сыграл важную роль в защите Руси от татаро-монгольского нашествия. Именно здесь, в Дмитрове, в 1301 году собрались князья северо-восточной Руси, чтобы решить судьбоносный вопрос о мире и объединении.

В начале XVII века Дмитров вновь оказался в центре событий, сыграв важную роль в защите Москвы от польских захватчиков. В 1812 году жители Дмитрова стали неприступной ратной стеной на пути французских завоевателей.

Но самые, пожалуй, тяжелые испытания выпали на дмитровчан в годы Великой Отечественной войны 1941 – 1945 гг., когда немецко-фашистские орды рвались к сердцу страны – Москве. И вновь небольшой подмосковный город превратился в неприступную крепость. Перемиловские высоты стали тем рубежом, удержать которые требовалось любой ценой.

В середине ноября 1941 года фашистское командование предприняло второе решительное наступление на Москву. Его главная цель состояла в том, чтобы решительным броском окружить и захватить Москву, полностью уничтожить её защитников, завершив войну победой войск Вермахта. В результате мощного наступления, используя превосходство в технике и вооружении, немецко-фашистские войска захватили Волоколамск, Наро-Фоминск, Солнечногорск, Истру, Клин. Были захвачены Рогачёво и Яхрома. Враг находился всего в 25 км от Москвы. На юге враг вплотную подошёл к Туле, где также развернулись большие оборонительные бои.

К концу ноября 1941 года положение наших войск на фронтах стало критическим. Верховное Главнокомандование, несмотря на тяжелейшие условия, отдало советским войскам приказ: ни при каких условиях не допустить окружения Москвы с севера. На знаменитой Перемиловской высоте неприступной стеной стали части и подразделения 16-й, 20-й, 30-й армий, а также сформированной незадолго до этого 1-й Ударной армии, под командованием генерала В. И. Кузнецова. Здесь же готовились к решительным боям бойцы 29-й и 50-й стрелковых бригад 1-й Ударной армии.

В ночь с 28 на 29 ноября 1941 года наши части не только отбили ожесточённые атаки танковой армады Вермахта, но отбросили противника на западный берег канала. Бои на Перемиловской высоте сыграли решающую роль – враг был остановлен, город Дмитров не был захвачен, а столица нашей Родины – Москва с севера так и не была окружена противником.

Победа наших войск под Дмитровом способствовала началу мощного контрнаступления частей Красной армии, которое началось 5 декабря по всему Западному фронту.

«Запомните: от этого порога

В лавине дыма, крови и невзгод

Здесь в сорок первом началась дорога

В победоносный сорок пятый год».

Эти величественные строки, принадлежащие поэту Роберту Рождественскому, высечены на Перемиловском Монументе и служат напоминанием о великом подвиге дмитровчан, наших бойцов на фронтах Великой Отечественной войны.

КАК ЭТО БЫЛО

Население во время оккупации жило в подвалах, в сараях да в землянках, в оставшихся от боев блиндажах и окопах, кто у соседей, у которых не стояли немцы. Некоторые прятались на болоте, в лесу. В нескольких деревнях население пряталось под церковью. Под церковью ходы, там мы и скрывались. В другой деревне всех мирных жителей фашисты согнали из домов в подвал – хранилище, и из этого подвала никуда никого не выпускали. Жили впроголодь. Хлеба мы не видели. Все продовольствие поступало на стол немецких захватчиков. Многие смогли хоть что – то спрятать, но и этого не хватало. Еды никакой не было, в основном, кипяток и картошка.

Фашисты вели себя с населением бесцеремонно, издевались, обращались, как со скотом. Ко мне в дом немцы пришли в первый же день пребывания в деревне. Я в это время пекла плюшки для своей семьи, но немцы все отняли и выгнали нас из дома. В другом доме заставили хозяйку испечь хлеб и наелись. Заставили приготовить картошки, чая. Нанесли соломы и спали на полу (с.140 – 141).

<…> Отступая, стали жечь все дома вместе с людьми, которые не успели уйти. Некоторые жители выскакивали из горящих домов и тем самым спасались, а те, которые не могли выскочить, так и сгорели вместе с домами. Во время отступления немцев пострадало 120 жилых домов, 2 яслей, артель и 2 клуба: они были полностью разрушены и сожжены. При пожаре погибло много местных жителей. Еще на краю нашей деревни Степанове стояли два уже стареньких, заброшенных сарая. В них перед уходом немецкие оккупанты сожгли несколько жителей деревни, а также оставшихся в живых военнопленных (с.143).

<…> Сейчас невозможно сказать, когда родилось это понятие: «трудовой фронт». Но оно точно соответствовало тому, что творилось вокруг, ибо это был фронт, где оружием стали символы мирного труда. В кратчайший срок неумелые и слабые руки должны были стать искусными и сильными и вместе сотворить чудо. Вновь, как и несколько лет назад, на берегу канала закипела работа, только вместо мужчин ломами и кирками орудовали девушки.

Е.А. Тюфаева, учительница с сорокапятилетним стажем (ее труд отмечен успехами учеников и медалями « За оборону Москвы», « За доблестный труд в Великой Отечественной войне», « За трудовую доблесть»; в 1941 году ей было 23 года): «Рыли на Луговой улице рядом с Хамиловкой окопы. Копали глубоко, ступеньками, передавая грунт тем, кто стоял выше».

З.И. Большакова, уборщица с « Юности» (сорок один год назад ей исполнилось 15 лет): « Укрепления сооружали на берегу канала у Татищева. Вшестером таскали бревна к открытым траншеям».

Т.И. Дятлова, лифтер объединения «Юность» ( в 1941 году вязальщице перчаточной фабрике было 22 года): « Мы рыли на Красной горке. Ежедневно до вечера, в том числе и в выходные дни. Устанавливали «ежи».

Е.С. Кафтанникова, бывший токарь авиационного завода в тот год ей исполнилось 20 лет; память о грозной поре – медаль и травма руки, против которой медицина бессильна): « Когда завод эвакуировался, сельсовет направил меня на строительство укреплений. Земля бугристая. Глина и дождь. Случались и обстрелы, прятались тут же. Тогда не боялись, молоды были, а сейчас вспомнить страшно». (c. 148 – 149)

Бригады особого назначения

Динамовцы в боях за родину.
М.,1985 с.11-14

29 июня 1941 года ЦК ВКП (б) и Совнарком СССР направили партийным и советским органам директиву о развертывании всенародной борьбы против фашистских оккупантов, дав программу организации и ведения партизанских и подпольных действий на временно оккупированной захватчиками территории. В самом начале Великой Отечественной войны в НКВД СССР были созданы две бригады, укомплектованные курсантами Высшей и межкраевых школ Ростовской и Горьковской областей, сотрудниками органов госбезопасности и внутренних дел с оккупированных гитлеровцами территорий, а также спортсменами – добровольцами и студентами московских вузов. В сентябре 1941 года эти бригады пополнились 800 комсомольцами, мобилизованными ЦК ВЛКСМ. Командный состав бригад состоял из слушателей Высшей пограничной школы НКВД СССР. Располагались эти бригады в Подмосковье.

16 октября 1941 года обе бригады были переведены в Москву и расформированы в мотострелковые полки, которые и составили отдельную мотострелковую бригаду особого назначения НКВД СССР.   ( с.11)

<…>24 октября 1941 года Военный совет Московской зоны обороны принял решение об устройстве на подмосковных рубежах сплошной зоны заграждений. Определенную роль в этом сыграл и ОМСБОН. Сводный отряд из 1100 бойцов (11 отрядов) майора М.Н. Шперова поступил в распоряжение Западного фронта и участвовал в создании минных заграждений на Можайском, Наро – Фоминском, Тульском, Подольском, Волоколамском, Остаповском направлениях, южном участке Калининского фронта, в районах – Клин – Солнечногорск и Рогачево – Дмитров. В октябре – ноябре 1941 года ОМСБОН подготовил к взрыву 67 километров шоссейных дорог и 19 мостов, установил 12 тысяч противотанковых и 8 тысяч противопехотных мин, 160 мощных фугасов. На них подорвались 30 вражеских танков, 20 бронемашин, 68 машин с мотопехотой, 19 легковых машин с офицерами, 53 мотоцикла. 7 ноября 1941 года воины бригады участвовали в параде войск на Красной площади. Отсюда путь сводного отряда опять пролег прямо на фронт. (c.14) 

Морская пехота в боях за Дмитров

И. Голоднюк.
 В атаку идут моряки.
 //«Память сердца» Дмитров 1995.
с.41 

Мы спешили сюда с берегов Тихого океана в составе 71 –й бригады морской пехоты. В нашем взводе минометчиков, которым командовал лейтенант Пономарев, ребята были как на подбор – старшина первой статьи Михаил Костин, матросы Федор Шилкин, Иван Сухов, Сергей Мясников и Степан Сонин – все молодые (от 19 до 25 лет). Каждому из нас впервые в жизни предстояло вступить в бой с фашистами.

В ночь с 5 на 6 декабря по сигналу ракеты моряки устремились вперед. Несмотря на мороз (27 – 29 градусов), мы шли в атаку в бескозырках, в распахнутых бушлатах, сквозь огонь вражеских пушек, минометов и пулеметов, а затем и бомбардировщиков, готовые вырвать победу во что бы то ни стало. (c. 41)

Дмитровская школа №1 в годы войны.

А.Ф.Тягачев.
Дмитровская школа №1 в годы войны.
// «Память сердца». Дмитров 1995.
С.285-288

Первыми включились старшеклассники. В июле десятки мальчишек и девчонок были направлены на трудовой фронт, на Смоленщину. Рыли окопы, противотанковые рвы и блиндажи. Иногда вынуждены были откладывать лопаты и брать в руки оружие, чтобы отбить наседающего врага. Позже школьники участвовали в строительстве укреплений, оборонительных рубежей и на родной Дмитровской земле, вдоль канала имени Москвы. Ребята вместе со взрослыми распарывали мешки, наполняли их песком и строили баррикады при въездах в город.

Враг рвался к столице. Москвичи и жители Подмосковья формируют ополчение и истребительные батальоны. Идет запись в них и в Дмитрове, в здании школы №1. Вместе со взрослыми идут и ученики 8 – 10 классов. Они хотят с оружием в руках помогать армии, фронту в борьбе с врагом. Охраняли мосты, предприятия, боролись с диверсантами и дезертирами. В конце ноября – начале декабря держали оборону вдоль канала у Шпилевского переезда. Их окопы еще и сейчас можно заметить на берегу канала. Позже они уйдут на фронт. (c.285)

<…>Но больше всего приходилось помогать колхозам. И это неудивительно. Техника, лошади были мобилизованы для нужд фронта. А то, что осталось в колхозах, было захвачено и уничтожено фашистами. Ребята помогали убирать урожай 41 – года, занимались посевными работами, прополкой и особенно уборкой урожая все годы войны.

Любовь Борисовна Кораблева, учитель – пенсионер, выпускница 1943 года вспоминала: « В 1942 году, осенью, 170 комсомольцев и школьников с рюкзаками на плечах отправились в колхозы убирать урожай картофеля. Работали в трудных условиях осенней непогоды, вручную. Но никакие трудности не могли остановить нас. Каждый понимал, что его труд – это ускорение победы над врагом».

Юрий Петрович Балашов, Любовь Дмитриевна Белякова, кандидаты наук: «Оказать помощь в сельскохозяйственных работах мы считали своим почетным долгом. Выращенный урожай нужно было убрать без потерь – его ждал фронт. Мы не только убирали картофель и овощи, но и работали за молотилкой, косили траву».

На помощь колхозам старшеклассники уходили на 2 – 3 недели, иногда на весь месяц. Уходили в отдаленные деревни: Думино, Якоть, Ивановское и др. Спали на полу в домах колхозников, иногда просто на сеновале. Работали с утра до вечера. Уставали, а сутра снова шли на работу. Выполняли самые разные, но так необходимые работы.

Помогали колхозам и малыши. Даже ученики 2 – 3 классов с лопатами через плечо ходили убирать картофель в Горшково, Зверково. Многие собирали колоски, сберегая хлеб, так нужный стране. Они видели напряженный труд женщин, которые вели пахоту, запрягая коров и быков, а иногда и сами по 5 – 6 человек впрягаясь в плуг: голодная армия воевать не сможет. Школьники, видя усилия женщин – колхозниц, не могли оставаться в стороне. Принимали ребята участие и в начальном периоде освоения Яхромской поймы.

Танки в боях за Дмитров.

 Д.Д. Лелюшенко.
Москва – Сталинград – Берлин – Прага.
Записки командарма. М.,1997.

Но бронепоезд, ограниченный колеей, не может удержать противника. Поставив задачу Ф.Д. Малышеву, мы с Остренко быстро вернулись в город, чтобы найти еще кого – либо для подмоги. Вдруг на площадь из переулка вышли направлявшиеся из Москвы в 30 – ю армию 8 танков КВ и Т – 34. Как мы были счастливы в ту минуту! Почти на ходу вскочил в КВ командира танкового батальона, и мы двинулись в бой. За это, знаю, меня справедливо можно упрекнуть. Но на фронте бывали ситуации, когда иного выхода нет.

На южной окраине города лицом к лицу столкнулись с противником. Наши танки открыли огонь. В течение 10 – 15 минут удалось подбить 8 вражеских танков. Быстрый натиск Т – 34 и КВ остановил фашистов, а некоторые их танки попятились. Наш бронепоезд преследовал их огнем.

Неожиданно сильный удар встряхнул наш КВ. Сверкнули огоньки в башне, заклинился поворотный механизм, невозможно стало стрелять. Через минуту – второй удар. Машина подпрыгнула: снаряд перебил гусеницу. Пришлось выбираться через аварийный люк в днище танка. Мы понимали, что хотя противник и остановлен, но успокаиваться рано.

Приказав командиру танкового батальона не допустить врага к Дмитрову, я вернулся к своей машине и тут же поехал в штаб, чтобы изыскать дополнительные силы для обороны города.

На площади увидел командира, показавшегося знакомым. Это был мой старый товарищ по Академии им. М.В Фрунзе подполковник К.А. Карасевич.

-         Здорово, друг! Почему ты здесь?

-         Я начальник оперативного отдела 1 –й ударной армии. Прибыл вместе с командиром генерал – лейтенантом Кузнецовым. Здесь будет сосредотачиваться 1- я ударная.

-         Садись к нам и покажи, где разместился Кузнецов.

Вскоре я уже входил в дом, где находился командарм. С.В. Кузнецовым мы познакомились еще в 1940 г. в Прибалтике. В другую пору разговор, наверное, длился бы многие часы, но в тот момент было не до лирики.

-         Слышишь стрельбу, Василий Иванович? – спросил я.  – На южной 

окраине наступают более двух десятков танков противника. Яхрому он уже взял, так сообщили мне разведчики. Помоги отбить, у меня в армии никаких резервов, а полосу обороны со вчерашнего дня увеличили на 12км и включили в нее Дмитров. Между 16 –й и 30-й армиями образовался большой разрыв, а закрыть его нечем.

-        Погоди, не горячись, Дмитрий Данилович. Разведчики, наверно, преувеличивают… - Кузнецов не верил, что в Яхроме, гитлеровцы и что они подошли к Дмитрову. – Не может быть, стрельба где – то далеко.

-        Нет, это рядом! – настаивал я. – Поедем, убедишься сам. Тогда будем докладывать в Ставку и командующему фронтом.

Я хорошо понимал, что Кузнецову, как и мне, крайне нежелательно расходовать силы, которые только начали сосредотачивать для другой цели. К тому же без решения Ставки он не имел права вводить в бой части, предназначенные для контрнаступления. Артиллерийская канонада становилась все громче. Кузнецов понял, что дело может принять серьезный оборот.

-        Ну давай поедем посмотрим, - глубоко вздохнув, сказал он. Выехав на южную окраину Дмитрова, мы увидели танки противника. Часть из них была подбита, а некоторые вели огонь. Тут же торопить стал не я, а Кузнецов (с.88 – 89). 

Бронепоезд № 73 НКВД СССР в боях за Дмитров.

 Бутовецкий Д.А. Баллада о бронепоезде.
//На огненных рубежах. М., 1986.
С.119 - 124

Бесшумно, не зажигая огней. Сквозь плотный мрак движется бронепоезд. Темным призраком скользит по рельсам его громада. С обеих сторон пути вплотную подступал лес. Тяжелые мохнатые лапы елей отливают серебром. Мрачные великаны напоминают часовых в длинных до пят тулупах. Стучат на стыках колеса, как будто кто – то выбивает морзянку: « Се–го–дня – бой …».

Тревожно на сердце у бойцов, никто не спит. Получен приказ: «Готовность к бою номер один».

23 ноября Малышеву было приказано убыть на станцию Дмитров, что в 70 километрах к северу от Москвы по Савеловской железной дороге. Дмитров – старинный русский город, ровесник Москвы. В центре города сохранился кремль, окруженный высоким валом. Город – крепость не раз защищал Москву, вставая на пути врагов. Не раз его сжигали, но он возрождался из пепла.

Теперь по этим местам катился грозный вал войны. Фашистские бронированные полчища старались замкнуть кольцо вокруг Москвы с севера. В последних числах ноября пали Солнечногорск, Клин, Рогачево. Гитлеровским стратегам казалось, что они близки к цели. Последним препятствием на их пути стали берега канала.

7 –я танковая дивизия фашистского рейха, первой вошедшая в Париж, везла в своем обозе наглаженные мундиры для парада на Красной площади, мешки с медалями «За взятие Москвы».

С ожесточенными боями отступали части 30 –й и 16 –й армий. У Дмитрова на пути врага со дня на день должны были развернуться соединения резервной 1 –й ударной армии. Но многие из них были еще в пути. Штаб армии, возглавляемой генерал – лейтенантом Василием Ивановичем Кузнецовым, уже приступил к работе. Командарм разместился в помещении средней школы № 1. В его распоряжении были пока лишь прибывшие батальоны 50- й и 29 –й стрелковых бригад. Реальной огневой силой стал бронепоезд № 73 войск НКВД, приданной 29 –й бригаде.

Все эти дни бронепоезд курсировал вдоль канала, охраняя мосты и переправы. Как вспоминал генерал – лейтенант инженерных войск И.П. Галицкий, 23 ноября командующий западным фронтом генерал армии Г.К. Жуков дал указание усилить прикрытие советских войск инженерными заграждениями в направлениях Клин – Дмитров и Солнечногорск – Яхрома.

С падением Рогачева и Федоровки создалась непосредственная угроза каналу  Москва – Волга. Мосты через канал в Дмитрове и Яхроме были подготовлены к взрыву. Однако в ночь на 28 ноября фашисты неожиданно захватили мост через канал, разминировали его и переправились на восточный берег. Создалась серьезная угроза Москве.

На пути вражеской армады встал бронепоезд № 73 войск НКВД. Очевидец этого боя генерал армии Д.Д. Лелюшенко  ( тогда командарм 30 –й армии) так рассказывает об этом в своей книге «Москва – Сталинград – Берлин – Прага».

«Рассвет застал нас в Дмитрове. В городе было пустынно. Наших войск нет, только трехорудийная зенитная батарея стоит на площади возле церкви… Выскочили на машине на окраину и видим, как вдоль шоссе ползет более двух десятков вражеских танков. Перед ними отходит наша мотоциклетная рота, накануне посланная в разведку.

Критическое положение! Противник вот – вот ворвется в Дмитров, а здесь штаб армии, войск нет.

И тут, на наше счастье, на линии железной дороги Яхрома – Дмитров появился бронепоезд. Он с ходу вел огонь…»

Как же разворачивались события этого памятного для многих боя?

Ночь на 28 ноября уже шла к концу, когда Малышева на станции Вербилки вызвали к селектору. По тому, как он подтянулся, как свел к переносью густые черные брови, чувствовалось: поставлена важная задача.

- Звонил командарм 1 –й ударной, - сообщил Малышев комиссару Крискевичу. – Осложнилось положение у Дмитрова. Захвачена Яхрома, враг овладел мостом через канал. Надо его задержать во что бы то ни стало. Выезжаем немедленно.

И вот бронепоезд в пути. Он составлен так: впереди контрольная площадка, за ней броневагон, возглавляемый лейтенантом Сколышевым. В центре – обшитый бронированными листами паровоз. Там же командирская рубка. Вторая бронеплощадка, в отличие от первой, является самоходной, в бою она может действовать самостоятельно. Замыкает состав еще одна платформа. На ней плотно сидят десантники, приданные бронепоезду.

Лейтенант Жуков, командир второй бронеплощадки, откинул люк, жадно втянул знобкий, пьянящий запахами леса воздух, огляделся. Блеклый ореол вокруг луны, яркая россыпь звезд предвещали ясный морозный день.

Невольно с сочувствием подумал о десантниках: нелегко им на ветру. Сидя на запасных рельсах, сложенных штабелями, они жмутся друг к другу, пытаясь согреться. Курить строжайше запрещено, приняты все мерны маскировки. Появление бронепоезда должно быть неожиданным для противника.

Приближался Дмитров. Бронепоезд шел самым тихим ходом. Открыв дверку, стоя на подножке, Малышев напряженно всматривался в серый сумрак.

В группе стоящих у станции людей он узнал командующего.

Спрыгнув с подножки, взметнул руку к виску:

-     Товарищ генерал…

-     Время дорого, выполняйте приказ, - прозвучал голос командира

Кузнецова. – Передайте экипажу: Родина на вас надеется. Надо остановить врага, задержать его хотя бы на несколько часов.

Приказав комиссару перейти в броневагон Жукова, Малышев забрался в будку к машинистам. Оглянувшись, заметил стоявший в углу на столике патефон.

-      С песней и умирать не страшно, - широко улыбнулся старший машинист Шимачек.

Но вот лица посерьезнели. Для кого – то из них этот бой, возможно станет последним.

Остался за спиной выходной семафор станции. Посветлело. Невысокая поросль не мешала обзору. Впереди – за каналом – показались строения Яхромы, длинные фабричные корпуса, избы раскинувшейся на горе деревни Подолино.

Еще за переездом, у пакгаузов, где железнодорожная ветка разделилась надвое, по приказу Малышева ушел вперед по правому пути мотоброневагон Жукова. Следом – уступом – двинулся и паровоз со второй площадкой.

А впереди, у Яхромы, уже метались зарницы орудийных выстрелов, захлебывались в скороговорке пулеметные очереди. Это отходил с боями стрелковый батальон 29 –й бригады. С Перемиловской высоты его поддерживала огнем артиллерийская батарея.

Но силы были явно неравны. Гитлеровские танки вырвались на Дмитровское шоссе. А с крутой горы – заметные издали – направлялись к мосту новые и новые меченные крестами бронированные машины.

С донесением о ходе боя прибыл к Малышеву связной из взвода разведки. Высланные вперед на бронедрезине разведчики во главе со старшим сержантом Борисом Зулаевым были внезапно обстреляны из засады. Погиб комсорг бронепоезда Иван Григоренко, жизнерадостный комсомольский вожак с Винничины.

-      По немецко – фашистским захватчикам – прицельный огонь! – раздался зычный голос Малышева.

Сотрясая небо и землю, дружно ахнули пушки. Заговорили бортовые «максимы», башенные пулеметы ДТ. С платформ быстро соскочили десантники, рассредоточились, заняли оборону.

Вот загорелся один, другой танк. Уже четыре костра пылают там, на шоссе. Огневой вал перенесен за канал. Туда, к Яхромскому мосту, устремляется темный поток вражеской пехоты, бронетранспортеры, мотоколяски с автоматчиками.

И вновь слышен громкий голос командира:

-     Прицел 20, беглый шквальный огонь!

Командир орудия Сергеев – весь внимание. Вот на горе у опушки леса – яркая вспышка. Это неприятельская батарея. Она берет бронепоезд в вилку. Меткий выстрел – и батарея смолкает.

-     Молодец! – слышит Сергеев спокойный голос лейтенанта Сколышева. Тот и в бою сдержан, корректен.

-     Вы что, заснули? Прямо – танки! – врывается в башню чей – то резкий голос. Это кричит командир бронепоезда Малышев.

Быстро стреляет Сапронов. Танк закружился на месте. Еще снаряд – застыл как вкопанный.

-     Еще один! – совсем близко раздается тот же властный голос.

Но вот враг оправился от первого потрясения. Снаряды рвутся прямо у колес бронепоезда. Машинист Михаил Степанович Погорельский то стремительно уводит поезд вперед, то бросает назад. Танки врага и бронепоезд бьют друг в друга прямой наводкой.

Новый вал вражеской пехоты на автомашинах движется со стороны Яхромы. Петр Мурдид, пулеметчик из расчета Николая Фомичева, вовремя заметил опасность. Припав к пулемету, открыл огонь по передней машине, тут же перенес его в хвост колонны. Движение застопорилось.

-    Крепко накрошили фрицев! – с одобрением сказал пулеметчику его командир.

-    За чим прийшли, тэ й найшлы, - в минуту волнения Петр Мурдид переходил на свой родной украинский язык. И снова «максим» заговорил в его руках.

Малышев руководил боем, стоя на площадке. Внезапно шальная (а может, снайперская) пуля угодила в звездочку на шапке и ушла рикошетом. Родная звездочка, как талисман, спасла жизнь командиру.

-     Врешь, не убьешь! – запальчиво крикнул Малышев. Но уже через мгновенье послышался сильный взрыв. Воздушной волной его сбросило на землю.

Раздался чей – то крик:

-     Командира убили!

Тотчас из бронепоезда выскочил старший сержант Николай Фомичев.

-     Вы живы, товарищ командир?

-     Жив, - послышался голос Малышева. Он был контужен, повредил руку, но уже начал приходить в себя. – Что там у вас?

-     Все пулеметы перегрелись, - ответил Фомичев.

Морщась от боли, Малышев указал на зенитные установки, стоявшие на открытых железнодорожных платформах.

-     Понял, товарищ командир.

Не раздумывая, Фомичев вскочил на платформу и открыл огонь по врагу. И вновь заметались фигуры в шинелях мышиного цвета. Встав во весь рост, коммунист Николай Фомичев расстреливал одну ленту за другой. Счетверенные пулеметы были заряжены вперемешку трассирующими, зажигательными, бронебойными патронами.

Задыхаясь, Николай соскочил с платформы. Несмотря на мороз, темный струйки пота стекали из – под шлема. Малышев поблагодарил его за отвагу.

-     Пока живы, Москву не сдадим, - ответил Фомичев.

Это были его последние слова. Осколок снаряда сразил героя, и он рухнул на землю.

Между тем, тяжело складывался бой у Жукова. Отсекая танки и пехоту врага от моста, его артиллеристы подбили несколько танков. Загорелась и кувыркнулась под откос танкетка. Но и ответный огонь усилился. Снаряд угодил прямо в командирскую рубку. Словно ножом, срезало петли, и массивная бронированная дверь завалилась внутрь площадки, ударила комиссара Крискевича, отбросила его к стене. Оглушило водителя Бардакова, он потерял сознание.

Второй снаряд разорвался в башне первого орудия. Обливаясь кровью, упал командир орудия сержант Лякин, ранены наводчик Петров, заряжающий Бульбин. Каким – то чудом остался невредим замковый Григорий Захожий.

Осколок снаряда попал в штурвал второго орудия и заклинил его. Командир орудия Николай Иванов и наводчик Василий Кулешов молча переглянулись: пушка вышла из строя, положение осложнилось. Но оглушенные взрывами, окровавленные, они будут стоять до конца, решив умереть, но не сдаваться.

Та – та – та … - Это пулеметные расчеты сержантов Григория Павловского и Леонида Калашникова ведут меткий огонь, прижимая пехоту противника к земле. Но долго ли устоишь без орудий? И как быть с ранеными: они истекают кровью. Вот, шатаясь, поднялся комиссар.

-     Нужно вывести площадку из боя, - сказал он Жукову. – Что с Бардаковым? Жив ли?

Лейтенант склонился над водителем. С облегчением услышал его шепот:

-     Поведу…сам…

Бронеплощадка благополучно подошла к пакгаузам станции Дмитров. Раненых спешно вынесли. Прибыл военфельдшер Иван Никифорович Куц. Он, как всегда, хладнокровен, спорыми, уверенными движениями обрабатывал, перевязывал раны.

Не терял времени и Антон Иванович Жуков. Из вторых номеров пулеметчиков составил орудийный расчет. Наводчиком к первому орудию назначил Василия Кулешова, замковым Захожего, заряжающим Радченко. Два бойца подавали снаряды.

Положение первой бронеплощадки к тому времени стало критическим. Снаряд угодил в сухопарник паровоза. Взмыло кверху белое облако пара, скрыв его, как дымовой завесой. Если огонь проникнет в нефтяной бак, тогда – конец. Без паровоза бронеплощадка беспомощна.

-     Петр Данилович, постарайся пригнать другой паровоз, - приказывает Малышев своему помощнику капитану Сувилову. Тот бросился по рельсам в сторону станции, не обращая внимания на рвущиеся снаряды и мины. Только бы на станции был паровоз.  В этом спасение его боевых друзей. Лейтенант Сколышев докладывает командиру, что на исходе снаряды. И в это время со стороны Дмитрова показался броневагон Жукова. Он вел огонь изо всех орудий.

И усталые, израненные, окровавленные люди почувствовали новый прилив сил.  Они, коммунисты и комсомольцы, не пощадят своей жизни, чтобы не допустить врага к Москве.

Вскоре паровозная бригада в составе машиниста А. Доронина, его помощника И. Лаврова и кочегара И. Мирошниченко по распоряжению начальника станции П.Н. Авдолетова пригнала к бронепоезду резервный локомотив СУ – 200 –87. Путь ему под сильным артиллерийским обстрелом открыла стрелочница Маша Литневская.