Говоря о морском соперничестве Испании, Голландии, Англии и Франции, нельзя не упомянуть прославленного британского адмирала, корсара и работорговца Фрэнсиса Дрейка (1540–1596), произведенного Елизаветой в рыцари, который в пух и прах разгромил «Непобедимую армаду», чем положил конец испанскому первенству на морях. Через полвека после Магеллана он указал соотечественникам дорогу в Тихий океан и совершил второе в истории плавание вокруг света. Разумеется, Дрейка меньше всего занимала чистая наука: за три моря его погнал не высокий исследовательский дух землепроходца, а банальная жадность и запах золота. В те героические времена непомерные состояния возникали буквально из воздуха, а географические открытия совершались попутно, вскользь, мимоходом. И хотя девять десятых рыцарей удачи возвращались из чужих краев без гроша в кармане, а чаще всего не возвращались вовсе, некоторым удавалось стать обеспеченными людьми. К числу таких редких счастливцев относится и наш адмирал.

Фрэнсис Дрейк

Фрэнсис Дрейк, по одной версии сын матроса, а по другой – отпрыск духовного лица, начинал как заурядный работорговец (он командовал невольничьим судном «Юдифь»). Англичане в ту пору возили в Новый Свет чернокожих африканских рабов, а в обмен на живой груз получали в испанской Вест-Индии хлопок, сахар, ром и табак. Но со временем добрые отношения между европейскими державами разладились, а потом и вовсе затрещали по швам. Испанцы начали беззастенчиво совать англичанам палки в колеса и даже конфисковывать британские корабли. Вспыльчивый как порох Ф. Дрейк мгновенно воспламенился и дал страшную клятву рассчитаться с проклятым супостатом сполна. Х. Ханке пишет, что жажда мести обуревала его до такой степени, что он объявил испанской короне нечто вроде личной войны. В 1570 году он промчался как вихрь по морям Мэйна (Мэйн, испанский Мэйн – старинное название испанских колониальных владений в Центральной и Южной Америке, начиная от устья Ориноко и до полуострова Юкатан), потопил несколько испанских галионов, разграбил несколько городов и, обремененный богатой добычей, исчез так же стремительно, как появился. Два года спустя, теперь уже во главе двух кораблей, он снова появился в Вест-Индии, сжег город Вера-Крус, обобрал до нитки Номбре-де-Дьос, золотую кладовую Испании, и пустил ко дну испанские корабли, стоявшие на рейде Картахены.

Однако самым знаменитым предприятием, навсегда прославившим имя Дрейка, стал его поход 1577 года, в ходе которого он обогнул земной шар. Английский капер вышел в море на флагмане «Пеликан» (вопреки старой морской традиции он уже в дороге получит новое имя – «Золотая лань») в сопровождении четырех других кораблей. Водоизмещение флагманского корабля не превышало 100 тонн, и он имел на борту всего-навсего 18 пушек, а остальные суда небольшой флотилии были еще меньше (самое маленькое – 15 тонн). Однако нехватка огневой мощи с лихвой искупалась опытным и дисциплинированным экипажем, поскольку Дрейк лично отбирал людей из числа бывалых рубак и проверенных в деле старых моряков. В те времена судовые команды обычно вербовались в портовых притонах и тюрьмах, но англичанин и тут решительно пренебрег традицией – все его люди были исключительно добровольцами. На борту «Золотой лани» нашлось даже место для священника Фрэнсиса Флетчера, который плавал с Дрейком в качестве судового капеллана. Благодаря его записям мы имеем неплохое представление об экспедиции британского адмирала.

План английского капера поражал воображение своей дерзостью. Он намеревался обогнуть с юга Американский континент, чтобы обрушиться, как снег на голову, на испанские владения вдоль его западного побережья (территория современных Чили и Перу). Испанцы чувствовали себя здесь в полной безопасности и даже мысли не допускали, что кто-нибудь рискнет пройти коварным Магеллановым проливом или осмелится обойти вокруг Огненной Земли. Более того, они сами предпочитали не соваться в пролив, если в трюме кораблей лежало инкское золото, а практиковали безопасный кружный маршрут. Испанские суда доставляли благородный металл в порт Панама на тихоокеанском побережье Центральной Америки, а затем вьючили ценности на мулов, которые неторопливо брели через Панамский перешеек. На атлантическом берегу сокровища вновь грузили на корабли, и поместительные галионы отчаливали в Испанию.

В апреле 1578 года флотилия Дрейка благополучно достигла залива Ла-Плата и двинулась дальше на юг. Сделав остановку в Патагонии, он убедился, что туземцы, населяющие эти суровые земли, отнюдь не дикие великаны, как их описывал Магеллан, а просто рослые люди атлетического сложения. Впоследствии выяснилось, что рост аборигенов, как правило, не превышает 193 сантиметров, но капюшоны из шкур гуанако делают их заметно выше. Флетчер писал:

У восточного побережья Южной Америки Дрейк потерял два корабля, но три оставшихся без проблем спустились на юг и вошли в устье Магелланова пролива, который британцам удалось преодолеть вдвое быстрее, чем португальцу 50 лет назад, – всего за 16 дней. Именно здесь, среди отмелей, подводных камней и кипящей штормовой волны, флагман переименовали в «Золотую лань».

Тихий океан встретил Дрейка в штыки. Впору было подумать, что сбывается наяву старинное матросское суеверие. Свирепая буря разметала корабли: один из них разбился о скалы и затонул, а другой бесследно исчез, будто канул в небытие. «Золотая лань» целую неделю болталась, дрейфуя с зарифленными парусами, в тщетной надежде, что корабли сопровождения рано или поздно обнаружатся. Наконец адмирал решил продолжать плавание в гордом одиночестве (впоследствии выяснилось, что уцелевший корабль сумел войти в Магелланов пролив и благополучно вернуться на родину). Шторм бушевал на протяжении двух месяцев, а небо до самого горизонта сплошь затянуло черными тучами, так что днем не было видно солнца, а ночью – звезд. Только в конце октября ветер стал понемногу стихать. Когда долгожданное светило кое-как прорезалось, вынырнув невыразительным бледным пятном из полосы сплошной облачности, то оказалось, что беснующийся океан и коварные течения отнесли «Золотую Лань» далеко на юг, примерно к 56° или 57° южной широты. Англичане смогли воочию убедиться, что Земля Огней, открытая Магелланом, не продолжение мифической Terra Australis Incognita (Неведомая Южная земля), а всего лишь сравнительно небольшой треугольный остров, за южной оконечностью которого лежит бескрайнее море. Флетчер писал:

Дрейк отнюдь не горел желанием продолжать плавание в этих ледяных широтах, где его спутники безбожно страдали от холода и пронизывающих ветров, а потому немедленно приказал взять курс на север. Тем не менее широкий пролив между Южной Америкой и Антарктидой получил впоследствии его имя, и в какой-то мере это вполне справедливо, поскольку он был первым европейцем, увидевшим крайний юг Американского континента.

Оставив за кормой промозглые широты Антарктики, Дрейк помчался вдоль западного побережья Южной Америки, безжалостно предавая огню и мечу испанские поселения и емкие пузатые галионы. «Золотая лань» летела как на крыльях. Сначала разграблению подверглись безмятежные Вальдивия и Сантьяго, а потом Дрейк обрушился на город Вальпараисо, на рейде которого он взял на абордаж неповоротливый корабль, груженный золотом и вином. Улов превзошел все ожидания, поскольку на судне, кроме всего прочего, удалось найти секретные карты западного побережья Южноамериканского материка. Правда, вскоре выяснилось, что испанцы не совсем верно рисовали береговую линию, и обстоятельный Дрейк сразу же внес необходимые уточнения. Ему необыкновенно везло. Под покровом непроглядной тропической ночи он тихой сапой просочился в порт Лимы, где стояли рейде три десятка хорошо вооруженных испанских кораблей, а рано утром, снявшись с якоря, легко нагнал и захватил одинокий галион, на борту которого находилось 26 тонн серебра, 40 килограммов золота и 13 ящиков, под завязку набитых золотыми изделиями и редкими самоцветами. Он изрядно пощипал так называемый «серебряный флот», который на всех парусах стремился в Панаму. Дрейк обрушился на него с волчьей яростью, наподобие голодного сокола в смертоносном пике, и взял на абордаж самые тяжелые галионы, низко сидевшие в воде. Поскольку трюм «Золотой лани» и без того ломился от несметных богатств, Дрейк приказал грузить на борт только золотые слитки, потому что для серебра места уже не хватало. Одним словом, первая британская кругосветка оказалась причудливым симбиозом откровенного беззастенчивого грабежа и географических открытий по ходу дела.

Корабль Дрейка в полной мере оправдал не только свое первое, но и второе имя (пеликаны, как известно, не упускают возможности как следует набить свое ненасытное брюхо). Поскольку ветхий трюм «Золотой лани» уже буквально трещал по швам от золота и самоцветов, Дрейк справедливо рассудил, что возвращение домой прежним курсом (через капризный Магелланов пролив или вокруг мыса Горн в так называемых «гремящих пятидесятых») смерти подобно, а разъяренные испанцы не упустят случая перехватить одинокий беззащитный корабль. Поэтому, взвесив все pro et contra, он двинулся прямиком на север, рассчитывая отыскать удобный проход в Атлантику по северной кромке Американского континента. Нам в точности не известно, до каких широт удалось подняться английскому каперу. В записках Флетчера фигурирует некий Новый Альбион (по всей видимости, современная Калифорния), где «даже в июне деревья стоят без листьев, а земля лишена зелени». Впрочем, бесплодные земли тянулись узкой полосой вдоль берега, потому что тот же Флетчер свидетельствует, что «местность, лежащая в глубине страны… весьма сильно отличается от побережья. Славная страна, плодородная почва, таящая в себе премногие блага для человека».

Вероятнее всего, Дрейк достиг приблизительно 48° северной широты (южная оконечность острова Ванкувер), где свирепые арктические морозы и уползающий на запад берег остановили его вдохновенный демарш. Когда пахнуло студеным полярным ветром, а потрепанные снасти сковало льдом, адмирал распорядился повернуть на зюйд-вест. Ему опять повезло: если Магеллан полз со скоростью улитки по гладкому, как стекло, морю, то Дрейк, подгоняемый устойчивым пассатом, летел через Великий океан мелкой пташечкой. Его отчаянный прыжок в пустоту Южного моря датируется концом сентября 1579 года, а уже 4 ноября «Золотая лань» неспешно барражирует вдоль Молуккских островов. Поменяв золото и серебро на свежие запасы продовольствия и пряности, он взял курс на Яву, умело избегая встречи с испанскими и португальскими военными кораблями. Между прочим, Ф. Дрейк был первым мореплавателем, который не суетился возле южной кромки Евразии, повторяя причудливые изгибы береговой линии, а направил свое судно прямиком к мысу Доброй Надежды. В конце сентября 1580 года вторая кругосветка благополучно подошла к концу, а «Золотая лань» бросила якорь в гавани Плимута, что на берегу Ла-Манша. Рассказывают, что когда королева Лисси (прозвище английской королевы Елизаветы I) ступила на борт легендарного корабля, дабы пожаловать Дрейку рыцарский чин, вахтенный матрос, не признавший коронованную особу и взбудораженный столь вопиющим нарушением этикета (по старинному морскому поверью, женщина на корабле приносит несчастье), взревел: «Куда, потаскуха?» Но умница Елизавета повела себя по-английски – сделала вид, что ничего не заметила. Впрочем, у нее были все основания для скромности, ибо Дрейк привез товаров и ценностей на сумму в 2,5 миллиона фунтов стерлингов (1,5 миллиона гиней), каковая сумма в 47 (!) раз превышала капитал, ссуженный ему на подготовку экспедиции. Более того, годовой доход британской короны был в ту пору ощутимо меньше.

Наступил звездный час Ф. Дрейка. Во главе флотилии из 25 кораблей (теперь уже по официальному указанию королевы) он сжег дотла испанский город Сантьяго на островах Зеленого Мыса, а потом прошелся огнем и мечом по заокеанским владениям Испании. Кульминацией его поистине головокружительной карьеры стал 1588 год, когда он вместе с Рейли, Фробишером и другими английскими флотоводцами разгромил испанскую «Непобедимую армаду», на борту которой находилось 55 тысяч солдат, 1 200 лошадей, 1 400 мулов, 1 150 корабельных пушек и 200 полевых орудий. Это рыхлое воинство, вознамерившееся призвать Англию к порядку, потерпело сокрушительное поражение в морской битве при Кале, которая вошла в историю под именем сражения при Гравелине, а остатки флотилии, какой еще не видывал свет, рассеялись на просторах Северного моря. В родной Кадис на юге Испании сумели добраться только жалкие осколки великой армады. Подвиг Дрейка оценили по достоинству: по высочайшему распоряжению плечи вчерашнего корсара увенчались эполетами вице-адмирала флота ее величества. Отчаянный адмирал, гроза испанцев и «вооруженная десница Господня», как он нередко сам себя именовал, погиб в 1596 году, во время неудачного Карибского похода, когда жестокая дизентерия и тропическая лихорадка подчистую выкосили экипаж британских кораблей. Говорят, что великолепный цинковый гроб с его бренными останками, обшитый златотканой парчой, был опущен в море близ Портобелло. Для тяжести к нему привязали пушечные ядра из чистого серебра.

Последующие плавания вокруг света (третье по счету – английского корсара Томаса Кавендиша и четвертое – голландца Оливера Ван-Норта) не оставили сколько-нибудь заметного следа в истории географических открытий. Несмотря на разгром «Непобедимой армады» и проникновение голландцев, французов и англичан в Новый Свет (первое постоянное британское поселение появилось за океаном в 1607 году), испанцы еще довольно долго оставались самой влиятельной силой и на Тихом океане, и в бассейне Карибского моря. После неудачи при Гравелине они извлекли уроки из поражения и отказались от неповоротливых галионов и тяжелых пушек. По примеру северян испанцы стали строить легкие быстроходные корабли, оснащенные дальнобойными орудиями, и англичанам пришлось весьма нелегко, о чем свидетельствует не только гибель Дрейка у берегов Панамы в 1596 году, но и провал нескольких британских экспедиций в Америку. Несколько особняком стоит феномен «берегового братства», своеобразной республики джентльменов удачи, обосновавшейся на островке Тортуга у берегов Гаити, но сия история не имеет прямого отношения к нашей теме. Поэтому не станем вдаваться в подробности, а отметим только, что англичане и французы, стремясь ослабить Испанию, откровенно поддерживали карибских пиратов или по крайней мере не чинили им препятствий. Однако «географический выход» их бравых разбойничьих эскапад был совершенно ничтожен, так что ожесточенную резню на морях Мэйна можно со спокойной совестью здесь опустить. А вот об Уильяме Дампире (1652–1715), странном корсаре, не похожем на корсара, и человеке, совершившем кругосветное плавание, стоит поговорить.