В 1211 году монгольские орды, ведомые непобедимым Чингисханом, вторглись на территорию Северного Китая, которым тогда владели племена чжурчженей (династия Цзинь). К 1215 году, после четырех лет упорных боев, в руки монголов перешла значительная часть Цзиньского государства, а его столица – город Яньцзин (современный Пекин) была сожжена и разграблена. Военные действия в Северном Китае возобновились через 15 лет, уже после смерти Чингисхана. В 1234 году династия Цзинь пала, император покончил с собой. Монголы сделались полновластными хозяевами огромной страны.

Во второй половине XIII века Хубилай, внук Чингиса (провозглашен в 1260 году великим каганом), форсировал Янцзы и обрушился на Южный Китай и Тибет. Монгольские войска огнем и мечом прокатились по стране, сея разрушения и смерть; к 1276 году южнокитайская династия Сун прекратила свое существование. Хубилай перенес столицу государства из монгольского Каракорума в китайский Яньцзин (Ханбалык на языке завоевателей) и нарек объединенные земли Монголии, Маньчжурии и Китая империей Юань.

Монголы владели Китаем почти 100 лет – до 1368 года, когда один из вождей освободительного движения, Чжу Юань-чжан, захватил город Цзиньлин (сегодня Нанкин), важный стратегический пункт в центральном Китае, и объявил себя императором, положив начало новой династии – Мин. Столицей возрожденной империи стал Нанкин. Впрочем, борьба с иноземной Юань растянулась почти на полтора десятилетия, и даже после взятия Яньцзина, который новый император переименовал в Бэйпин и сделал северной столицей государства, Китай все еще был похож на лоскутное одеяло. Когда в 1371 году будущий великий флотоводец Чжэн Хэ появился на свет, до полного объединения Срединной империи было еще далеко.

Этот человек родился в городе Куньян (ныне Цзиньин), который расположен в центре юго-западной китайской провинции Юньнань. Имя Чжэн Хэ он получил много позже, а с рождения его звали иначе – Ма Хэ. Динара Дубровская, автор статьи о прославленном адмирале, пишет:

Судьба мальчика сложилась весьма драматически. Когда имперские войска, добивавшие осколки монгольских владений в Китае, в 1381 году ворвались в Юньнань, отец будущего адмирала погиб, а десятилетнего Ма Хэ взяли в плен, оскопили и передали в услужение сыну императора – Чжу Ди, который вскоре будет назначен наместником в Бэйпин (Пекин), а через 20 лет узурпирует китайский престол. Надо сказать, что институт евнухов в Китае спокон веку был очень влиятельной политической силой, и потому многие честолюбивые юноши, не желавшие сеять постылый рис, шли на калечащую операцию добровольно, чтобы оказаться при дворе какого-нибудь важного принца или князя, а если повезет, то и самого императора. Впрочем, Китай в этом смысле отнюдь не исключение: точно такие же порядки долгое время сохранялись, например, в Османской империи. Так что юному Ма Хэ крупно пофартило, ибо для иноверца и представителя некоренной народности (в Китае выходцев из других стран называли цветноглазыми) не было лучшего пути сделать карьеру при дворе.

Государства на юге и востоке Азии

А затем события понеслись вскачь. После смерти императора Чжу Юань-чжана в 1398 году придворное окружение возвело на престол его внука Цзяньвэня в обход единокровных сыновей. Четвертый отпрыск покойного государя, уже известный нам Чжу Ди, наместник Бэйпина, северной столицы империи, уязвленный такой несправедливостью, поднял восстание и начал борьбу за власть. Когда в 1399 году имперские войска осадили Пекин и судьба мятежного Чжу Ди висела буквально на волоске, юному сановнику Ма Хэ довелось оказать своему повелителю неоценимую услугу. Будущий флотоводец возглавил защиту городских водохранилищ (не тогда ли пробудился у него интерес к морским делам?), и благодаря его умелым действиям принцу удалось выстоять и переломить ситуацию. В 1403 году Чжу Ди со своими людьми взял штурмом южную столицу империи – Нанкин, оплот сторонников Цзиньвэня, и провозгласил себя императором. Девизом нового правления, растянувшегося на 21 год (1403–1424 годы), он объявил «Вечную радость» – Юнлэ по-китайски, и этот звонкий слоган стал не только тронным именем молодого императора, но намертво прирос к целому ряду культурных свершений Минской эпохи (фарфор Юнлэ, монеты Юнлэ, Большая энциклопедия Юнлэ и т. д.). Верные сподвижники тоже не остались без внимания: в 1404 году Ма Хэ за стойкость и подвиги торжественно переименовали в Чжэн Хэ в честь одного из древних царств, существовавших на территории Китая в V–III веках до н. э. (так называемый период Воюющих царств). Впрочем, этимология китайских имен – штука хитрая. В то же время в Китае был построен грандиозный канал длиной 300 ли (около 120 километров), получивший название «Чжэн Го» (так звали мастера, который в начале III века до н. э. руководил земляными работами по возведению канала).

При новом императоре возрожденный Китай уверенно поднялся с колен и быстро сделался абсолютным гегемоном в Дальневосточном регионе. Возобновилась борьба с монголами, но теперь уже на территории неприятеля. Китайская армия сокрушила монгольские войска на реке Онон и отбросила их далеко на север. Под власть Китая отошла вся Маньчжурия и район нижнего течения Амура. Вассалом минских императоров стала Бирма, а в 1407 году был подчинен Вьетнам. Но экспансия Поднебесной не ограничилась Индокитаем и северными рубежами страны. Император Юнлэ вдруг принял решение о создании мощного флота – вещь небывалая в истории Китая.

Дело в том, что Китай никогда не был великой морской державой, хотя дальние плавания в Индийском океане и Южных морях совершались издавна – еще в III веке до н. э. Во всяком случае, именно к этому времени относится начало китайского судостроения. Сыны Поднебесной изобрели джонку – плоскодонное судно оригинальной конструкции с бамбуковыми парусами, раскрывающимися наподобие веера. Специалисты единодушно говорят об отменных мореходных качествах этих кораблей, хотя плоское днище, лишенное киля, всегда является серьезным минусом при плаваниях в открытом море. Недаром все морские народы – норманны, финикияне, полинезийцы – строили только килевые суда.

Двухмачтовая китайская джонка

Тем не менее уже в начале нашей эры китайцы предпринимают первые торговые плавания в Индийском океане, а в VIII–IX веках начинают пользоваться компасом. По некоторым данным, его изобрели еще раньше – в эпоху Воюющих царств, но первое упоминание о морском компасе относится к 1090 году. Картографы Поднебесной тоже были не лыком шиты: в распоряжении ученых имеется китайская лоция XV века с точным и подробным указанием метеорологических условий, очертаний побережий, морских глубин, приливов и отливов, способов ориентирования по созвез диям и т. д. Эта лоция предназначалась для капитанов китайских парусников и описывала наиболее удобные пути в Индокитай, к Малайскому архипелагу, на Филиппинские и Молуккские острова, в Японию, Индию, Ормуз и Аден.

Вполне вероятно, что китайцы имели даже некоторое представление об архипелагах Океании, хотя южная часть Тихого океана не слишком привлекала купцов Срединной империи. Когда Марко Поло остановился на Суматре, сопровождая ханских невест на пути из Китая в Тебриз, ему поведали об архипелаге Южного моря, состоящем из 7448 островов. Правда, о китайских плаваниях в Тихом океане нам ничего неизвестно, но исключить такую возможность на 100 процентов нельзя, особенно если учесть уровень навигационных знаний и судостроения в Поднебесной. Ибн Баттута, знаменитый арабский путешественник XIV века, был однажды пассажиром китайского корабля, экипаж которого состоял из 600 человек. Кроме того, на борту находилось не менее 400 солдат. Громадная палуба, украшенная искусственными садами, произвела такое впечатление на путешественника, что он сравнил корабль с плавучим городом. И если джонки великого кагана Хубилая плавали до Занзибара, как утверждает тот же Марко Поло, то они вполне могли добраться и до тихоокеанских островов.

Марко Поло

Между прочим, в конце XIII века Хубилай организовал морскую экспедицию и захватил остров Ява, а в 1281 году направил к берегам Японии флотилию из нескольких тысяч (!) кораблей. Самураям повезло куда больше, чем малайцам, ибо на китайско-монгольскую армаду неожиданно обрушился сокрушительный тайфун, утопивший матросов и солдат в Японском море. С тех пор этот неистовый ветер, уберегший Страну восходящего солнца от неминуемого порабощения, называется божественным («камикадзе» по-японски).

Власти, как водится, прибегли к репрессиям. Читаем дальше.

Между прочим, от знаменитой «Большой энциклопедии Юнлэ» – обширного свода китайской литературы всех предшествующих эпох в 22 877 томах – уцелело до нашего времени всего лишь несколько десятков книг, которые берегут как зеницу ока. Великому путешественнику (и великому фантазеру, по мнению многих исследователей) Марко Поло тоже не всегда можно доверять. Например, весьма любопытно, что, прожив в Китае 17 лет, он ни словом не обмолвился а) о китайском чае, б) о китайских иероглифах, в) об уникальном обычае бинтования ног у женщин, г) о книгопечатании. Вот его рассказ о дворце великого кагана Хубилая:

Впрочем, достоверность исторических хроник вообще и китайских в частности – отдельная тема. Вернемся к нашему великому адмиралу и китайскому мореплаванию. Решив превратить Китай в великую морскую державу, Юнлэ взялся за дело с размахом. В Нанкине, на одном из притоков Янцзы, заложили так называемую «верфь драгоценных кораблей» – баочуаньчан по-китайски, ибо ядром этой будущей могучей армады были бао-чуани, что в дословном переводе означает «драгоценные корабли» или «сокровищницы». Ценную древесину заготавливали в верховьях Янцзы специальные промысловые артели; руководителем всех судостроительных работ и адмиралом эскадры Юнлэ назначил своего верного сподвижника Чжэн Хэ. Высочайший приказ о создании океанского флота прозвучал в 1403 году, а уже в 1405-м в море вышла невиданная доселе армада, насчитывавшая 255 кораблей. На борт поднялись 27 800 человек – матросы, солдаты, купцы, навигаторы, картографы. По другим данным, кораблей было еще больше – 317. В хрониках тех лет имеется лаконичная запись:

Исполинские джонки дальневосточного флотоводца были гораздо больше европейских кораблей того времени. К сожалению, ни один баочуань не дожил до наших дней, но математические расчеты, сделанные на основании раскопок нанкинской верфи, позволяют в общих чертах воссоздать облик этих судов – красы и гордости китайской эскадры. Баочуани имели 134 метра в длину при ширине 55 метров. Как мы видим, отношение длины к ширине весьма невелико (меньше трех), поэтому трудно представить, чтобы мореходные качества такого толстяка были столь же хороши, как у европейских кораблей. И о размерах не следует забывать. Если для каботажного плавания в неглубоких водах близ побережья такие пропорции худо-бедно сгодятся, то вдали от берегов, в открытом море, непременно возникнут проблемы. Правда, первые каравеллы тоже были довольно пузатыми, но все же не настолько. Кроме того, они были несопоставимо меньше. При осадке свыше 6 метров «драгоценные корабли» Чжэн Хэ имели водоизмещение около 30 тысяч тонн, а их команда составляла почти тысячу человек. Судов такого класса в эскадре китайского адмирала было в разное время от 40 до 60. Для сравнения: «Санта-Мария», флагманский корабль Колумба, построенный почти на 100 лет позже, имел в длину 25 метров, водоизмещение 100 тонн и нес команду из 40 человек. Большие колесные пароходы, спущенные на воду в середине XIX века, были стальными кораблями с водоизмещением не более 27 тысяч тонн, и даже трансокеанские пассажирские лайнеры начала XX столетия, ходившие на дизеле или паровой турбине, только вдвое превзошли легендарные китайские «сокровищницы» по этому параметру (60 тысяч тонн).

Баочуани несли 9 мачт с 12 парусами, сплетенными из бамбуковых матов, которые раскрывались наподобие веера и тем самым ощутимо увеличивали парусность судна. Мачты европейских судов всегда располагались линейно, поскольку всаживались основанием в увесистый киль, а вот китайские корабелы размещали их на палубе произвольно, вне зависимости от центральной оси симметрии. «Драгоценные корабли» были бескилевыми судами (правда, иногда в днище встраивался длинный брус лунгу – «кость дракона», выступавший в роли своеобразного буфера при швартовке), и потому мачты фиксировались не на отсутствующем киле, а на поперечных переборках, разгораживавших судно на отдельные водонепроницаемые отсеки. Расположенные в шахматном порядке мачты не перекрывали друг друга, и корабль, поймав свежий попутный ветер в бамбуковые паруса, стремительно наращивал ход.

Кроме монструозных баочуаней, в реальное существование которых поверить несколько затруднительно, эскадра знаменитого адмирала имела в своем распоряжении около 200 джонок среднего класса длиной чуть больше 100 метров при ширине около 50. На таком корабле в 1292 году возвращался из Китая в Индию Марко Поло (его экипаж насчитывал свыше 300 человек). А венецианский купец Никколо ди Конти, посетивший Индию и Ормуз на рубеже XIV–XV веков, упоминает пятимачтовые джонки водоизмещением около 2 тысяч тонн. Отметим на всякий случай, что даже корабли среднего класса из флотилии Чжэн Хэ как минимум вчетверо превосходят океанские парусники европейцев.

Мы не станем взвешивать бесчисленные pro et contra относительно морских вояжей средневековых китайцев, а ограничимся только голыми фактами – маршрутом экспедиции китайского флотоводца. Была же какая-то сверхзадача у евнуха-адмирала? Ведь на борту его драгоценных кораблей сидело население большого китайского города тех времен – не только моряки, картографы и солдаты, но и купцы, гражданская публика, чиновники и мастеровые. Золотая парча и узорчатые газовые шелка для иноземных владык, бесспорно, впечатляют, но едва ли император Юнлэ, только-только разделавшийся с агрессивными соседями, вознамерился просто-напросто побаловать чужеземцев, не рассчитывая на элементарную выгоду и адекватный ответ. Если во главе угла стоял рутинный бизнес, то флотилии, исчисляемые сотнями кораблей, не нужны. Индийский океан с незапамятных времен был торной дорогой, связывавшей ближневосточные страны с экзотическими культурами Дальнего Востока. Народы Двуречья, персы, индусы, а затем арабы давным-давно наладили бойкую торговлю в Южных морях, и китайские династии Тан и Сун (618–907 и 960–1279 годы соответственно) принимали в ней самое активное участие. Арабы уже в IX веке заходили в южнокитайские гавани и плавали к островам Зондского архипелага, на которых обосновалась могущественная империя Шривиджайя, но сухопутный Китай даже не помышлял о создании океанских флотов. Легендарные плавания Хубилая в Японию и на Яву – редчайшее исключение. Морская торговля – промысел деликатный, и непомерные эскадры, насчитывающие сотни кораблей, ей решительно противопоказаны.

С другой стороны, Поднебесная империя никогда не предпринимала морских завоевательных походов, хотя на суше всегда с готовностью отхватывала лакомые куски, если обстоятельства тому благоприятствовали. Вместительные баочуани Чжэн Хэ были набиты оружием и солдатами, но его военные операции можно пересчитать по пальцам. Примерное наказание морского разбойника Чэнь Цзу’и, захватившего город Палембанг на Суматре, и пленение цейлонского царя с непроизносимым именем (мотивы этого деяния неясны) – вот и все боевые подвиги прославленного адмирала. Для семи дальних плаваний, растянувшихся на долгие 28 лет (1405–1433 годы), весьма негусто. Тогда, быть может, честолюбивый Юнлэ планировал завязать дипломатические отношения с государями сопредельных стран? Вполне возможно, но есть одна досадная мелочь: богдыханы Срединной империи предпочитали принимать иноземных послов у себя дома, а не отправлять своих подданных неведомо куда. Самодостаточный Китай всегда варился в собственном соку и не жаловал любопытных варваров. Когда Чжэн Хэ возвратился из последнего, седьмого, плавания, новый император встретил путешественников весьма прохладно (Юнлэ к этому времени уже умер). Разумеется, ритуал превыше всего, и команда получила пышные одеяния и бумажные деньги. Закончив церемонию, император сказал:

– У нас нет никакого желания получать вещи из отдаленных стран, но мы понимаем, что их прислали с самыми искренними чувствами. Раз уж они приехали издалека, их надлежит принять, но это – не повод для поздравлений.

Динара Дубровская, ссылаясь на мнение известного российского китаеведа Алексея Бокщанина, излагает любопытную версию относительно возможных побудительных мотивов китайской морской экспансии. В начале XV столетия Поднебесной империи мог угрожать железный хромец Тамерлан, ставший к 1370 году полновластным хозяином Средней Азии. Разгромив в нескольких походах Золотую Орду, изрядно пощипав Иран, Ирак, Армению, Грузию и малоазиатские страны, разграбив в 1395 году южные окраины Руси и совершив поход в Индию (1398 год), он в конце 1404 года сосредоточил большую армию у города Отрара на Сырдарье, готовую обрушиться на Китай. Дубровская пишет:

Откровенно говоря, аргументация слабая. Для чего строить огромный и безумно дорогой флот в несколько сотен кораблей, если речь идет всего-навсего о создании военно-политического альянса? Чем бездарно швырять деньги на ветер, куда разумнее озаботиться укреплением западных рубежей империи, дабы отразить предполагаемое нашествие. Кроме того, в феврале 1405 года Тамерлан умер, и кровавая междоусобица, немедленно взорвавшая изнутри рыхлое государство Тимуридов, навсегда похоронила восточную мечту жестокого эмира.

Вернемся на 30 лет назад, когда в 1405 году флотоводец Чжэн Хэ, получив высочайшее благословение, отбыл в далекие края, лежащие на берегах Западного, сиречь Индийского, океана. Все экспедиции на запад стартовали из Нанкина, пересекали Южно-Китайское море, а затем, сделав остановку в Чампе (индуистское царство на юге современного Вьетнама), направлялись к островам Зондского архипелага или, обогнув Малаккский полуостров, выходили в Бенгальский залив. Далее путь лежал на Цейлон и в Южный Индостан, на западном побережье которого располагался богатый город Каликут (не путать с Калькуттой в низовьях Ганга). Первые три плавания (1405–1411), видимо, этим и ограничились, а в четвертом (1413–1415), пятом (1417–1419), шестом (1421–1422) и седьмом (1431–1433) походах энергичный адмирал раз за разом проникал все дальше на запад. Корабли Чжэн Хэ посетили город Ормуз, лежащий в устье Персидского залива, прошли вдоль берегов Аравийского полуострова, заглядывая в богатые порты Джофар, Ласа и Аден, обогнули Африканский рог и, спустившись на юг вдоль восточного побережья Африки, достигли Занзибара. Вероятно, именно этот небольшой островок, притулившийся у восточных берегов Африканского континента (или портовый город Малинди, расположенный чуть севернее, на территории современной Кении), стал крайней южной точкой экспедиций Чжэн Хэ, хотя некоторые исследователи не сомневаются, что китайская флотилия проникла гораздо дальше на юг – прошла Мозамбикским проливом и даже обогнула мыс Доброй Надежды. Во всяком случае, на китайской карте, датируемой 1420 годом, вполне достоверно показана часть юго-западного побережья Африки. Более того, в распоряжении историков имеется свидетельство некоего фра Мауро, монаха-картографа из Венеции, который в 1457 году написал, что «тридцатью годами раньше джонка из Индии» заплыла на 2 тысячи миль в Атлантику.

Отдельные горячие головы не исключают, что прославленный китайский адмирал пересек Тихий океан и достиг берегов Американского континента, почти на 100 лет опередив Колумба, исследовал северо-западное побережье Австралии и даже обогнул земной шар задолго до Магеллана, но профессиональные историки весьма скептически относятся к таким экстравагантным гипотезам. Правда, совсем недавно на одном из аукционов почтеннейшей публике продемонстрировали карту 1763 года (якобы точную копию карты 1418 года), на которой отчетливо видны Америка и Австралия. Экспертиза вынесла положительный вердикт: бумага подлинная, XV века, а вот относительно чернил ясности пока нет. Поживем – увидим, хотя, вероятнее всего, удивительная карта – банальная фальсификация или сравнительно поздняя копия какого-нибудь западного источника. Бесспорно только одно: две последние экспедиции Чжэн Хэ были самыми дальними, но всю информацию о них, к сожалению, уничтожили, поскольку император Юнлэ со временем заметно охладел к морским делам, а его преемника далекие страны не интересовали вовсе. Большая часть замечательных лоций китайского адмирала тоже канула в Лету. Списанный за ненадобностью флот благополучно сгнил в порту. Точная дата смерти Чжэн Хэ неизвестна; кенотаф, который показывают туристам в Нанкине, – всего лишь дань памяти великого флотоводца.

Китай вновь замкнулся в своей непроницаемой ореховой скорлупе, полностью отказавшись от присутствия в Индийском океане. Единичные торговые операции отдельных купцов (в Японии, Индокитае и др.) погоды не делали. Опять возобладал традиционный изоляционизм, и огромная дальневосточная страна окуклилась, затаилась и на сотни лет прервала всякое общение с внешним миром. Поэтому пассионарный взрыв XV века (если рассуждать в терминах Л. Н. Гумилева), разметавший китайские корабли по Южным морям, следует рассматривать как редкое исключение на фоне многовекового послеполуденного сна. Трудно сказать, в чем тут дело. Похоже, всему виной национальная ментальность: если западные культуры еще со времен древних греков и римлян всегда были предельно динамичны и стремились переделывать мир под себя, то народы Дальнего Востока больше всего на свете ценили равновесие и гармонию и старались не делать резких движений. Но как тогда объяснить небывалый всплеск активности в первой половине XV столетия, этот короткий пароксизм открытости вовне? Едва ли разумно все списывать на своеобразный комплекс неполноценности императора, как это делает в своей статье Д. Дубровская. Юнлэ, дескать, пришел к власти путем дворцового переворота, и потому его одолевал некий деятельный зуд. Сидеть сложа руки и ждать, когда данники сами явятся на поклон, ему было просто невтерпеж. Однако, во-первых, дворцовые перевороты в китайской истории – вещь вполне заурядная, а во-вторых, не забудем, что Юнлэ отнюдь не человек без роду и племени, а как-никак четвертый сын покойного императора. Так что с правами на престол у него было все в порядке. Реальные причины наверняка лежат глубже. Видимо, так устроен социальный организм, что время от времени ему нужны основательные встряски, даже если его девиз – гармония, умеренность и постепенность.

Мы получили ответ на вопрос, почему Китай, несмотря на блистательные достижения в судостроении, проиграл Европе по всем пунктам в деле завоевания новых земель. Испанцев и португальцев, голландцев и англичан вел за море неукротимый первопроходческий дух, а китайская экспансия оказалась на поверку эпизодом, яркой вспышкой, оставившей после себя только пепел. И так ли уж важны подробности двух последних плаваний Чжэн Хэ, если даже первые пять не сыграли никакой роли в истории Китая? Вероятно, плавучим городам китайского адмирала не составило бы труда добраться и до Америки, и до Австралии (в 1846–1848 годах большая торговая джонка побывала в Англии и США, успешно обогнув мыс Доброй Надежды), но аналогия, увы, – не аргумент.

Быть может, «драгоценные корабли» Чжэн Хэ и его исторические морские походы – не более чем миф? Красивая сказка, легенда, позднейшая вставка китайских хронистов. Ведь если в Китае, как в Греции, все было – порох, компас, бумага, книгопечатание, – то разве могла страна обойтись без своего великого мореплавателя? В точности по Вольтеру: если Бога нет, его следует придумать. А уж если придумывать, то придумывать с размахом, не размениваясь на мелочи. Вот мы и читаем теперь, что девятимачтовые баочуани были самыми большими в мире деревянными кораблями…