Первый бросок на юг был предпринят 10 февраля. Амундсен с тремя спутниками на трех санях (18 собак – по шести в каждой упряжке) решил пройти около 200 километров, чтобы заложить на 80° южной широты продовольственный склад.

Хотя местность была ровная и собаки резво бежали на юг, не следует думать, что это увеселительная прогулка, когда вальяжно развалившийся седок поигрывает кнутом. Один человек бежит на лыжах впереди кавалькады, задавая направление и подбадривая собак. Тем, кто едет в санях, тоже приходится несладко, так как за нартами нужен глаз да глаз, иначе они в два счета перевернутся, налетев полозьями на какой-нибудь неприметный бугорок. Рассиживаться особенно некогда: прыгаешь в снег и толкаешь груженые сани, помогая собакам. А замыкающий ездовой внимательно следит за поклажей, чтобы не растерять по дороге ценное снаряжение и провиант. Направляющему, конечно, тяжелее всех. Хотя он и не воюет с собаками, но пристально вглядывается в белую муть перед собой, а сзади ему без конца кричат: «Чуть вправо – чуть влево!» Амундсен пишет:

Особенно неприятно, когда все вокруг затягивается белесой мглой. Тени пропадают, земля и небо тонут в этом молоке, сливаясь воедино, а горизонта не видно вовсе. Неровности рельефа дают о себе знать только тогда, когда сани вдруг опрокидываются, и ты кувырком летишь в снег. При этом ни в коем случае нельзя снимать темные очки, хотя искушение велико, иначе мигом заработаешь снежную слепоту. Тем не менее норвежцы бойко продвигались вперед, неукоснительно выдерживая суточную норму порядка 30–40 километров. 80-я параллель была достигнута 14 февраля, а весь маршрут был аккуратно размечен флагами на шестах через каждые 15 километров. Полярники возвели склад, внушительное сооружение около 4 метров высотой, и двинулись в обратный путь. Через каждые полкилометра Амундсен втыкал в снег сушеную рыбу, которая оказалась весьма кстати, когда в очередной раз пришлось возвращаться с оголодавшими собаками.

Норвежцы заложили еще два продовольственных склада – на 81 и на 82° южной широты и неустанно мотались взад-вперед, завозя провиант и снаряжение на промежуточные базы. Чтобы не потерять их из виду на обратном пути, решили дополнительно оборудовать каждый склад 20 темными флажками на высоких бамбуковых шестах. Вправо и влево от склада флажки стояли с интервалом в 900 метров, так что с обеих сторон на восток и запад разметка тянулась на 9 километров. Теперь точно не промахнешься. А группа, оставшаяся во Фрамхейме, довела тем временем до ума стационарный зимовочный дом, оборудовала палатки для собак и продолжала охоту на тюленей, пополняя запасы свежего мяса. К середине апреля подготовительный этап был завершен. Амундсен резюмирует:

Приходилось спешить: неумолимо приближалась зима, и столбик термометра уже в первой половине марта нередко опускался до минус 45 градусов. А ведь месяц март в Южном полушарии соответствует сентябрю в Северном, когда на дворе, по сути дела, еще стоит лето!

Антарктическая зима – не фунт изюму, но команда Амундсена была во всеоружии. Безупречно отстроенный дом уходил в шельфовый ледник почти на полтора метра и успешно противостоял ураганному натиску полярных ветров. Собачьи палатки тоже не оставляли желать лучшего, и когда ударили серьезные морозы, псы, набегавшись вволю за день, со всех лап мчались к знакомым шатрам, тявкая, визжа и отпихивая друг друга. Ели они от пуза – тюленье мясо и сушеная рыба не переводились, но мясо им явно нравилось больше. В разгар зимы температура сплошь и рядом падала до 55–56 градусов ниже нуля (минус 60 – тоже не редкость), а ведь Фрамхейм располагался всего в 4 километрах от побережья. В такие свирепые морозы даже выносливые гренландские псы делались квелыми и начинали откровенно скучать, попеременно поджимая лапы на холодном снегу. Зимовщикам тоже хватало работы: подгонка снаряжения, латание дыр в меховых парках и теплом белье, шитье и реконструкция спальных мешков и починка обуви, ибо ноги – самое уязвимое место. Отдельная песня – нарты и лыжи, которые следовало перебрать буквально по косточкам и тщательно проверить все ременные крепления, застежки и петли. В первой декаде сентября решили сделать вылазку и забросить на 80-ю параллель дополнительный груз. Подморозило изрядно (минус 56), и собак пришлось поднимать силком, чтобы надеть на них сбрую. Кое-как доползли до намеченной широты, освободили нарты и сразу же повернули назад.

В начале октября стала понемногу устанавливаться весенняя погода – пахнуло волглым ветерком, появились антарктические буревестники, скользящие надо льдом, а температура поднялась до минус 25 градусов – чистое лето. Старт назначили на 20 октября. Двинулись впятером на четырех санях (по 13 собак в каждой упряжке), почти налегке, поскольку на 80° южной широты полярников дожидался богатый склад. Погода капризничала – то мороз, то метель, то туман, то оттепель, но до первого склада добрались без приключений, если не считать такой сущей мелочи, что одна упряжка едва не провалилась в бездонную трещину. Через каждый десяток километров возводили двухметровые пирамидки из снежных кирпичей – гурии, чтобы обозначить дорогу. Собаки наелись до отвала, но следующий переход дался на редкость тяжело, и одного пса, совершенно выбившегося из сил, пришлось пристрелить. Температура неожиданно свалилась до 35 градусов, и вдобавок задул неприятный юго-восточный ветер, набиравший обороты с каждым часом. Плоская равнина без конца и без края, оглушительное безмолвие и слепящая белизна. Еще две собаки отправились в мир иной, и наконец в начале ноября из белесой мглы вынырнул склад на 82-й параллели. Дальше простирались неведомые земли – воистину Terra Australis Incognita. Слово – Амундсену.

Собаки были в прекрасной форме, и дневные переходы выросли почти до 40 километров, так что вечером 9 ноября норвежцы достигли 83° южной широты, где оставили склад с четырехдневным запасом продовольствия на 5 человек и 12 собак. Через два дня пути на горизонте замаячила впечатляющая горная цепь, протянувшаяся с востока на запад и перегородившая путь на юг. Рябые горы, пощипанные жестокими ветрами, вздымались на высоту до 4 с половиной тысяч метров, вспарывая слабую голубизну полярного неба. Голые бесснежные склоны отливали непроницаемой угольной чернотой. В середине ноября, на 84-й параллели, путешественники сделали короткую остановку, разбив очередной лагерь (стандартный четырехдневный запас провианта на 5 человек и 12 собак плюс спички и 17-литровый бидон керосина). Рельеф стремительно менялся. Шельфовые поля ледника Росса, плоские и гладкие, как стекло, остались далеко позади. Неведомая сила будто скомкала растрескавшийся лед, собрав его в острые гребни и складки. На 85° южной широты был разбит очередной склад, а затем дорога стала круто забирать вверх.

Через некоторое время путешественники остановились у подошвы обширного горного района, который неограниченно простирался на восток и запад. Амундсен предположил, что этот горный хребет пересекает весь континент от западных берегов моря Росса до восточного побережья моря Уэдделла, и, как впоследствии выяснилось, не ошибся. Предстояло хорошо подумать, осмотреться, взвесить все pro et contra и принять взвешенное решение, так как до полюса оставалось примерно 1 100 километров. Но эти километры пролегали через совершенно гиблые места. Однако Амундсен был спокоен, как полководец перед решающей битвой. Все должно быть продумано заранее, и если противник вдруг сделает неожиданный ход, необходимо ответить толково, по существу и без промедления. Он писал:

И как всегда, ювелирный расчет, когда ни одна мелочь не остается без внимания:

Хотел бы я знать, какой расчет Амундсена не оправдался. Идеальный руководитель – за ним хоть в пекло, хоть на Луну. Вспоминается Александр Васильевич Суворов, тоже вникавший в мелочи: «Держи голову в холоде, живот в голоде, а ноги в тепле». А ведь фельдмаршалом был и даже генералиссимусом.

В горах полярникам досталось изрядно. Суровым оказался Трансантарктический хребет. Острые, как нож, заструги не давали расслабиться ни на минуту. Посреди зияющих провалов, рыхлого снега и кремнистых откосов, в белой мути низкой облачности, лежащей на уровне колен, когда бредешь на ощупь, ежеминутно рискуя сорваться в незримую щель, следует держать ухо востро. На скалистом перевале, где злой ветер будто с цепи сорвался, норвежцы застрелили десять собак, а их верные братья по нелегкому бурлацкому ремеслу, тащившие из последних сил тяжелые нарты, пожирали горячие внутренности своих товарищей. Это жуткое место получило название Бойни.

Пятерка норвежцев и свора эскимосских собак были единственными живыми существами посреди этого беспорядочного нагромождения диких вершин и незнакомых перевалов. Даже собаки чувствовали себя не в своей тарелке: шерсть у них вставала дыбом, а в глазах прятался страх. Время от времени ураганный ветер стихал, и тогда наступала мертвая тишина, которую нарушали только скрежет собачьих когтей по льду да учащенное дыхание людей. Разреженный морозный воздух обжигал легкие. Амундсен писал в дневнике:

День за днем полярники упорно карабкались на перевал, петляя и спускаясь вниз на сотни метров, чтобы отыскать более удобный путь среди трещин и ледяных скал. Лучшая характеристика этих диких, богом забытых мест – названия, которые им дали норвежцы. Вот «Ледник дьявола», растрескавшийся, как среднеазиатский такыр, с отполированной и гладкой, как зеркало, поверхностью, на которой не могла удержаться ни одна снежинка. А вот «Адские врата», глубокий провал, уводящий в жуткое ледяное ущелье через огромные сугробы легкого, как пух, снега. В этих сугробах безнадежно увязали собаки, а люди проваливались по самую шею. Амундсен писал:

Чем дальше на юг, тем ровнее и выглаженнее становился рельеф, и упряжки резво мчались вперед. Собаки, казалось, тоже воспрянули духом: забыв свары и ожесточенную грызню, они бодро тянули сани, налегая изо всех сил на постромки. Седьмого декабря путешественники миновали 88-ю параллель, а еще через сутки Амундсена остановил ликующий крик. Громогласное «ура!» спиралью ушло в зенит. Оказалось, что норвежцы пересекли историческую широту – 88° 23′. Именно отсюда 22 месяца назад повернул Шеклтон, не дойдя до полюса каких-нибудь 180 километров, потому что ему не хватило сущего пустяка – лишней горсти сухарей. Впереди расстилались нетронутые заповедные снега под выстуженным полярным небом. Еще ни один человек в мире не проникал так далеко на юг. Руал Амундсен, всегда подтянутый, суровый, деловой и напрочь лишенный глупых сантиментов, приказал водрузить флаг на эпохальном рубеже, а потом неожиданно расчувствовался и даже пустил слезу. Пройдя еще несколько километров, норвежцы разбили очередной лагерь – последний на пути к полюсу. На складе оставили около 100 килограммов собачьего пеммикана и галеты. Продовольствия на санях оставалось еще примерно на месяц, и предусмотрительный Амундсен, утерший мимолетные слезы, справедливо рассудил, что если даже их бес попутает, грешным делом, и на обратном пути экспедиция промахнется мимо этого небольшого лагеря, они без труда сумеют дотянуть до склада в Трансантарктических горах (это 86° 21′ южной широты). Путешественники отменно питались и чувствовали себя великолепно, если не считать обмороженных щек, которые превратились в сплошную рану и непрерывно сочились гноем и сукровицей. Амундсен писал:

Дни мелькали как в калейдоскопе – 9, 10, 11 декабря. Нарты легко скользили по рыхлым снегам высокогорного плато, и с каждой минутой полюс становился все ближе. Погода стояла отменная – тихо и солнечно, а температура все время держалась в пределах минус 25– 28 градусов. 14 декабря полуденное наблюдение дало результат около 89° 37′ южной широты, а рано утром 15 декабря норвежцы стояли уже на полюсе. Поскольку абсолютно безупречное определение широты было исключено (экспедиция не располагала столь точными приборами), Амундсен приказал сделать возле стоянки круг с радиусом 18 километров. На полюсе норвежцы установили небольшую палатку из тонкой ветронепроницаемой ткани и водрузили флаг с лоскутком судового вымпела. Впрочем, предоставим слово руководителю экспедиции.

В полдень 18 декабря экспедиция двинулась в обратный путь. Назад летели как на крыльях – от гурия к гурию и от склада к складу, и даже собаки будто бы понимали, что дорога ведет домой. Ветер дул теперь в спину, потому что Центральная Антарктика – это область устойчивого антициклона. Ветра здесь только рождаются, а потом устремляются вниз по склону ледникового щита, разгоняясь до ураганной силы. 26 января 1912 года двое саней, пятеро полярников и 11 собак лихо затормозили у палаток Фрамхейма. И люди, и животные – все находились в добром здравии. Да и могло ли быть иначе, если Амундсен предусмотрел каждую мелочь, а маршрут был размечен, как хорошая спортивная трасса? Дорога назад заняла немногим более месяца, а путешествие в оба конца растянулось на долгих 99 дней, то есть поход к полюсу продолжался вдвое дольше, чем обратный бег по накатанной колее. За неполную сотню дней изнурительного труда норвежцы легко преодолели почти 3 тысячи километров. Так что выдающийся российский полярник был совершенно прав, когда сравнил поход Руала Амундсена с безупречно разыгранным музыкальным сочинением в манере «престо». Более того, он напоминает композиции незабвенного Ференца Листа, на полях которых гениальный маэстро оставил собственноручные пометки: «быстро», «быстрее», «быстро, как только возможно», и наконец – «еще быстрее». В точности как один маленький глупый мальчик, окончивший учебный год на круглые пятерки: «Получив эту высокую награду (речь идет о похвальной грамоте), торжественно клянусь учиться еще лучше»…

А что же Роберт Скотт, как известно, сгинувший в антарктических льдах на обратном пути? Англичане стартовали из бухты Мак-Мердо ненамного позже норвежцев – 1 ноября 1911 года. Амундсен как в воду глядел: моторные сани оказались сущим барахлом, а хваленые пони скользили на льду и проваливались в бездонные трещины. Поэтому весь груз англичанам пришлось тащить на себе, а затяжные метели, туманы и свирепый мороз не давали им перевести дух ни на минуту. Люди в роли вьючной скотины… 4 января 1912 года, когда до цели остается еще немалый кусок – 200 километров с лишним, уходит последняя вспомогательная группа. Пятерка обессилевших британцев снова впрягается в тяжелые сани. Они изо всех сил налегают на постромки и бредут сквозь пургу, едва переставляя ноги. Скорость – меньше 2 километров в час. Норвежцы двигались вчетверо, а то и впятеро быстрее, даже на самых трудных участках.

Дневник Роберта Скотта – удивительный документ. В каждой строке – жалобы, обреченность и неверие в свои силы. Англичане идут к полюсу на голом самолюбии и, кажется, уже сами давно не верят в успех.

Британцы все-таки добрались до полюса, но там их ждало жестокое разочарование – на длинном бамбуковом шесте полоскался норвежский флаг. На полюсе они пробыли недолго – всего два дня – и 19 января сразу же повернули назад. Дорога домой была медленным самоубийством. Недоедание, изматывающие двенадцатичасовые переходы, отморожения и травмы делали свое дело. Всех беспокоят сильные боли в суставах – верный признак прогрессирующей цинги. Люди ползут как сонные мухи, ежеминутно спотыкаются, падают и бестолково кружат на месте, не в силах отыскать плохо обозначенные склады. В конце февраля умирает один из участников экспедиции, а другой, обмороженный и в глубокой депрессии, уходит в метель, не желая больше обременять товарищей своим бесполезным присутствием. Однако несгибаемый Роберт Скотт упорно ведет записи, иногда уже путая даты.

Тела начальника экспедиции и двух его товарищей разыщут спустя восемь месяцев в палатке, установленной в 20 километрах от склада с продовольствием и топливом. Среди вещей нашли дневник, фотоаппарат с пленками и 14 килограммов геологических образцов.

Костенеющей рукой Скотт вывел: «Этот дневник предназначается моей жене». Последним усилием слово «жене» зачеркнуто и сверху криво приписано – «вдове». Дальше идут только чистые страницы.