У австрийцев такой богатый и изощренный лексический арсенал для перепалок, что им даже не приходится размахивать руками, дабы обратить на себя внимание. Уже по одной их наружности понятно, что это нация флегматиков. Нередко бываешь свидетелем того, как какой-нибудь гость на празднестве сидит весь вечер в задумчивом молчании (верно, следуя полезному наставлению Витгенштейна: «О чем нельзя говорить, о том следует молчать»).

Австрийцы почти никогда не попадаются на удочку громогласных заявлений и похвальбы. Часто можно слышать фразу «Er marcht sich wichtig» («Он пытается придать себе весу»), а всезнаек и хвастунов здесь встречают презрением.

Если кого-то судят за надменность или неискренность, то при этом зачастую опираются на местные предрассудки. Особенно почему-то предубеждены против жителей Вены провинциалы. Они говорят: «Du wienerst mich an» («Ты мне противен, как венец»), «wiendiger Тур» («Темная личность, как венец») либо утверждают «Wer nichts wird, wird Wiener» («Тот, кто не может стать никем, становится венцем»). Платя той же монетой, венцы в ответ пренебрежительно отзываются о «тирольских клецках» и «восточных фризах». Последний эпитет убийственен для жителей провинции Бургенланд, которые таким образом оказываются в одном ряду с северогерманскими фризами, славящимися своей неисправимой тупостью.

Чтобы австриец, особенно венец, во время разговора не пожаловался, не посетовал на свою долю, такого не бывает. Герти Сенгер, врач-сексолог, заявляет: «Отнять у австрийца право на критику и жалобы все равно что кастрировать его». Однако это качество сочетается в австрийце с огромным личным обаянием и обходительностью; чужак же, пожалуй, увидит в его излияниях желание перевесить свои проблемы на окружающих.

Более изысканные формы ворчания превратились в философско-пессимистический взгляд на жизнь (а наличие такого взгляда является необходимой частью умения австрийца ставить диагноз всему и вся). Ярким примером профессионального нытика является профессор Миллендорфер, прогнозист. Как-то раз он заметил, что у Австрии прекрасная перспектива на последующие двадцать или даже пятьдесят лет, но при условии, что она переживет ближайшие пять. Впрочем, у него однажды был весьма оживленный и бодрый (для него) вид. Когда его спросили о причине, он ответил: «Для нас все складывается к лучшему». — «Рад слышать, — сказал его собеседник — Что, число самоубийств пошло на убыль?» — «Нет, — ответил профессор Миллендорфер, — здесь у нас всё осталось на прежнем уровне, зато в других странах произошел их резкий рост».