Австрийцы смеются главным образом над собой.
Они убеждены, что всё закончится плохо, даже когда дела обстоят хорошо.
Глядя на них, невольно вспоминаешь итальянскую пословицу: «Когда мы
бедствовали, нам жилось лучше». История собственной страны
воспитала в австрийцах чувство юмора, которое позволяет им легче
переживать беды, с изяществом подчиняться обстоятельствам и с иронией
прохаживаться насчет собственных мелких и крупных поражений. Один
австрийский генерал сумел найти слова, выразившие суть подобного
отношения. Видя приближение очередной военной катастрофы, он сказал:
«Положение хоть и безнадежно, но не серьезно». Австрийцы любят
острое словцо, иронию (но не игру слов). Благодаря остроумию на свет
появляются произведения с потрясающими «говорящими» именами. Комедиограф
Нестрой довел это умение до совершенства. В его работах сплошь и рядом
встречаются такие персонажи, как, например, Lumpazivagabundus, имя
которого состоит из слов «Lump» (т. е. негодяй, подлец) и Wagabund»
(бродяга). Венский диалект особенно богат на живописные, образные
выражения вроде «Grabennymphen» (Грабенские нимфы). Так называют
проституток еще с тех времен, когда они толпами ходили по Грабенской
улице — ныне одной из самых фешенебельных в Вене. (Рассказывают, что
граф Тааффе, будучи министром-президентом, как-то раз прогулялся туда
после обеда и с изумлением обнаружил отсутствие там «нимф».
Сопровождавший его городской чиновник пояснил, что их выдворили на
городские задворки, ибо их столько здесь шлялось, что не было «никакой
возможности отличить порядочную женщину от шлюхи». «Быть может, вам с
полицией это и не под силу, — сухо ответил Тааффе, — но мы прекрасно
справлялись»). Венский юмор-это сочетание озорного сюрреализма
чехов, висельного остроумия и национального пессимизма венгров, а также
традиционной итальянской буффонады. Писатели и эстрадные артисты с
еврейскими корнями также внесли свою лепту в развитие местного юмора: он
стал терпким и приобрел свойства, помогающие испуганному, гонимому
человеку уходить от нападок. Уже давно остроумие служит
австрийцам защитным механизмом, мирящим их с сей горестной юдолью и
своим всё суживающимся местом в ней. Насмешка не только ставит на место
великих мира сего, она сквозит во взгляде среднестатистического
австрийца на самого себя, а взгляд этот во многом совпадает с его
Weltanschauung (взглядом на мир). «Австриец любит разглядывать свой пуп,
— замечает один современный политический деятель, — я имею в виду, что
он видит в себе весь мир». Австрийцам свойственно представлять
себя поглощенными собой эпизодическими актерами на огромных подмостках
жизни. Почти о том же самом говорится в знаменитом высказывании Нестроя:
«Успех ничего не решает», — или же в современном граффити, нацарапанном
внутри салона венского трамвая: «Знания преследуют меня, но я быстрее». И
все же у склонности австрийцев к самокритике есть горький привкус.
Когда сторонний наблюдатель начинает доискиваться, не скрывается ли за
этим подшучиванием над собой какая-нибудь неприглядная истина, то
выясняется, что австриец уже давно открыл ее для себя. «Я не жду ничего
хорошего от людей, в том числе и от себя, — как-то сказал Нестрой, — и я
редко обманываюсь».
|