Предостережение В
Австрии извели немало чернил и бумаги, пытаясь ответить на мучительный
вопрос: существует ли австрийская нация? И должна ли она вообще
существовать? Увеличивается ли она или уменьшается? Осталось ли у нее
всё в прошлом, или у нее есть будущее? Ипохондриков беспокоят их
болезни, а австрийцев — собственное место в мире. Среди
австрийцев бытуют два противоположных мировоззрения: они либо считают
себя наследниками великой империи, либо ограничивают свой кругозор
только делами своего прихода. «В других государствах, — пишет один
английский историк, — правящие династии являлись мимолетным эпизодом в
истории нации; в Габсбургской же империи народы стали досадной помехой в
истории династии». Республика Австрия появилась на карте мира только в
1918 году, после того как народы, входящие в состав Габсбургской
Австро-Венгерской империи, обрели независимость. Как довольно
бесцеремонно заметил бывший премьер-министр Франции Жорж Клемансо:
«L'Autri-che, c'est се qui reste», т. е. «В состав Австрии вошло то, что
осталось». Какими их видят другие Как-то
один немецкий историк не очень вежливо заметил, что баварцы — это
отсутствующее звено между австрийцами и человеком. Он, очевидно,
запамятовал, что австрийская нация сложилась на основе выходцев из
Баварии, т. е. в жилах австрийцев течет несколько капель крови
алеманнов[1]. Время не изменило отношения немцев к австрийцам.
Орды немцев каждый год вторгаются в пределы этой альпийской страны,
чтобы покататься на лыжах, совершить длительные прогулки по горам и
предаться любви. Даже Гельмут Коль, бывший канцлер Германии, проводит
летний отпуск на прекрасных берегах австрийских озер, безуспешно пытаясь
избавиться от избыточного веса. В результате за Австрией, к сожалению,
закрепилась репутация страны, куда можно, если у вас есть желание,
поехать развеяться, а за ее жителями — репутация не очень-то серьезных
людей. Немцы полагают, что австрийцы склонны к Schlamperei
(«неаккуратности и беспорядку»), каковое качество местные жители,
по-видимому, не считают недостатком. (Эта черта, как пишет один более
терпимый к ним англичанин, скорее «своего рода лень, добродушие,
стремительно перерастающие в расхлябанность. Она присуща как верхам, так
и низам общества, и в результате первые проигрывают сражения, а вторые
забывают о данном им поручении».) Убеждение немцев в
несостоятельности австрийцев, вне всякого сомнения, уходит своими
корнями в глубь истории, ибо габсбургские армии терпели от пруссаков
поражения с завидной регулярностью. Величайшей катастрофой стал
Кениггрец (Садова, Чехия, 1866 г.). Тогда австрийские солдаты, одетые в
пышные белые мундиры, стали прекрасной мишенью для неприятельских пушек,
а австрийские генералы всё никак не могли взять в толк, почему
противник не желает принять предложенный ими план сражения, который они
столь кропотливо разрабатывали в тиши венских кабинетов. После поражения
один военачальник жалобно заметил: «А как всё здорово получалось на
Шмельце[2]». Немцы не перестают поражаться тому, с каким удовольствием
сами австрийцы рассказывают эту историю. Подтрунивание над собственными
военными поражениями, по мнению германцев, ведет к еще большим неудачам. Также
в австрийцах немцев раздражает их вошедшая в легенду (и, по большей
части, выдуманная) скаредность, т. е. другими словами, их нервирует
наличие еще одного народа, столь же не любящего бросать деньги на ветер,
как и они сами. Рассказывают следующий анекдотичный случай. Мюнхенец
подвозит венца домой. Последний даже не предлагает заплатить за бензин.
Более того, он требует, чтобы сначала его отвезли на городскую окраину,
поскольку у него там какое-то дело. Когда они прибывают на место, венец,
вынув из багажника двенадцать пустых бутылок, сдает их в пункт приема
стеклотары. В какой-то венской газете он прочел, что здесь за одну
посудину платят на пять центов больше, чем во всей остальной Вене.
Увидев, какое выражение приняло лицо его немецкого приятеля, он поспешно
предлагает заплатить за бензин. В результате, чтобы сэкономить 60
центов, он тратит 36 евро. Венгры научились любить своих
соседей-австрийцев, особенно хозяев компьютерных развалов и салонов
подержанных автомобилей. Будапештцы живут в постоянном ожидании или, по
крайней мере, в надежде на то, что к ним из Австрии хлынет поток
инвестиций, а в приграничных венгерских деревнях установлены рекламные
щиты на немецком языке, приглашающие посетить парикмахера, зубного врача
и представителей иных, еще более загадочных, профессий. Связи
между Австрией и Венгрией, несмотря на разницу в экономическом
положении, никогда не прерывались. И то, что у этих двух народов много
общего, — залог прочности этих связей. Австрийка, вышедшая замуж за
венгра и живущая с его слегка истеричными, но всё же вменяемыми
родичами, чувствует себя среди них как у себя дома и даже лучше, а венгр
жалуется, что родственники по линии жены готовят чересчур много
тяжелых, калорийных блюд и что они, ну совсем как его мама, все время
пичкают его разной снедью и следят за тем, чтобы он съел все до
последнего кусочка. Австрийцы и венгры не говорят на одном языке,
и поэтому они не ломают копья (как, скажем, австрийцы и немцы,
англичане и американцы) из-за того, чей вариант произношения или
написания слова правильней. Венгр учит немецкий язык, который позволяет
ему зарабатывать больше денег и быстрее продвигаться по служебной
лестнице, и чарует собеседников-австрийцев своими сочными гласными
звуками и странными венгерскими идиомами. Меж тем его австрийские
родственники не настолько глупы, чтобы браться за изучение венгерского
языка, который, как известно, выучить невозможно, и потому он может в их
присутствии беспрепятственно обсуждать любые темные делишки со своими
плутоватыми приятелями-венграми. Какими они видят других Австрийцы
испытывают к немцам двойственное чувство, не зная, кем их считать — то
ли своими спасителями, то ли завоевателями. Уже невозможно не замечать
того факта, что мало-помалу экономика Австрии переходит в руки немецких
предпринимателей. (50% известных крупных изданий принадлежат немцам, и
почти все австрийские авторы, желающие добиться значительного
читательского успеха, спешат обратиться к немецкому издателю.) Зачастую
немцы достойны всяческого уважения, ибо они помогают австрийцам выйти из
трудных ситуаций. Так, например, зачастую профессорские места
предлагают немецким ученым, поскольку местным кандидатам в результате их
участия в политических делах доступ к подобным должностям заказан. Вот
один показательный случай: поиск нового кандидата на место заведующего
кафедрой современной истории в Венском университете сопровождался
резкими взаимными обвинениями, и единственным возможным в данном случае
выходом являлось приглашение историка из Германии. Но, к замешательству
всех заинтересованных сторон, тот, кого удостоили такой чести, отказался
от предложения, сославшись на скудное жалованье. Разочарование
австрийцев усугубилось еще и тем обстоятельством, что они, в принципе,
готовы признать за немецкими учеными по сравнению со своими
соотечественниками пальму первенства, но при этом видят в mixPiefkes
(обидное прозвище, которым награждают лишенного чувства юмора,
надменного пруссака с милитаристским складом мысли). По соседству
с австрийцами проживают итальянцы, славяне, венгры и швейцарцы. С
итальянцами австрийцы, пожалуй, сумели бы поладить, не отхвати те у них
Южный Тироль в результате подлой сделки, заключенной союзниками в период
Второй мировой войны. Однако и на это можно закрыть глаза, поскольку
Италия является для Австрии традиционным поставщиком композиторов,
архитекторов, актеров и мороженого — всё вышеперечисленное пользуется
здесь огромной популярностью. Также оттуда приезжают автобусы, битком
набитые туристами. Венские продавцы (а все они учат языки, которые могут
пригодиться) ненавязчиво помогают итальянским дамам в выборе самых
дорогих в магазине товаров. А жители Северного и Восточного
Тироля, наоборот, едут в Италию, ведь в Южном Тироле, оказывается,
лекарства чуть ли не на 40% дешевле. Однако для лечения или
протезирования зубов разумнее всего отправиться в Венгрию. Там дамы и
господа в белых халатах, отличающиеся неподражаемым умением найти подход
к любому больному, не только готовы, но и жаждут отточить свой немецкий
и другие свои навыки на экономных австрийцах. Отношения со
славянами складываются у австрийцев сложнее. Чехи справедливо обиделись,
когда император Франц Иосиф, создавая Австро-Венгерскую империю,
заключил в 1867 году соглашение с одними венграми. Они не в силах
понять, почему их обошли стороной. (Вывод: не стоит задирать славян, во
что это может вылиться — одному богу известно.) Другие их
соседи-славяне — это словенцы и словаки. Последние (те, для кого все
славяне на одно лицо, часто путают их с чехами), несомненно, заслуживают
упоминания. Впрочем, только этим им и приходится довольствоваться. Отношение
австрийцев к швейцарцам — это сложная смесь восхищения, зависти и
презрения. Конечно, многие народы испытывают к швейцарцам подобные
чувства, однако австрийцам особенно трудно скрыть свое недовольство
соседями, которые умудряются избегать участия в военных конфликтах и всё
богатеют да богатеют — они даже богаче, чем сами австрийцы. Швейцарцам
известно о плохо скрываемом недоброжелательстве со стороны австрийцев, и
потому потомки Вильгельма Телля стараются вести себя как можно
тактичнее. Хоть не в их силах уменьшить у себя количество заснеженных
гор, переманивающих на свои склоны лыжников от соседей, они, отдавая
должное австрийцам, догадались назвать процветающую сеть ресторанов
«Wienerwald»[3]. Поглощая австрийские предприятия (а такое время от
времени случается), швейцарцы отечески щадят чувства аборигенов и
стремятся представить себя в образе ответственных партнеров, великодушно
делящихся опытом с австрийскими коллегами. И все же чувство
зависти и злобы никуда не девается. Вот вам в подтверждение следующий
случай. Как-то в бедные новостями выходные на страницы австрийских газет
попало сообщение о том, что в цюрихской общественной бане обвалилась
крыша и, к сожалению, не обошлось без жертв. Элегантная дама,
прочитавшая об этой трагедии в венском кафе, пробормотала (да так, что
было слышно за соседними столиками): «Наконец-то и швейцарцам досталось
на орехи». Какими они видят себя Австрия
разделена на девять Lander (федеральных земель), и все они клянутся в
преданности идее незыблемости австрийского государства — особенно когда
речь заходит о получении своего куска пирога из федерального бюджета. С
другой стороны, они демонстративно называют себя не австрийцами, а
каринтийцами, бургенландцами или штирийцами (например, когда их просят в
рамках общегосударственной программы приютить у себя беженцев). Да,
когда-то жители Зальцбурга страстно желали, чтобы их город вошел в
состав Германии, а Форарльберг стремился попасть в состав Швейцарии.
Однако теперь все успокоились, согласились остаться австрийцами и не
искать чего-то другого. «Название "Австрия", — как писал в 1841
году безвестный памфлетист, — взято из головы». Более того, по
утверждению историка Романа Зандгрубера, этимология этого слова неясна,
т. к. немецкий корень «austr» означает «Восток», а латинское «cluster» -
«Юг». Австрийцы не хотят, чтобы их страну относили к восточным
территориям (довольно уже того, что чехи исподтишка построили Прагу к
западу от Вены). Еще меньше они желают, чтобы Австрию считали частью
Южной либо Юго-Восточной Европы (слишком близко к ужасным Балканам; нет
уж, спасибо). Любой истинный австриец скажет вам, что Австрия
является частью Центральной Европы. Да, он считает себя жителем того
образования, что некогда было духовным и политическим центром Европы. К
сожалению, никто не знает, где эта самая «Центральная Европа» находится
сейчас или находилась прежде. (Подлинный, географический, центр Европы,
по уверениям ученых, расположен под Минском. Правда, подобные заявления
не вызывают раздражения разве что у белорусов.) Определение места
своего государства на карте мира стало для австрийцев навязчивой идеей,
поскольку, как поясняет Зандгрубер, исторически «мощь Австрии зиждилась
главным образом на представлении, что она является серединой, центром,
чем-то средним, выказывающим полную самолюбования любовь к политике
умеренности и сглаживанию острых углов». Сложности с определением
географического положения Австрии кажутся пустяками по сравнению с
психологическими проблемами рядовых австрийцев. Протестант из Тироля
может жить бок о бок с ревностным католиком из Нижней Австрии, а у
второго поколения венцев славянского происхождения не может быть ничего
общего с каринтийцем, предки которого вышли из Германии и который
по-прежнему грезит о «Великой Германии». В 1991 году в толще
тирольского ледника были обнаружены останки человека эпохи неолита (его
прозвали Отци). Итальянцы тут же заявили, что это «их парень».
Специальная комиссия ученых установила, что Отци покоился на австрийской
территории в метре-двух от границы. Тогда один телевизионный репортер с
сарказмом осведомился, почему они не «заглянули к нему в паспорт».
Мораль этой истории такова: даже с этим существом, тысячи лет
пролежавшим во льду, и то непонятно, кто он такой, что же тогда говорить
об остальных австрийцах?…
|