Домашняя идиллия Домашняя
жизнь превращается для австрийцев в непрерывный поиск Gemutlichkeit, или
уюта, что подразумевает под собой собирание вещей — от эстетичных и
приятных глазу до умопомрачительного китча. Зачастую царящий в доме
беспорядок скрыт таинственным полумраком, столь успокоительно
действующим на хозяев и ценимым ими, но мешающим гостю определить
местонахождение хозяина и разглядеть, что лежит у него на тарелке.
Впрочем, такая обстановка характерна только для старомодных буржуазных
домов, жители же современных апартаментов обычно, ударяясь в другую
крайность, коротают свои дни в каком-то нервном веселье, дополненном
пастельными тонами убранства и сосновой мебелью из «ИКЕА». Среднестатистическая
австрийская хозяйка с доходящим до одержимости увлечением хлопочет по
дому. Пришедшим гостям, чтобы они не испачкали пропылесосенные ковры,
сразу выдают тапочки. Пыли, что удивительно, тут не найдешь и в помине, а
ванна и туалет блестят, как в рекламе моющих средств. Дети могут
позволить себе устроить небольшой беспорядок, и то лишь у себя в
комнате, но в остальных случаях все должно подчиняться строгому правилу:
у кастрюль, сковородок, стаканов, инструментов, книг и т. д. есть
прямое назначение (при этом всякая вещь должна находиться на своем
месте), зачастую препятствующее осуществлению второстепенной задачи. В
идеале безупречная гармония достигается соединением Ordnung (порядка) с
Gemutlichkeit (уютом). В таком мире никто не роняет на ковер пепел, а
бумага в туалете никогда не кончается. Г-н Австриец и г-жа Австрийка,
устроившись у себя в неизменно чистом гнездышке, счастливо коротают свой
век, занимаясь любовью и воспитанием собственных отпрысков в оставшиеся
после уборки часы. Дети Отношение
австрийцев к детям, как и ко многому другому, противоречиво. Если верить
австрийскому психиатру Эрвину Рингелю, многих детей травмируют
строгость, ханжество в вопросах отношений между полами и другие грехи
родителей. Тем, кто сам жил под одной крышей с
супругами-австрийцами и их требовательным отпрыском, будет трудно
поверить этому заявлению, ибо авторитаризм в австрийской семье в
последнее время уступил место либерализму. Австрийские родители, покупая
игрушки, ежегодно тратят на одного ребенка больше денег, чем любые
другие родители-европейцы. И поскольку пока еще никому не приходило в
голову, что эти игрушки часто радуют родителей больше, чем детей,
получается, что в выигрыше остаются дети. Старшие члены семьи Пожилые
австрийцы, сердито взирающие в салоне трамвая или автобуса на буйных
подростков, с неподдельным (даже перехлестывающим через край)
восхищением смотрят на малышей. (Это сказано только для того, чтобы
привлечь ваше внимание к следующему обстоятельству: старшее поколение
отдает предпочтение unmiindig перед miindig, т. е. тем, кто не может за
себя постоять, перед теми, кто может.) То ли это плата за счастливое,
усыпанное игрушками детство, то ли результат воспитания, только
австрийцы, как правило, хорошо заботятся о своих стариках и не столь
охотно, как в странах с англосаксонской культурой, сплавляют их в дома
престарелых. Однако присутствие в доме бабушки Besserwisser
(всезнайки), охотно и пространно разглагольствующей о правильном и
неправильном подходах к воспитанию ребенка, неизбежно приводит к трениям
между членами семьи. Поскольку австрийские мужчины не осмеливаются
открыто возражать матери, то их женам обычно приходится вести борьбу в
одиночку. Нравственные табу предписывают австрийцам не давать
волю своему гневу, когда дело касается пожилых людей, однако это правило
не распространяется на надоевших всем общественных деятелей. В их адрес
можно услышать такие, например, ругательства, как «alter Trottel»
(старый идиот) или же живописное «Grufti» (тот, кто сбежал из могилы). Животные Если
в вашем доме нет бабушки, то вам ее заменит кошка или собака. В венских
домах развелось столько собак, что ежегодно они оставляют на городских
улицах 15 тонн фекалий. Для разрешения возникшей у них проблемы с
уборкой венские власти заключили договор с одной парижской фирмой, и в
результате на улицах города появился ударный моторизованный отряд
уборщиков в оранжевой униформе. Поначалу мэр лично сопровождал их, когда
они, носясь по всей Вене, собирали собачьи экскременты. Однако вскоре
стало ясно, что венцы не потерпят, чтобы сорвиголовы в оранжевом
терроризировали их на тротуаре. Подлинно демократическое решение в
отношении собачьих фекалий не найдено до сих пор. Особое место в
сердце австрийцев занимают лошади. Не многие могут позволить себе
содержать этих благородных животных, придающих еще больше достоинства
человеку, особенно императорам и военачальникам. Самые знаменитые
австрийские лошади — это, разумеется, липпицаны. Они, словно балетные
танцовщики, выписывают пируэты во время объездки в венском манеже. Эти
прекрасные белоснежные животные принадлежат государству и пользуются
всеми благами, полагающимися в Австрии государственному служащему, т. е.
большим отпуском и — на старости — хорошей пенсией. (Однако волна
приватизации уже бьется о двери конюшен липпицанов, так что скоро их,
возможно, лишат этих привилегий.) Разведение липпицанов и продажа
их за границу — один из важных источников пополнения государственной
казны. По своему значению эти лошади сопоставимы разве что с оркестром
Венской филармонии и Венским хором мальчиков. Липпицаны, прославив свое
имя и получив стабильную работу, осуществили заветную мечту любого
человека. Неудивительно, что один из мэров Вены похвалялся, будто многие
австрийские дети «мечтают попасть в Венский хор мальчиков, а затем
вырасти жеребцом-липпицаном». Очередь Европейцы
отличаются от жителей Балкан тем, что одни умеют стоять в очереди, а
другие нет. То, что Балканы находятся у порога Австрии, можно понять по
манере австрийцев стоять в очереди (они почти владеют этим искусством!). Среднестатистический
австриец вполне способен стоять в очереди, демонстрируя таким образом,
что он настоящий европеец. Однако он непременно проберется немного
вперед, чтобы пристроиться сбоку от того, кто стоит впереди него. Он,
кажется, готов терпеливо ждать своей очереди, однако при этом так и
норовит взбаламутить воду. Впрочем, его поведение безобидно, разве что
чуть выведет из себя стоящего впереди. Но в банках такой способ стояния в
очереди недопустим. Здешние работники обязательно нарисуют желтой
краской в паре метров от окошка кассы два отпечатка ног и вывесят
объявление, гласящее, что ради сохранения тайны клиента никто не должен
заходить за отпечатки, пока не наступит его очередь. Поскольку все
австрийцы каждую минуту готовы со всей страстью защищать свою частную
жизнь от посягательств других лиц, то это объявление усмирит даже того,
кого хлебом не корми, только дай потолкаться в очереди. Вождение автомобиля В
чем австрийцы похожи на своих балканских соседей, так это в поведении
за рулем автомобиля. Необузданную агрессию, хлещущую из
среднестатистического австрийца, можно, конечно, в какой-то мере
объяснить удручающим состоянием дорог, но на самом деле у него просто
такой нрав. Если вы будете ехать без превышения скорости, то вскоре у
вас на хвосте повиснет, мигая фарами, какой-нибудь побагровевший от
ярости и жаждущий вашей крови водитель «Опеля». Если вы, подав сигнал,
попытаетесь пересечь кольцевую дорогу, то наверняка неожиданно
вынырнувший сзади «Мерседес» перегородит вам путь. Основными
приемами австрийских водителей являются: вклинивание между машинами с
перекладыванием вины за нарушение правил на свою жертву, которая якобы
встала не в тот ряд; гудение, едва только зажжется зеленый свет; мигание
всеми без исключения фарами. Господин, который только что
изысканно попрощался с вами, может сесть в автомобиль и через несколько
минут, не узнав вас за рулем выехавшей из темного переулка машины и
обильно сыпля руганью, направить свое транспортное средство прямо на
вас. Стоит австрийскому мужчине очутиться за баранкой автомобиля,
и он превращается в чудовище. Невозмутимый предприниматель, кроткий и
вежливый горожанин, даже лебезящий официант — в каждом из них вдруг
просыпаются инстинкты пещерного человека, да не простого, а пещерного
человека «при тачке». Шоссе — это то месте, где австриец может выпустить
пар и продемонстрировать всему миру, что в его душе, как бы его ни
унижали и ни третировали на работе, ни шпыняли дома, остается уголок,
где он всегда будет Арнольдом Шварценеггером.
|