Ведущий тезис Рильке: бытие не ограничивается жизням, его непременным составной частью есть также смерть, причем даже не собственно смерть (она же так как - лишь переход), а «бытие в смерти». С учетом такого видения мира естественными кажутся, во-первых, элегическая тональность поэтического цикла (без обзора на жанровую природу; жанр в этом случае лучше выступает не литературоведческой, а мировоззренческой категорией); во-вторых, константный характер мотива перехода, преобразование. Беда человека и его вина состоят в том, что он не только не живет своей жизнью, а и умирает не своей смертью, уступая с этой точки зрения и перед животными, и перед деревьями. Мы живем в «калькулированном», «истолкованном» мире, с фиксированными датами начала и конца, с фиксированными именами - в этом наша беда. Мысль о смерти блокирует человеку выход в «открытое», мешает ей понять, что эта граница не является непроницаемой.

Вместе с тем ангелы, идеальные существа, которые олицетворяют верховность абсолюта (существует множество точек зрения на природу этих персонажей: космическая реальность; демонстрация человеку неосуществимости его желаний; идея творческого божественного созерцания; образ трансценденции; образ чистого бытия: абсолютный поэт), такой дифференциации не признают. Мертвые иногда наведываются на наши территории, хотя им это вообще не нужно, ведь ни одной новой информации мы им сообщить не можем. Тем не менее, их присутствие является необходимым для нас. поскольку оно расширяет наше пространство, а затем - и сознание. Кричащей ошибкой живых являются старания воскресить мертвых, возвратить их к жизни. Мысль эта, без сомнения, имеет антихристианский характер, но Рильке считал, что христианство наносит людям ущерб тем, что принижает смерть («одолевая» ее) и дискредитирует страдание, несмотря на то, что они оказывают содействие преобразованию, перевоплощению, а потому стоят на страже одобрительной оценки. Наверное, любимейший герой Рильке - Орфей - сходит в Аид за своей любимой Эвридикой, которую ему, однако, не суждено вывести из мира теней. И не только потому, что он, несмотря на запрет, осмотрелся сзади себя, а еще и поэтому (снова «деконструкция»!), что настаивает на владении, хотя задачей поэта является прославление земли, содействуя ее преобразованию, а не возвращение к жизни покойных:

 В элегиях Рильке «влюбленные» находятся ближе к «открытому», чем «обычные люди», тем не менее, и они испытывают поражения, так как, настаивая на владении, заступают один другому свет.

Пафос «Дуэнезских элегий»  основывается на убеждении: человек, которого Рильке мыслит исключительно в ипостаси творца, должен «вознести» землю (именно поэтому в цикле такую важную роль сыграют образы башен, пилонов - вообще конструкций, которые выполняют функции перехода, соединения или поддержки), приблизить ее к «ангелу», продемонстрировав ему свои возможности. Мир «земной» - и здесь элегическая стихия по обыкновению изменяется сатирическим составляющим - Рильке изображает как крайность, где властвуют суета и напрасные усилия: максимумом потенций этого мира является доказанное к виртуозности лицедейство. Человек, находясь в не экстатическом состоянии, уподоблен «созданию»-марионетке, несостоятелен генерировать ни одной информации, затем ангел, который был намерен играться с ней, играется - «вне нее» - с «куклой», т.е. неограниченное сознание лучше будет иметь дело с полнейшим отсутствием сознания, чем с каким-то ее полуфабрикатом.

Жизнь - это беспрерывное «пропускание», процесс жизни происходит под знаком «прощание».