Повесть (1846)
Трое разговаривают о театре: «славянин», остриженный
в кружок, «европеец», «вовсе не стриженный», и стоящий вне партий
молодой человек, остриженный под гребенку (как Герцен), который и
предлагает тему для обсуждения: почему в России нет хороших актрис. Что
актрис хороших нет, согласны все, но каждый объясняет это согласно своей
доктрине: славянин говорит о патриархальной скромности русской женщины,
европеец — об эмоциональной неразвитости русских, а для остриженного
под гребенку причины неясны. После того как все успели высказаться,
появляется новый персонаж — человек искусства и опровергает
теоретические выкладки примером: он видел великую русскую актрису,
причем, что удивляет всех, не в Москве или Петербурге, а в маленьком
губернском городе. Следует рассказ артиста (его прототип — М. С. Щепкин,
которому и посвящена повесть).
Когда-то в молодости (в начале XIX в.) он приехал в
город N, надеясь поступить в театр богатого князя Скалинского.
Рассказывая о первом спектакле, увиденном в театре Скалинского, артист
почти вторит «европейцу», хотя и смещает акценты существенным образом:
«Было что-то натянутое, неестественное в том, как дворовые люди
<…> представляли лордов и принцесс». Героиня появляется на сцене
во втором спектакле — во французской мелодраме «Сорока-воровка» она
играет служанку Анету, несправедливо обвиненную в воровстве, и здесь в
игре крепостной актрисы рассказчик видит «ту непонятную гордость,
которая развивается на краю унижения». Развратный судья предлагает ей
«потерей чести купить свободу». Исполнение, «глубокая ирония лица»
героини особенно поражают наблюдателя; он замечает также необычное
волнение князя. У пьесы счастливый конец — открывается, что девушка
невинна, а воровка — сорока, но актриса в финале играет существо,
смертельно измученное.
Зрители не вызывают актрису и возмущают потрясенного
и почти влюбленного рассказчика пошлыми замечаниями. За кулисами, куда
он бросился сказать ей о своем восхищении, ему объясняют, что ее можно
видеть только с разрешения князя. На следующее утро рассказчик
отправляется за разрешением и в конторе князя встречает, между прочим,
артиста, третьего дня игравшего лорда, чуть ли не в смирительной
рубашке. Князь любезен с рассказчиком, потому что хочет заполучить его в
свою труппу, и объясняет строгость порядков в театре излишней
заносчивостью артистов, привыкших на сцене к роли вельмож.
«Анета» встречает товарища по искусству как родного
человека и исповедуется перед ним. Рассказчику она кажется «статуей
изящного страдания», он почти любуется тем, как она «изящно гибнет».
Помещик, которому она принадлежала от рождения,
увидев в ней способности, предоставил все возможности развивать их и
обращался как со свободною; он умер скоропостижно, а заранее выписать
отпускные для своих артистов не позаботился; их продали с публичного
торга князю.
Князь начал домогаться героини, она уклонялась;
наконец произошло объяснение (героиня перед тем читала вслух «Коварство и
любовь» Шиллера), и оскорбленный князь сказал: «Ты моя крепостная
девка, а не актриса». Эти слова так на нее подействовали, что вскоре она
была уже в чахотке.
Князь, не прибегая к грубому насилию, мелочно
досаждал героине: отнимал лучшие роли и т. п. За два месяца до встречи с
рассказчиком ее не пустили со двора в лавки и оскорбили, предположив,
что она торопится к любовникам. Оскорбление было намеренное: поведение
ее было безупречно. «Так это для сбережения нашей чести вы запираете
нас? Ну, князь, вот вам моя рука, мое честное слово, что ближе году я
докажу вам, что меры, вами избранные, недостаточны!»
В этом романе героини, по всей вероятности, первом и
последнем, не было любви, а только отчаяние; она ничего почти о нем не
рассказала. Она сделалась беременна, больше всего ее мучило то, что
ребенок родится крепостным; она надеется только на скорую смерть свою и
ребенка по милости Божией.
Рассказчик уходит в слезах, и, нашедши дома
предложение князя поступить к нему в труппу на выгодных условиях,
уезжает из города, оставив приглашение без ответа. После он узнает, что
«Анета» умерла через два месяца после родов.
Взволнованные слушатели молчат; автор сравнивает их с
«прекрасной надгробной группой» героине. «Все так, — сказал, вставая,
славянин, — но зачем она не обвенчалась тайно?..»
Г. В. Зыкова | 
