Поэма (1863–1864)
В крестьянской избе страшное горе: умер хозяин и
кормилец Прокл Севастьяныч. Мать привозит гроб для сына, отец едет на
кладбище, чтобы выдолбить могилу в промерзлой земле. Вдова крестьянина,
Дарья, шьет саван покойному мужу.
У судьбы есть три тяжкие доли: повенчаться с рабом,
быть матерью сына раба и до гроба покоряться рабу; все они легли на
плечи русской крестьянки. Но несмотря на страдания, «есть женщины в
русских селеньях», к которым словно не липнет грязь убогой обстановки.
Красавицы эти цветут миру на диво, терпеливо и ровно вынося и голод, и
холод, оставаясь красивыми во всякой одежде и ловкими ко всякой работе.
Они не любят безделья по будням, зато в праздники, когда улыбка веселья
сгоняет трудовую печать с их лиц, такого сердечного смеха, как у них, не
купишь за деньги. Русская женщина «коня на скаку остановит, в горящую
избу войдет!». В ней чувствуется и внутренняя сила, и строгая дельность.
Она уверена, что все спасенье состоит в труде, и поэтому ей не жалок
убогий нищий, гуляющий без работы. За труд ей воздается сполна:
семейство ее не знает нужды, дети здоровы и сыты, есть лишний кусок к
празднику, хата всегда тепла.
Такой женщиной была и Дарья, вдова Прокла. Но теперь
горе иссушило ее, и, как ни старается она сдержать слезы, они невольно
падают на ее быстрые руки, сшивающие саван.
Сведя к соседям зазябнувших внуков, Машу и Гришу,
мать и отец обряжают покойного сына. При этом печальном деле не
говорится лишних слов, не выдается наружу слез — как будто суровая
красота усопшего, лежащего с горящей свечой в головах, не позволяет
плакать. И только потом, когда последний обряд совершен, наступает время
для причитаний.
Суровым зимним утром савраска везет хозяина в
последний путь. Конь много служил хозяину: и во время крестьянских
работ, и зимой, отправляясь с Проклом в извоз. Занимаясь извозом,
торопясь в срок доставить товар, и простудился Прокл. Как ни лечили
кормильца домашние: окатывали водой с девяти веретен, водили в баню,
продевали три раза сквозь потный хомут, спускали в прорубь, клали под
куриный насест, молились за него чудотворной иконе — Прокл уже не
поднялся.
Соседи, как водится, плачут во время похорон, жалеют
семью, щедро хвалят покойника, а после с Богом идут по домам.
Воротившись с похорон, Дарья хочет пожалеть и приласкать осиротевших
ребятишек, но времени на ласки у нее нет. Она видит, что дома не
осталось ни полена дровишек, и, снова отведя детей к соседке,
отправляется в лес все на том же савраске.
По дороге через блестящую от снега равнину в глазах
Дарьи показываются слезы — должно быть, от солнца… И только когда она
въезжает в могильный покой леса, из груди ее вырывается «глухой,
сокрушительный вой». Лес равнодушно внимает вдовьим стонам, навеки
скрывая их в своей нелюдимой глуши. Не отерев слез, Дарья начинает
рубить дрова «и, полная мыслью о муже, зовет его, с ним говорит…».
Она вспоминает свой сон перед Стасовым днем. Во сне
обступила ее несметная рать, которая вдруг обернулась ржаными колосьями;
Дарья взывала к мужу о помощи, но он не вышел, оставил ее одну жать
переспевшую рожь. Дарья понимает, что сон ее был вещим, и просит у мужа
помощи в том непосильном труде, который ее теперь ожидает. Она
представляет зимние ноченьки без милого, бесконечные полотна, которые
станет ткать к женитьбе сына. С мыслями о сыне приходит страх за то, что
Гришу беззаконно отдадут в рекруты, потому что некому будет за него
заступиться.
Сложив дрова на дровни, Дарья собирается домой. Но
потом, машинально взяв топор и тихо, прерывисто воя, подходит к сосне и
застывает под нею «без думы, без стона, без слез». И тут к ней
подбирается Мороз-воевода, обходящий свои владенья. Он машет над Дарьей
ледяной булавой, манит ее в свое царство, обещает приголубить и согреть…
Дарья покрывается сверкающим инеем, а снится ей
недавнее жаркое лето. Ей видится, что она копает картофель на полосах у
реки. С нею дети, любимый мрк, под сердцем у нее бьется ребенок, который
должен появиться на свет к весне. Заслонившись от солнца, Дарья
смотрит, как все дальше уезжает воз, в котором сидят Прокл, Маша, Гриша…
Во сне она слышит звуки чудесной песни, и последние
следы муки сходят с ее лица. Песня утоляет ее сердце, «в ней дольнего
счастья предел». Забвенье в глубоком и сладком покое приходит к вдове со
смертью, ее душа умирает для скорби и страсти.
Белка роняет на нее ком снега, а Дарья стынет «в своем заколдованном сне…».
Т. А. Сотникова | 
