Роман в четырех книгах (1867)
Дождливым ноябрьским вечером 186* г. в Петербурге
Марья Михайловна — двадцатитрехлетняя богатая вдова гвардейского
адъютанта — начинает вести интимный дневник, чтобы разобраться в
причинах своего постоянно дурного настроения. Выясняется, что мужа она
никогда не любила, что с сыном, трехлетним «кислым» Во-лодькой, ей
скучно, а столичный свет не предоставляет никаких развлечений, кроме
выездов в Михайловский театр на спектакли с канканами. Хандры не
развеивает ни письмо, полученное Марьей Михайловной из Парижа от
двоюродного брата Степы Лабазина, ставшего за время их разлуки
«философом» и «физикусом», ни ее визит к замужней светской приятельнице
Софи. Застав Софи с любовником, рассказчица делает ей строгий выговор,
хотя и догадывается сама, что скорее завидует чужому, пусть прошлому, но
все-таки счастью.
Определенную новизну в жизнь Марьи Михайловны
вносит, правда, знакомство с «умничающей» Плавиковой, в чьем салоне по
четвергам собираются разные «сочинители», и в их числе сорокалетний
(т. е. сильно немолодой уже) романист Домбрович. Поддавшись праздному
любопытству, рассказчица тоже начинает читать европейские журналы,
пытается поддерживать разговоры о философии Б. Спинозы и вообще об
«умном», но жгучий интерес у нее вызывает только образ жизни
содержанок-француженок, к которым, напрочь забывая о светских дамах, так
тянутся мужчины. Для того чтобы познакомиться с Clemence, самой
блистательной из этих куртизанок, она ездит по рождественским
маскарадам, всюду встречая Домбровича. Даже Clemence, когда их
знакомство наконец состоялось, говорит по преимуществу о Домбровиче,
подчеркивая, что он намного выше всех светских франтов. Домбрович, с
которым рассказчица видится все чаще, действительно не обманывает
ожиданий: он обаятелен, тактичен, остроумен, способен часами
увлекательно рассуждать и о писателях, и о людях света, и о самом себе.
«Поговоривши с ним, как-то успокаиваешься и миришься с жизнью», —
заносит рассказчица в дневник, замечая, что о многом она начинает судить
так же, как ее новый знакомый. Дневник заполняют размышления о женщинах
— «синих чулках» и «нигилистках», рассказы о спиритических сеансах,
светские сплетни, но с каждой новой записью центральным героем все более
и более становится Домбрович. Он вспоминает о своих встречах с
Лермонтовым, сурово оценивает Тургенева и других современных
беллетристов, доказывает, сколь вредны умным женщинам узы брака, и
исподволь учит Марью Михайловну искусству «срывать цветы удовольствия»
так, чтобы «овцы были целы и волки сыты».
Спустя два месяца после знакомства происходит
неизбежное: оказавшись впервые в квартире Домбровича и позволив себе
шампанского за завтраком, рассказчица отдается своему учителю. Сначала
она, разумеется, чувствует себя обесчещенной и едва ли не
изнасилованной: «И это делается среди белого дня… Тонкий, цивилизованный
человек поступает с вами, как с падшею женщиною», — но довольно быстро
успокаивается, поскольку «ничего уже воротить нельзя», а еще через
несколько дней записывает в дневнике: «Что тут жеманничать? Скажем
сразу: я не могу без него! Так должно было случиться!» Не раскрывая
своей тайны, Марья Михайловна и Домбрович почти каждовечерне видятся в
светском обществе, причем, следуя толковым советам своего наставника,
наша рассказчица пользуется отныне и у «молокососов», и у сановников
несравненно большим успехом, чем прежде. В ее жизни наконец-то появился
смысл, а неделя теперь так набита делами, что время летит точно с
экстренным поездом: заботы об эффектных нарядах, визиты, хлопоты по
патронированию сиротского приюта, театр. Но самое главное: дважды в
неделю встречаясь с любовником у себя дома, в остальные дни Марья
Михайловна, заявив прислуге, что ей нужно в Гостиный двор за покупками,
украдкой спешит в Толмазов переулок, где Домбрович специально для
интимных свиданий снимает комнатку с мебелью.
Обучение «по части клубнички», как выражается
Домбрович, идет полным ходом: опытный соблазнитель сначала знакомит свою
ученицу с романом Ш. де Лакло «Опасные связи», «Исповедью» Ж. Ж. Руссо,
другими скандальными книжками, а затем уговаривает ее принять участие в
тайных вечеринках, где пятеро распутных аристократок, слывущих в свете
жеманницами и самыми неприступными женщинами столицы, встречаются со
своими любовниками. Шампанское, соблазнительные туалеты, канкан,
сочинение акростихов на разные неприличные слова, застольные рассказы о
том, кто как и когда потерял невинность, — вот мир сладкого порока, в
который стала погружаться Марья Михайловна. И, наверное, погрузилась бы с
головой, если бы в один из вечеров, когда ужин столичных сатиров и
вакханок перешел в настоящую оргию, среди пирующих не появился вдруг
добродетельный Степа Лабазин. Оказывается, он только что вернулся из
заграничных странствий и, узнав от горничной Ариши, что Марья Михайловна
очутилась в пучине разврата, незамедлительно помчался ее спасать.
Пробужденной стыдливости и раскаянью нашей рассказчицы нет предела. В
присутствии Степы она раз и навсегда разрывает свои отношения с
Домбровичем — человеком, вне всякого сомнения, ярким, талантливым, но,
как и все люди сороковых годов, изолгавшимся, развращенным и до
крайности эгоистичным. Теперь Марье Михайловне, проведшей несколько дней
в беседах с резонером Степой, хочется обрести «цельное мировоззрение»
и, забыв о том, что существуют на свете мужчины, встать на стезю
подвижничества и заботы о ближних.
По совету Степы она знакомится с некоей Лизаве-той
Петровной, которая раздала бедным все свое состояние и посвятила себя
перевоспитанию падших девушек. Вместе с новой наставницей рассказчица
посещает больницы, ночлежки, солдатские и, напротив, шикарные
увеселительные дома, скандаля всюду с прито-носодержательницами и словом
любви пытаясь возродить проституток к новой, честной жизни. Глазам
Марьи Михайловны открываются и несчастные русские девушки, которых, как
ей кажется, на путь порока толкнула только ужасающая бедность, и целая
галерея француженок, немок, англичанок, приехавших в петербургские
бордели специально за тем, чтобы заработать себе приданое или деньги на
обеспеченную старость. С патриотическим желанием спасать именно
заблудших Матреш, Аннушек, Палаш рассказчица создает что-то вроде
исправительного дома, учит девушек грамоте и азам добродетели, но вскоре
убеждается, что ее подопечные либо вновь норовят пуститься в загул,
либо всякими правдами и неправдами вымогают у нее деньги.
Разочаровавшись в перспективах подвижничества и обстоятельно поговорив с
неизменным советником Степой, Марья Михайловна приходит к выводу, что
многие женщины промышляют собою вовсе не из-за нищеты, а ради
наслаждения, ради веселой жизни и что свою любовь ей лучше обратить не
на них, а на своего родного сына.
Планам уехать из Петербурга за границу мешает
неожиданная болезнь ребенка. Марья Михайловна, даже и не ожидавшая от
себя, что она так сильно полюбит своего «кислого» Володьку, решает
провести лето на даче под Ораниенбаумом, подальше от столичной «ярмарки
тщеславия». Степа поселяется с ними под одной кровлей, продолжая работу
по просвещению двоюродной сестрицы в духе позитивизма шестидесятых
годов. Марья Михайловна, признающаяся, что она была всегда равнодушна к
природе, к музыке и к стихам, под воздействием бесед со Степой
развивается и эмоционально, и интеллектуально. Читает она уже не
французские романы, а «Накануне» И. Тургенева, «Басни» Лафонтена,
«Гамлет» В. Шекспира, прочие умные книги. Но чуть-чуть все-таки страдает
от того, что вокруг нет никого, кто смог бы оценить ее как женщину.
Перемену в добропорядочную и пресноватую жизнь вносит знакомство с
Александром Петровичем Кротковым. Этот двадцатишестилетний ученый,
знакомец Степы по заграничной жизни, тоже поселился на лето у своей
кузины под Ораниенбаумом. Он презирает женщин, что поначалу задевает, а
затем раззадоривает нашу рассказчицу. Ее дневник заполняется пересказом
рассуждений Кроткова о науке, космополитизме, женской эмансипации и
других важных вещах. Марья Михайловна теряет обретенное с трудом
равновесие. Она вновь влюблена и бесится при одной только мысли: «Этот
человек ходит теперь по Петербургу, курит свои сигары, читает книжки и
столько же думает обо мне, как о китайском императоре». Впрочем,
Александр Петрович, кажется, вполне готов соединить свою судьбу с
судьбою рассказчицы, но…
Итогом будет брак скорее по расчету, в лучшем
случае, по сердечной склонности, а никак не по страсти, и эта
эмоциональная снисходительность избранника решительно не устраивает
Марью Михайловну. Она то мечтает о союзе равных, то сходит с ума от
страсти, и дневник превращается в череду горячечных признаний, обвинений
и самообвинений, мыслей о том, что вся жизнь рассказчицы «одно
блуждание, одна беспомощная и безысходная слабость духа», а во всех ее
«поступках, мыслях, словах, увлечениях одни только инстинкты». Жить
больше явно незачем. Поэтому, решив покончить с собою, Марья Михайловна
делает прощальные визиты, прощается со святой в ее самообмане Лизаветой
Петровной, объезжает напоследок все петербургские театры, в том числе и
Александринку, где шла «Гроза» А. Островского, и… В очередной раз
отвернувшись от кротковских признаний в любви, отказавшись выслушать все
привычные резоны Степы, Марья Михайловна целует спящего в кроватке сына
и заново перечитывает завещание, записанное под ее диктовку верным
Степой. Судьба Володьки вверена в этом завещании Александру Петровичу
Кроткову. Дневник должен быть передан сыну, «когда он в состоянии будет
понимать его. В нем он найдет объяснение и, быть может, добрый житейский
урок». А сама рассказчица принимает яд, уходя из жизни с улыбкой на
губах и шекспировским двустишием из «Гамлета»: «Как такой развязки не
жаждать? Умереть, уснуть».
С. И. Чупринин |