Повесть (1930)
«В день тридцатилетия личной жизни Вощеву дали
расчет с небольшого механического завода, где он добывал средства для
своего существования. В увольнительном документе ему написали, что он
устраняется с производства вследствие роста слабосильности в нем и
задумчивости среди общего темпа труда». Вощев идет в другой город. На
пустыре в теплой яме он устраивается на ночлег. В полночь его будит
человек, косящий на пустыре траву. Косарь говорит, что скоро здесь
начнется строительство, и отправляет Вощева в барак: «Ступай туда и спи
до утра, а утром ты выяснишься».
Вощев просыпается вместе с артелью мастеровых,
которые кормят его и объясняют, что сегодня начинается постройка единого
здания, куда войдет на поселение весь местный класс пролетариата.
Вощеву дают лопату, он сжимает ее руками, точно желая добыть истину из
земного праха. Инженер уже разметил котлован и говорит рабочим, что
биржа должна прислать еще пятьдесят человек, а пока надо начинать работы
ведущей бригадой. Вощев копает вместе со всеми, он «поглядел на людей и
решил кое-как жить, раз они терпят и живут: он вместе с ними произошел и
умрет в свое время неразлучно с людьми».
Землекопы постепенно обживаются и привыкают
работать. На котлован часто приезжает товарищ Пашкин, председатель
окрпрофсовета, который следит за темпом работ. «Темп тих, — говорит он
рабочим. — Зачем вы жалеете подымать производительность? Социализм
обойдется и без вас, а вы без него проживете зря и помрете».
Вечерами Вощев лежит с открытыми глазами и тоскует о
будущем, когда все станет общеизвестным и помещенным в скупое чувство
счастья. Наиболее сознательный рабочий Сафронов предлагает поставить в
бараке радио, чтоб слушать о достижениях и директивах, инвалид, безногий
Жачев, возражает: «Лучше девочку-сиротку привести за ручку, чем твое
радио».
Землекоп Чиклин находит в заброшенном здании
кафельного завода, где когда-то его поцеловала хозяйская дочь, умирающую
женщину с маленькой дочкой. Чиклин целует женщину и узнает по остатку
нежности в губах, что это та самая девушка, которая целовала его в
юности. Перед смертью мать говорит девочке, чтобы она никому не
признавалась, чья она дочь. Девочка спрашивает, отчего умирает ее мать:
оттого, что буржуйка, или от смерти? Чиклин забирает ее с собой.
Товарищ Пашкин устанавливает в бараке радиорупор, из
которого раздаются ежеминутные требования в виде лозунгов — о
необходимости сбора крапивы, обрезания хвостов и грив у лошадей.
Сафронов слушает и жалеет, что он не может говорить обратно в трубу,
чтобы там узнали о его чувстве активности. Вощеву и Жачеву становится
беспричинно стыдно от долгих речей по радио, и Жачев кричит: «Остановите
этот звук! Дайте мне ответить на него!» Наслушавшись радио, Сафронов
без сна смотрит на спящих людей и с горестью высказывается: «Эх ты,
масса, масса. Трудно организовать из тебя скелет коммунизма! И что тебе
надо? Стерве такой? Ты весь авангард, гадина, замучила!»
Девочка, пришедшая с Чиклиным, спрашивает у него про
черты меридианов на карте, и Чиклин отвечает, что это загородки от
буржуев. Вечером землекопы не включают радио, а, наевшись, садятся
смотреть на девочку и спрашивают ее, кто она такая. Девочка помнит, что
ей говорила мать, и рассказывает о том, что родителей не помнит и при
буржуях она не хотела рождаться, а как стал Ленин — и она стала.
Сафронов заключает: «И глубока наша советская власть, раз даже дети, не
помня матери, уже чуют товарища Ленина!»
На собрании рабочие решают направить в деревню
Сафронова и Козлова с целью организации колхозной жизни. В деревне их
убивают — и на помощь деревенским активистам приходят другие землекопы
во главе с Вощевым и Чиклиным. Пока на Организационном Дворе проходит
собрание организованных членов и неорганизованных единоличников, Чиклин и
Вощев сколачивают неподалеку плот. Активисты обозначают по списку
людей: бедняков для колхоза, кулаков — для раскулачивания. Чтобы вернее
выявить всех кулаков, Чиклин берет в помощь медведя, работающего в
кузнице молотобойцем. Медведь хорошо помнит дома, где он раньше
работал, — по этим домам и определяют кулаков, которых загоняют на плот и
отправляют по речному течению в море. Оставшиеся на Оргдворе бедняки
маршируют на месте под звуки радио, потом пляшут, приветствуя приход
колхозной жизни. Утром народ идет к кузне, где слышна работа
медведя-молотобойца. Члены колхоза сжигают весь уголь, чинят весь
мертвый инвентарь и с тоской, что кончился труд, садятся у плетня и
смотрят на деревню в недоумении о своей дальнейшей жизни. Рабочие ведут
деревенских жителей в город. К вечеру путники приходят к котловану и
видят, что он занесен снегом, а в бараке пусто и темно. Чиклин разжигает
костер, чтобы согреть заболевшую девочку Настю. Мимо барака проходят
люди, но никто не приходит проведать Настю, потому что каждый, нагнув
голову, беспрерывно думает о сплошной коллективизации. К утру Настя
умирает. Вощев, стоя над утихшим ребенком, думает о том, зачем ему
теперь нужен смысл жизни, если нет этого маленького, верного человека, в
котором истина стала бы радостью и движением.
Жачев спрашивает у Вощева: «Зачем колхоз привел?»
«Мужики в пролетариат хотят зачисляться», — отвечает Вощев. Чиклин берет
лом и лопату и идет копать на дальний конец котлована. Оглянувшись, он
видит, что весь колхоз не переставая роет землю. Все бедные и средние
мужики работают с таким усердием, будто хотят спастись навеки в пропасти
котлована. Лошади тоже не стоят: на них колхозники возят камень. Один
Жачев не работает, скорбя по умершей Насте. «Я урод империализма, а
коммунизм — это детское дело, за то я и Настю любил… Пойду сейчас на
прощанье товарища Пашкина убью», — говорит Жачев и уползает на своей
тележке в город, чтобы никогда не возвратиться на котлован.
Чиклин выкапывает для Насти глубокую могилу, чтобы ребенка никогда не побеспокоил шум жизни с поверхности земли. |
