Повесть (1984)
Композитор Георгий Башилов, слушая в гостях обычную,
примитивно-грубую застольную песню, морщится. Жена композитора
объясняет окружающим, что он не оскорбляется пением, а, напротив,
чувствует себя виноватым за то, что в поселке, откуда он родом, его
земляки совсем не поют. Башилову кажется, что вина его огромна.
Обхватывая руками седую голову (ему сильно за пятьдесят), он ждет некой
кары, может быть, с неба. И загадывает себе, что ночью услышит в тишине и
темноте высокий, чистый голос ребенка.
Аварийный поселок невелик, всего три дома,
расположенных буквой «П», открытой частью, как чутким ухом, обращенной к
старому заводу, на котором часто случались пожары. В одном из таких
пожаров у восьмилетнего Башилова сгорели отец с матерью. Он жил у
дядьки, где кормили и одевали, платили за него в музыкальную школу в
городишке, куда возили за тридцать километров. В поселке пели на
поминках, на праздниках и пели просто так, от скуки, долгими вечерами. И
маленький Башилов пел, набирая голосом силу, и голос мальчика звучал
чисто, как будто он просто дышал. Потом он стал играть на гармонике, и
люди объясняли ему, что никто и никогда так не играл. Голоса в поселке
были замечательные. Единственный, кого Бог заметно обошел, был дурачок
Васик — антипод маленького Георгия. Когда Васик пытался мычать,
подпевать, его отгоняли от стола — петь безголосому было нельзя.
Когда пришло время продолжать учебу, поселковские
собрали деньги и отправили Башилова в Москву, в музыкальное училище.
Дядька к тому времени тоже сгорел. Повез мальчика в столицу Ахтынский,
первый поселковый силач с прекрасным низким голосом. В Москве Ахтынского
потрясло пиво. Пока Георгий сдавал экзамены, сопровождающий восхищался
его баллами и мягким пивным хмелем. Узнав, что Георгий поступил и будет
жить в общежитии, Ахтынский на остатки денег загулял и потерял голос —
как оказалось, навсегда. Старенький преподаватель сольфеджио объяснил
Георгию, что весь поселок заплатил замечательным голосом Ахтынского за
образование Башилова.
В первый раз Башилов поехал в поселок, когда ему
исполнилось двадцать два года. В междомье, за столами, старухи пили чай.
Георгия узнали, с радостными возгласами останавливались возле него
люди. Но бабка Василиса, проходя мимо, медленно и раздельно проговорила:
«У, пьявка… высосал из нас соки! Души наши высосал!» После шумного
застолья Башилову постелили у Чукреевых, в спальне его детства. Башилов,
засыпая, ответил кому-то: «Не вытягивал я соки…» Но мысль о вине уже
поселилась в его душе.
Песенный запас поселка казался велик, но только двое
стали музыкантами — Башилов и его ровесник Генка Кошелев. Генка был
певец слабый, он-то и сосал из поселка соки в том смысле, что тянул со
своих родителей деньги, даже после окончания учебы. Он пил, пел по
ресторанам. Вспомнив о Генке, Георгий решил, что старая Василиса просто
спутала их. Вечером аварийщики пели. Когда Башилов стал играть на
гармонике, две женщины беззвучно плакали.
Шло постепенное признание Башилова-композитора,
отчасти ради этого признания Башилов-пианист много концертировал. Когда
ему было лет тридцать пять, в Пскове, в перерыве после первого
отделения, к нему пришел Генка Кошелев. Он просил земляка, известного
композитора, помочь ему перебраться в Подмосковье. Башилов помог. Через
год Генка в знак благодарности пригласил Башилова в загородный ресторан,
где он пел для гостя. К тому времени Башилов написал несколько удачных
эстрадных песен, две из них он подарил Геннадию для первого исполнения,
чем Кошелев был потрясен. Башилов видел, как люди в ресторане пытались
подпевать оркестру, мычали, чем остро напомнили безголосого дурачка
Васика. Генкины приглашения стали Башилову в тягость, он и слышать
больше не хотел про ресторан «Петушок».
Несколько лет спустя Башилов поехал в поселок с женой. В междомье стояли трухлявые столы, за которыми пили чай две старухи.
Все рассказывали: так же вдвоем и песню иногда
запоют, молодые слушают, но никто уже не подтягивает. Башилов смотрел
туда, где сходилось небо с холмами. Эта волнистая линия рождала мелодию
только в воспоминаниях. Здесь, наяву, эта местность была выпита, как
вода. Вечером они с женой наблюдали пожар, остро напомнивший Башилову
детство, и ранним утром уехали.
После своего авторского концерта в Вене Башилов в
доме у своего австрийского коллеги «обкатал» свой новый квартет.
Чужеземцам особенно понравилась третья часть, включающая старинные,
перекликающиеся темы Аварийного поселка. Башилов не удержался и
объяснил, что с поселком существует трагическая связь: там этой
замечательной темы, увы, больше нет, так как она есть в его музыке. Он
как бы признался. Он — куст, который вольно или невольно иссушает
скудеющую почву. «Какая поэтическая легенда!» — воскликнули венцы.
Кто-то из них тихо произнес: «Метафизика…»
Все чаще мерещился стареющему Башилову удар сверху,
как расплата, в виде падающей доски из далекого детского пожара, все
чаще донимало чувство вины.
Башилов решает ехать в поселок, чтобы учить там
детей музыке. Столов уже нет, на их месте торчат остатки столбиков.
Старухи, помнившие его, уже умерли, Башилов долго объясняет незнакомым
женщинам, что он здесь вырос. Вместе с вахтой приходит старик Чукреев,
он узнает Георгия, но предлагает постой — полтинник за ночь. Башилов
идет к племяннику Чукреева и долго объясняет, что хочет учить
поселковских детей музыке. «Детей?.. В хор?» — восклицает мужик и
смеется. И уверенной рукой включает транзистор — а вот, мол, тебе и
музыка. Потом, подойдя вплотную к композитору, говорит грубо: «Чего тебе
надо? Вали отсюда!»
И Башилов уезжает. Но разворачивает машину —
проститься с родными местами. Башилов сидит на полуупавшей скамье,
ощущая мягкий душевный покой, — это прощание и прощение. Он негромко
напевает песню — одну из запомнившихся в детстве. И слышит, как ему
подпевают. Это слабоумный Васик, совсем уже старичок. Васик жалуется,
что его бьют и песен не поют. Они негромко поют — тихо-тихо мычит Васик,
стараясь не сфальшивить. «Минута, когда прозвучал высокий чистый голос
ребенка, приближалась в тишине и темноте неслышно, сама собой». |
