(Middlemarch)
Роман (1871–1872)
Сестры Доротея и Селия, оставшись без родителей,
жили в доме своего дяди-опекуна мистера Брука. Сестры были почти равно
хороши собой, однако разнились характерами: Доротея была серьезна и
набожна, Селия — мила и в меру легкомысленна. Частыми гостями в доме
мистера Брука были двое джентльменов, имевших явное намерение в скором
времени предложить Доротее руку и сердце. Один — молодой баронет сэр
Джеймс Четтем, другой — ученый и, добавим, весьма состоятельный
священник мистер Кейсобон. Доротея остановила выбор на последнем, хотя в
свои пятьдесят лет тот и походил, как говаривали злые языки, на
высохшую мумию; девушке внушали почтение образованность и глубина ума
преподобного отца, готовившегося осчастливить мир многотомным трактатом,
в котором на огромном материале доказывал, что все мифологии на свете
суть искажения единого, данного свыше источника. На присланное мистером
Кейсобоном формальное предложение Доротея в тот же день ответила
согласием; через полтора месяца сыграли свадьбу, и молодожены
отправились в свадебное путешествие в Рим, ибо Кейсобону необходимо было
поработать с рукописями в библиотеке Ватикана. Юный сэр Джеймс,
поунывав немного, обратил весь свой пыл на младшую сестру, и вскоре та
стала зваться миссис Селия Чет-тем.
В Риме Доротею постигло разочарование: то, перед
чем она так преклонялась в своем муже, глубокие познания, все больше
казались ей омертвевшим громоздким грузом, не привносящим в жизнь ни
возвышенной радости, ни вдохновения. Единственной отрадой стала для нее
встреча с Уиллом Ладиславом, бедным дальним родственником мистера
Кейсобона, навестившим Рим с другом-художником. уилл по молодости еще не
избрал себе жизненного поприща и жил на деньги, из милости уделяемые
ему мужем Доротеи.
Когда чета Кейсобонов возвратилась в Мидлмарч,
главной темой разговоров в городе была постройка новой больницы. Деньги
на нее давал банкир мистер Булстрод, в Мидлмарче человек пришлый, но
заимевший уже прочное положение благодаря своим деньгам, а также
женитьбе, связавшей его узами свойства с исконными мидлмарчцами — Винси,
Гартами, Фезерстоунами. Заведовать больницей должен был мистер Лидгейт,
молодой доктор, приехавший в город откуда-то с севера; поначалу он был
встречен в штыки как коллегами, так и потенциальными пациентами, с
подозрением отнесшимися к передовым медицинским теориям мистера
Лидгейта, но прошло немного времени, и в числе его пациентов оказались
наиболее уважаемые обыватели.
Так, именно Лидгейта позвали, когда сделалась
горячка с юным Фредом Винси. Этот молодой человек, сын состоятельных,
уважаемых в Мидлмарче родителей, не оправдывал надежд семьи: отец вложил
немалые деньги в его образование, дабы тот смог посвятить себя
подобающей джентльмену профессии священника, но Фред не спешил сдавать
экзамен, всему на свете предпочитая охоту и бильярд в приятном обществе
«прожигателей жизни». Подобное времяпрепровождение требует денег, и
поэтому у него завелся один весьма крупный долг.
Болезнь Фреда не грозила ничем серьезным, однако
мистер Лидгейт исправно посещал больного, влекомый к его постели отчасти
долгом, отчасти желанием побыть в обществе сестры Фреда, очаровательной
белокурой Розамонды Винси. Розамонда также питала симпатию к
многообещающему, целеустремленному молодому человеку, наделенному
приятным обликом, умом и, как говорили, кое-каким капиталом. Получая
удовольствие в присутствии Розамонды, вечерами за учеными занятиями
Лидгейт начисто забывал о ней и вообще в ближайшие несколько лет
жениться не собирался. Не то Розамонда. Уже после первых встреч она
начала думать об обстановке семейного дома и о всем том, о чем еще
полагается заботиться невесте. Видя, что Лидгейт бессилен передее
чарами, Розамонда легко добилась своего, и скоро Лидгейты уже жили в
красивом просторном доме, в точности таком, о каком мечтала, молодая.
У Розамонды пока все складывалось удачно, положение
же, в какое попалее брат, никак нельзя назвать приятным. О том, чтобы
просить денег у отца, не могло быть и речи, поручителем же за Фреда по
своей доброте выступил Кэлеб Гарт, отец Мэри, к которой Фред был глубоко
неравнодушен. Мистер Гарт был землемером и, как человек честный и
бескорыстный, не располагал значительными средствами, однако сразу
согласился уплатить долг Фреда, чем обрек собственную семью на лишения.
Впрочем, бедность и лишения — не то, что могло серьезно омрачить жизнь
Гартов.
В уплату долга легкомысленного юноши пошли даже
сбережения, которые делала Мэри Гарт, будучи кем-то вроде экономки у
богатого родственника Гартов и Винси, старика Фезерстоуна. На наследство
богатого дядюшки, собственно, и рассчитывал Фред, выдавая вексель, ибо
был почти уверен, что именно к нему после кончины Фезерстоуна отойдут
его земельные владения. Однако все надежды Фреда оказались тщетными,
как, впрочем, и надежды других многочисленных родственников, слетевшихся
к смертному одру старика. Все имущество покойник отказал некоему никому
не известному Джошуа Риггу, своему внебрачному сыну, который тут же
поспешил продать поместье Булстроду и навсегда исчезнуть из Мидлмарча.
Годы между тем не щадили и мистера Кейсобона. Он
стал чувствовать себя значительно хуже, слабел, страдал сердцебиениями. В
таком положении преподобного отца особенно раздражало присутствие в их с
Доротеей жизни Уилла Ладислава, совершенно очевидно влюбленного в
миссис Кейсобон; в конце концов он даже отказал Уиллу от дома.
Уилл совсем уже готов был уехать из Мидлмарча, где
до того его удерживала лишь привязанность к Доротее, как началась
предвыборная кампания. Это, казалось бы, не имеющее ни малейшего
касательства к жизни нормальных людей обстоятельство сыграло известную
роль в выборе поприща не только уиллом, но и Фредом Винси. Дело в том,
что мистер Брук вознамерился баллотироваться в Парламент, и тут
выяснилось, что в городе и графстве у него полно недоброжелателей. Дабы
достойным образом отвечать на их нападки, пожилой джентльмен приобрел
одну из мидлмарчских газет и пригласил на пост редактора Уилла
Ладислава; других достаточно образованных людей в городе не сыскалось.
Основная же масса нападок сводилась к тому, что мистер Брук — никудышный
помещик, ибо дело на принадлежащих ему фермах поставлено из рук вон
плохо. В намерении лишить почвы обвинения недоброжелателей мистер Брук
пригласил Кэлеба Гарта управляющим. Его примеру последовали и некоторые
другие землевладельцы, так что призрак бедности отступил от семейства
Гартов, зато дел у его главы стало невпроворот. Мистеру Кэлебу
требовался помощник, и таковым он решил сделать Фреда, который все равно
болтался без дела.
Фред Винси тем временем уже стал всерьез подумывать
о принятии сана, что дало бы ему хоть какой-то постоянный доход и
возможность постепенно расплатиться с Гартами. Останавливала его, помимо
собственного нежелания, реакция Мэри, с горячностью, в общем-то ей
несвойственной, заявившей, что, если он пойдет на такую профанацию, она
прекратит с ним всякие отношения. Предложение Кэлеба Гарта пришлось как
нельзя кстати, и Фред, с радостью приняв его, старался не ударить в
грязь лицом.
Мистер Кейсобон не смог воспрепятствовать
назначению Уилла и вроде бы смирился с тем, что молодой человек остался в
Мидлмарче. Что до здоровья мистера Кейсобона, то оно отнюдь не
улучшилось. Во время одного из визитов доктора Лидгейта священник
попросил его быть предельно откровенным, и Лидгейт сказал, что с такой
болезнью сердца он может прожить еще лет пятнадцать, а может внезапно
скончаться и гораздо раньше. После этого разговора Кейсобон стал еще
более задумчив и наконец-то принялся за систематизацию материалов,
собранных для книги, призванной стать итогом всей его жизни. Однако уже
на следующее утро Доротея нашла мужа мертвым на скамейке в саду. Все
свое состояние Кейсобон оставил ей, но в конце завещания им была сделана
приписка, что оно имеет силу лишь в том случае, если Доротея не выйдет
замуж за Уилла Ладислава. Сама по себе обидная, приписка эта вдобавок
бросала тень на безупречную репутацию миссис Кейсобон. Так или иначе, о
повторном браке Доротея и не помышляла, а все свои силы и доходы
направила на благотворительную деятельность, в частности на помощь новой
больнице, где медицинской частью заправлял Лидгейт.
С практикой у Лидгейта все было в порядке, семейная
же жизнь складывалась не лучшим образом. Очень скоро оказалось, что его
жизненные интересы не имеют ничего общего с интересами Розамонды,
которая поговаривала о том, что Лидгейту следует оставить больницу, где
он с энтузиазмом и успехом, но совершенно бесплатно применял передовые
методы лечения, и, перебравшись в другое Место, завести более выгодную,
нежели у него была в Мидлмарче, практику. Отнюдь не сблизило супругов и
горе, пережитое ими, когда у Розамонды сделался выкидыш, и тем более
денежные затруднения, естественные для начинающего врача, когда он живет
на столь широкую ногу. Неожиданная помощь пришла в виде чека на тысячу
фунтов — именно такая громадная сумма требовалась Лидгейту для расчета с
кредиторами, — предложенного Булстродом.
Банкир расщедрился неспроста — ему, человеку
по-своему набожному, необходимо было сделать что-то для успокоения
совести, разбуженной некой историей. Историю эту не вполне бескорыстно
напомнил Булстроду субъект по имени Рафлс.
Дело в том, что Рафлс служил в одном предприятии,
процветавшем благодаря не совсем законным операциям, совладельцем, а
после и единоличным хозяином коего некогда являлся Булстрод. Хозяином
Булстрод стал после смерти старшего компаньона, от которого унаследовал
не только дело, но и жену. Единственная дочь жены, падчерица Булстрода
Сара, бежала из дому и стала актрисой. Когда Булстрод овдовел, Сара
должна была бы разделить с ним огромный капитал, но ее не смогли
разыскать, и все досталось ему одному. Был один человек, все-таки
нашедший беглянку, но ему было щедро уплачено за то, чтобы он навсегда
уехал в Америку. Теперь Рафлс вернулся оттуда и хотел денег. Остается
добайить, что Сара вышла замуж за сына польского эмигранта Ладислава и
что у них родился сын уилл.
Рафлса Булстрод спровадил, вручив требуемую тем
сумму, а Уиллу, рассказав обо всем, предложил целое состояние, но
молодой человек, как ни беден был, с негодованием отказался от денег,
нажитых нечестным путем. Булстрод почти уже успокоился, когда к нему
вдруг явился Кэлеб Гарт и привез совсем больного Рафлса; по Гарту было
видно, что тот успел ему обо всем проговориться. Вызванный Булстродом
Лидгейт прописал больному опий и оставил на попечение банкира и его
экономки. уходя спать, Булстрод как-то запамятовал сказать экономке,
сколько опия давать больному и та за ночь споила ему всю склянку, а на
утро Рафлс скончался.
По городу пошли слухи, что Булстрод нарочно уморил
больного, а Лидгейт ему в этом помог, за что и получил тысячу фунтов.
Обоих подвергли жестокой обструкции, конец которой смогла положить
только Доротея, поверившая доктору и убедившая в его невиновности многих
других.
Сама Доротея тем временем все более проникалась
нежными чувствами к Уиллу, и наконец состоялось объяснение: молодые люди
решили пожениться, невзирая на то что Доротея потеряет права на деньги
Кейсобона. Со временем уилл стал фигурой, заметной в политических
кругах, но отнюдь не политиканом, Доротея нашла себя как жена и мать,
ибо, при всех дарованиях, на каком еще поприще могла проявить себя
женщина в то время.
Фред и Мэри, конечно же, тоже стали мужем и женой;
они так и не разбогатели, но прожили долгую светлую жизнь, украшенную
рождением троих славных сыновей.
Лидгейт умер пятидесяти лет от роду на одном из
модных курортов, где он жил, к радости Розамонды специализируясь на
подагре — болезни богачей. |