Мистерия (1821)
Мистерию, действие которой развертывается в
«местности близ рая», открывает сцена вознесения молитвы Иегове. В
молении участвует все немногочисленное «человечество»: изгнанные из
райских кущ в воздаяние за грех Адам и Ева, их сыновья Каин и Авель,
дочери Ада и Селла и дети, зачатые дочерьми Адама от его же сыновей.
Против нерассуждающей набожности родителей и брата, покорно приемлющих
карающую длань господню, инстинктивно восстает Каин, воплощающий собой
неустанное вопрошание, сомнение, неугасимое стремление во всем «дойти до
самой сути». Он вполне искренен, признаваясь: «Я никогда не мог
согласовать / Тою, что видел, с тем, что говорят мне». Его не
удовлетворяют уклончивые ответы родителей, во всем ссылающихся на Его
всеблагие веления: «У них на все вопросы / Один ответ: «Его святая воля,
/ А он есть благ». Всесилен, так и благ?»
Адам, Ева и их дети удаляются к дневным трудам.
Размышляющий Каин остается один. Он чувствует приближение некоего
высшего существа, которое «величественней ангелов», которых Каину
доводилось видеть в окрестностях рая. Это Люпифер.
В трактовке образа вечного оппонента предвечного,
низринутого с небесных высей и обреченного на беспрестанные скитания в
пространстве, но несломленного духом, всего отчетливее проявилось
дерзновенное новаторство Байрона — художника и мыслителя. В отличие от
большинства литераторов, так или иначе касавшихся этой темы, автор
мистерии не проявляет ни малейшей предвзятости; в его видении Сатаны нет
и тени канонической стереотипности. Симптоматично, что Люцифер Байрона
не столько дает прямые ответы на вопросы, которыми засыпают его Каин и
вернувшаяся зачем-то Ада, сколько внушает им мысль об императивной
необходимости вечного вопрошания, о спасительности познания как ключа к
бессмертию духа. Всем своим поведением он опровергает ходячее
представление о себе как низком, корыстном искусителе. И Каин не в силах
не поверить ему, когда тот недвусмысленно заявляет: «Ничем, / Помимо
правды, я не соблазняю».
Терзаемый проклятыми вопросами о тайне своего
существования, о законе смерти и конечности всего сущего, о загадке
неведомого, Каин молит пришельца разрешить его сомнения. Тот предлагает
ему совершить путешествие во времени и пространстве, обещая Аде, что
спустя час или два тот вернется домой.
Неистощимая по изобретательности романтическая
фантазия Байрона находит выражение во втором акте мистерии,
развертывающемся в «бездне пространства». Подобно Данте и Вергилию в
«Божественной комедии», только в специфической романтической ритмике и
образности, отчасти навеянной величественностью мильтоновской барочной
поэтики, они минуют прошедшие и грядущие миры, по сравнению с которыми
Земля ничтожней песчинки, а заветный Эдем — меньше булавочной головки.
Каину открывается беспредельность пространства и бесконечность времени.
Люцифер невозмутимо комментирует: «Есть многое, что никогда не будет /
Иметь конца… / Лишь время и пространство неизменны, / Хотя и перемены
только праху / Приносят смерть».
На неисчислимом множестве планет, пролетающих перед
их взорами, узнает ошеломленный Каин, есть и свои эдемы, и даже люди
«иль существа, что выше их». Но его любопытство неутолимо, и Люцифер
показывает ему мрачное царство смерти. «Как величавы тени, что витают /
Вокруг меня!» — восклицает Каин, и Сатана открывает ему, что до Адама
Землю населяли высшие существа, не похожие на людей, но силою разума
намного их превышавшие. Иегова покончил с ними «смешением стихий,
преобразивших / Лицо земли». Перед ними проплывают призраки левиафанов и
тени существ, которым нет названия. Их зрелище величественно и скорбно,
но, по уверению Люцифера, несравнимо с бедами и катастрофами, которые
еще грядут, которым суждено выпасть на долю адамова рода. Каин опечален:
он любит Аду, любит Авеля и не в силах смириться с тем, что все они,
все сущее подвержено гибели. И он вновь просит Сатану открыть ему тайну
смерти. Тот отвечает, что сын Адама пока еще не в силах постичь ее; надо
лишь уразуметь, что смерть — врата. «Каин. Но разве смерть их не
откроет? /Люцифер. Смерть — / Преддверие. /Каин. Так, значит, смерть
приводит / К чему-нибудь разумному! Теперь / Я менее боюсь ее».
Каин сознает, что его «проводник» по неисчислимым
мирам, затерянным во времени и пространстве, не уступает мощью
всесильному Иегове. Но разве сам Люцифер — не орудье Божие?
И тут Сатана взрывается. Нет и еще раз нет: «Он
победитель мой, но не владыка… /…Не прекратится / Великая нещадная
борьба, / Доколе не погибнет Адонаи / Иль враг его!»
И на прощание дает ему совет: «Один лишь добрый дар
/ Дало вам древо знания — ваш разум: / Так пусть он не трепещет грозных
слов / Тирана, принуждающего верить / Наперекор и чувству и рассудку. /
Терпи и мысли — созидай в себе / Мир внутренний, чтоб внешнего не
видеть: / Сломи в себе земное естество / И приобщись духовному началу!»
Лишь бессмертие духа способно воспрепятствовать
всемогуществу смертного удела, отведенного Иеговой людям, — таков
прощальный урок, преподанный герою Сатаной.
Вернувшись к близким, Каин застает их за работой:
они готовят алтари к жертвоприношению. Но жертвоприношение — знак
смирения перед уделом, заранее уготованным и несправедливым; против
него-то и восстает вся страстная, неукротимая натура Каина: «Я сказал, /
Что лучше умереть, чем жить в мученьях / И завещать их детям!»
От него в ужасе отшатывается кроткая, любящая Ада,
мать его ребенка; мягко, но настойчиво понуждает его к совместному
принесению жертвы Авель.
И тут впервые напоминает о себе не присутствующий
на сцене, но неизменно напоминающий о себе персонаж мистерии — Бог: он
благосклонно принимает закланного младшим братом, скотоводом Авелем,
агнца и далеко раскидывает по земле плоды — жертву земледельца Каина.
Авель невозмутимо советует брату принести на алтарь новые дары
вседержателю. «Каин. Так его отрада — / Чад алтарей, дымящихся от крови,
/ Страдания блеющих маток, муки / Их детищ, умиравших под твоим / Ножом
благочестивым! Прочь с дороги!»
Авель стоит на своем, твердя: «Бог мне дороже
жизни». В приступе неконтролируемого гнева Каин поражает его в висок
головней, схваченной с жертвенника.
Авель умирает. На стоны медленно осознающего
содеянное старшего сына Адама сбегаются его близкие. Адам растерян; Ева
проклинает его. Ада робко пытается защитить брата и супруга. Адам
повелевает ему навсегда покинуть эти места.
С Каином остается только Ада. Но прежде чем начать
влачить мириаду унылых бессчетных дней, братоубийце предстоит пережить
еще одно испытание. С небес спускается ангел Господень и налагает на его
чело неизгладимую печать.
Они собираются в нелегкий путь. Их место — в
безрадостной пустыне, «к востоку от рая». Раздавленный своим
преступлением Каин не столько выполняет волю отца и Иеговы, сколько сам
отмеряет себе кару за грех. Но дух протеста, сомнения, вопрошания не
угасает в его душе: «Каин. О, Авель, Авель! /Ада. Мир ему! /Каин. А
мне?»
Эти слова завершают пьесу Байрона,
трансформировавшего мистерию о смертном грехе в волнующее таинство
непримиримого богоборчества. |