(The adventures of Hudkleberry Finn)
Повесть (1884)
Итак, Гек возвращается к доброй вдове Дуглас. Вдова
встречает его со слезами и называет заблудшей овечкой — но это,
конечно, не со зла. И снова жизнь по звонку, даже за столом полагается
сначала что-то побормотать над едой. Хотя кормят неплохо, жаль только,
каждая вещь варится отдельно: то ли дело объедки, когда их перемешаешь
хорошенько — не в пример легче проскакивают. Особенно изводит Гека
сестра вдовы мисс уотсон — старая дева в очках: и ноги не клади на стул,
и не зевай, и не потягивайся, да еще пугает преисподней! Нет, уж лучше в
преисподней с Томом Сойером, чем в раю с такой компанией. Впрочем,
человек ко всему привыкает, даже к школе: учительская порка здорово
подбадривала Гека — он уже и читал, и писал понемногу, и даже выучил
таблицу умножения до шестью семь тридцать пять.
Как-то за завтраком он опрокидывает солонку, а мисс
уотсон не позволяет ему вовремя бросить щепотку соли через плечо — и
Гек сразу же обнаруживает на снегу у перелаза след каблука с набитым
большими гвоздями крестом — отваживать нечистую силу. Гек бросается к
судье Тэчеру и просит забрать у него все его деньги. Судья, чуя что-то
неладное, соглашается взять деньги на хранение, оформив это как
«приобретение». И вовремя: вечером в комнате Гека уже сидит его папаша
собственной оборванной персоной. Старый пьянчуга прослышал, что сын
разбогател, и, смертельно оскорбленный тем, что тот спит на простынях и
умеет читать, требует деньги прямо к завтрашнему дню. Судья Тэчер,
естественно, отказывает, но новый судья из уважения к святости семейного
очага становится на сторону бродяги, который, пока суд да дело, прячет
Гека в уединенной лесной хижине. Гек снова обретает вкус к лохмотьям и
свободе от школы и мытья, но, увы, папаша начинает злоупотреблять палкой
— уж очень ему не по душе американские порядки: что это за
правительство и закон, которые позволяют в некоторых штатах неграм
голосовать, когда такой богач, как он, должен жить оборванцем! Однажды
во время приступа белой горячки отец едва не убивает Гека своим складным
ножом; Гек, воспользовавшись его отлучкой, инсценирует ограбление
хижины и свое убийство и на челноке удирает на остров Джексона — светлой
ночью, когда можно было пересчитать все бревна, плывущие далеко от
берега, чёрные и словно неподвижные. На острове Джексона Гек
сталкивается с Джимом — негром мисс уотсон, который бежал, чтобы она не
продала его на Юг: святоше было не устоять перед восьмисотдолларовой
кучей.
Вода поднимается, и в затопленном лесу на каждом
поваленном дереве сидят змеи, кролики и прочая живность. Река несет
всякую всячину, и как-то вечером друзья вылавливают отличный плот, а
однажды перед рассветом мимо них проплывает накренившийся двухэтажный
дом, где лежит убитый человек. Джим просит Гека не смотреть ему в лицо —
уж очень страшно, — зато они набирают массу полезных вещей вплоть до
деревянной ноги, которая, правда, Джиму мала, а Геку велика.
Друзья решают ночами спуститься на плоту до Каира, а
оттуда по реке Огайо подняться пароходом до «свободных штатов», где нет
рабовладения. Гек и Джим натыкаются на разбитый пароход и еле уносят
ноги от бандитской шайки, потом теряют друг друга в страшном тумане, но,
к счастью, снова отыскивают. Джим заранее ликует и взахлеб благодарит
«белого джентельмена» Гека, своего спасителя: в свободных штатах он,
Джим, будет работать день и ночь, чтобы выкупить свою семью, а не
продадут — так выкраст.
Дай негру палец — он заберет всю руку: такой
низости Гек от Джима не ждал. «Ты обокрал бедную мисс уотсон», — твердит
ему совесть, и он решается донести на Джима, но в последний миг снова
выручает его, сочинив, что на плоту лежит его отец, умирающий от черной
оспы: нет, видно, он, Гек, человек окончательно пропащий. Постепенно до
друзей доходит, что они прозевали Каир в тумане. Но змеиная кожа этим не
довольствуется: в темноте прямо по их плоту с треском проходит
огнедышащий пароход. Гек успевает поднырнуть под тридцатифутовое колесо,
но, вынырнув, Джима уже не находит.
На берегу, рассказав жалобную историю о
последовательном вымирании всех своих родственников на маленькой ферме в
глуши Арканзаса, Гек принят в радушное семейство Грэнджерфордов —
богатых, красивых и очень рыцарственных южан. Однажды во время охоты
новый приятель Гека Бак, примерно его ровесник, лет
тринадцати-четырнадцати, внезапно стреляет из-за кустов в их соседа —
молодого и красивого Гарни Шепердсона. Оказывается, лет тридцать назад
какой-то предок Грэнджерфордов неизвестно из-за чего судился с
представителем столь же рыцарственного рода Шепердсонов. Проигравший,
естественно, пошел и застрелил недавно ликовавшего соперника, так с тех
пор и тянется кровная вражда — то и дело кого-нибудь хоронят. Даже в
общую церковь Грэнджерфорды и Шепердсоны ездят с ружьями, чтобы, держа
их под рукой, с большим чувством слушать проповедь о братской любви и
тому подобной скучище, а потом еще и пресерьезно дискутировать на
богословские темы.
Один из местных негров зазывает Гека на болото
посмотреть на водяных змей, но, дошлепав до сухого островка, внезапно
поворачивает обратно, — и на маленькой полянке среди плюща Гек видит
спящего Джима! Оказывается, в ту роковую ночь Джим порядочно ушибся и
отстал от Гека (окликнуть его он не смел), но все же сумел выследить,
куда он пошел. Местные негры носят Джиму еду и даже вернули плот,
неподалеку зацепившийся за корягу.
Внезапная гроза — скромница София Грэнджерфорд
бежит, как предполагают, с Гарни Шепердсоном. Разумеется, рыцари
бросаются в погоню — и попадают в засаду. В этот день погибают все
мужчины, и даже простодушного храброго Бака убивают у Гека на глазах.
Гек спешит прочь от этого страшного места, но — о ужас! — не находит ни
Джима, ни плота. К счастью, Джим отзывается на его крик: он думал, что
Гека «опять убили» и ждал последнего подтверждения. Нет, плот — самый
лучший дом!
Река уже разлилась до необъятной ширины. С
наступлением темноты можно плыть по воле течения, опустив ноги в воду и
разговаривая обо всем на свете. Иной раз мелькнет огонек на плоту или на
шаланде, а иногда даже слышно, как там поют или играют на скрипке. Раз
или два за ночь мимо проходит пароход, рассыпая из трубы тучи искр, и
потом волны долго покачивают плот, и ничего не слышно, кроме кваканья
лягушек. Первые огоньки на берегу — что-то вроде будильника: пора
приставать. Путешественники прикрывают плот ивовыми и тополевыми
ветками, закидывают удочки и забираются в воду освежиться, а потом
садятся на песчаное дно, где вода по колено, и наблюдают, как темная
полоса превращается в лес за рекой, как светлеет край неба, и река вдали
уже не черная, а серая, и по ней плывут черные пятна — суда и длинные
черные полосы — плоты…
Как-то перед зарей Гек помогает спастись от погони
двум оборванцам — один лет семидесяти, лысый с седыми баками, другой лет
тридцати. Молодой по ремеслу наборщик, но тяготеет к сценической
деятельности, не гнушаясь, впрочем, уроками пения, френологии и
географии. Старик предпочитает наложением рук исцелять неизлечимые
болезни, ну и молитвенные собрания тоже по его части. Внезапно молодой в
горестных и высокопарных выражениях признается, что он законный
наследник герцога Бриджуотерского. Он отвергает утешения тронутых его
горем Гека и Джима, но готов принять почтительное обращение вроде
«милорд» или «ваша светлость», а также разного рода мелкие услуги.
Старик надувается и немного погодя признается, что он наследник
французской короны. Его рыдания разрывают сердце Гека и Джима, они
начинают величать его «ваше величество» и оказывать ему еще более пышные
почести. Герцог тоже ревнует, но король предлагает ему мировую: ведь
высокое происхождение не заслуга, а случайность.
Гек догадывается, что перед ним отпетые мошенники,
но даже простодушного Джима в это не посвящает. Он плетет новую
жалостную историю, будто Джим — последнее его имущество, доставшееся от
поголовно вымершей и перетонувшей семьи, и они плывут ночами потому, что
Джима уже пытались у него отнять на том основании, будто он беглый. Но
разве беглый негр поплывет на Юг! Этот довод убеждает жуликов. Они
высаживаются в захолустном городке, который кажется вымершим: все ушли в
лес на молитвенное собрание. Герцог забирается в покинутую без
присмотра типографию, а король с Геком — вслед за всей округой —
отправляются по жаре слушать проповедника. Там король, горько рыдая,
выдает себя за раскаявшегося пирата с Индийского океана и сетует, что
ему не на что добраться до своих бывших соратников, чтобы тоже обратить
их к богу. Приведенные в экстаз слушатели собирают в его шляпу
восемьдесят семь долларов семьдесят пять центов. Герцог тоже успевает
набрать несколько платных объявлений, взять деньги за публикацию еще
нескольких объявлений в газете, а трем желающим оформить льготную
подписку. Заодно он отпечатывает объявление о двухсотдолларовой награде
за поимку беглого негра с точными приметами Джима: теперь они смогут
плыть днем, как будто везут беглеца к хозяину.
Король и герцог репетируют мешанину из
шекспировских трагедий, но «арканзасские олухи» не доросли до Шекспира, и
герцог развешивает афишу: в зале суда будет поставлена захватывающая
трагедия «Королевский жираф, или Царственное совершенство» — только три
представления! И — самыми крупными буквами — «женщинам и детям вход
воспрещен». Вечером зал битком набит мужчинами. Король совершенно голый
выбегает на сцену на четвереньках, размалеванный, как радуга, и
откалывает такие штуки, от которых и корова бы расхохоталась. Но после
двух повторов представление окончено. Зрители вскакивают бить актеров,
но какой-то осанистый господин предлагает сначала одурачить своих
знакомых, чтобы самим не превратиться в посмешище. Лишь на третье
представление все являются с тухлыми яйцами, гнилой капустой и дохлыми
кошками в количестве не менее шестидесяти четырех штук. Но жулики
ухитряются улизнуть.
Во всем новом, чрезвычайно респектабельные, они
высаживаются в другом городке и стороной узнают, что там недавно умер
богатый кожевник и сейчас ждут из Англии его братьев (один проповедник,
другой глухонемой), которым покойник оставил письмо с указанием, где
спрятана его наличность. Мошенники выдают себя за поджидаемых братьев и
едва не разоряют юных наследниц, но тут является новая пара
претендентов, и обоим прохвостам (а заодно и Геку) лишь чудом удается
избежать суда Линча — снова без гроша в кармане.
И тогда негодяи за сорок долларов продают Джима
простодушному фермеру Сайласу Фелпсу — вместе с объявлением, по
которому, якобы, можно получить двести долларов. Гек отправляется на
выручку, и — Америка очень тесная страна — миссис Салли Фелпс принимает
его за своего племянника Тома Сойера, которого ждут в гости. Появившийся
Том, перехваченный Геком, выдает себя за Сида. Они узнают, что после
рассказа Джима готовится расправа над постановщиками «Королевского
жирафа», но предупредить несчастных прохвостов не успевают — их уже
везут верхом на шесте, два страшных комка из дегтя и перьев. И Гек
решает больше не поминать их злом.
Освободить Джима, запертого в сарае, ничего не
стоит, но Том стремится всячески театрализовать процедуру, чтобы все
было, как у самых знаменитых узников, — вплоть до анонимных писем,
предупреждающих о побеге. В итоге Том получает пулю в ногу, а Джим, не
пожелавший оставить раненого, снова оказывается в цепях. Только тогда
Том раскрывает, что Джим уже два месяца свободен по завещанию
раскаявшейся мисс уотсон. Заодно Гек узнает от Джима, что убитый в
плавучем доме был его отец. Геку больше ничто не угрожает — только вот
тетя Салли намеревается взять его на воспитание. Так что лучше, пожалуй,
удрать на Индейскую территорию. |