Преподобный Серафим Саровский прославляется как один из величайших, наряду с преподобным Сергием Радонежским, русских святых. Само появление его на рубеже XVIII–XIX веков — в эпоху всеобъемлющего наступления светской власти на Церковь и открытых гонений против монастырей — кажется удивительным; по словам Г. П. Федотова, преподобный Серафим «распечатал синодальную печать, положенную на русскую святость, и один взошел на икону среди святителей из числа новейших подвижников» (написано в середине XX века).

На третьем году жизни Прохор лишился отца. Незадолго до смерти Исидор Мошнин взялся за строительство по чертежу знаменитого зодчего Растрелли каменного храма во имя преподобного Сергия Радонежского. Когда нижняя церковь храма с престолом во имя святого Сергия была завершена, он тяжело заболел. Перед смертью Исидор Иванович передал все свое состояние супруге и завещал ей завершить строительство церкви, что и было впоследствии исполнено Агафией Фатеевной. Она одна воспитывала сына в благочестии и в любви к молитве и храму Божию.

Еще в детстве над святым отроком не раз проявлялся дивный покров Божий, явно показывавший в нем избранника Божия. Когда ему исполнилось семь лет, мать, осматривавшая не завершенную еще Сергиеву церковь, взяла его с собой на самый верх строившейся колокольни. По неосторожности мальчик упал с колокольни на землю. Агафия в ужасе сбежала вниз, думая, что сын ее разбился до смерти, но, к неописуемой радости, нашла его целым и невредимым. Три года спустя мальчик тяжело заболел, так что домашние уже отчаялись за его жизнь. В это время в сонном видении Прохор увидел Пресвятую Богородицу, обещавшую ему Свое посещение и скорое исцеление от болезни. И в скором времени слова Пресвятой сбылись. В Курске случился ежегодный крестный ход с чудотворной иконой Знамения Пресвятой Богородицы (именуемой «Коренной»); на этот раз по причине дождя и грязи крестный ход прошел прямо через двор Агафии Мошниной. Агафия поспешила вынести больного сына и приложила его к чудотворной иконе, после чего отрок стал поправляться и вскоре совершенно выздоровел.

На десятом году жизни Прохора начали обучать грамоте. Он обнаружил светлый ум, хорошую память, но более всего полюбил чтение Священного писания и других душеполезных книг. Старший брат, Алексей, занявшийся торговлей, постепенно стал приучать к ней и Прохора. Однако отрок не питал любви к этому занятию; по выражению автора его Жития, «душа его стремилась стяжать себе духовное сокровище, нетленное и неоскудеваемое». Он и дня не пропускал без посещения церкви: раньше всех в доме ему приходилось вставать, чтобы поспеть на утреню, и лишь затем отрок отправлялся помогать брату.

В Курске святой любил разговаривать с неким юродивым, который вел благочестивую и уединенную жизнь. (В свое время этот юродивый предсказал матери Прохора великую будущность ее сына.) Прохор также желал стать иноком. Он поделился своей мыслью с матерью, и та не стала противиться, чувствуя, что сей удел уготован ее сыну.

В августе 1776 года Прохор отправился паломником в Киев, в знаменитую Киево-Печерскую лавру, откуда началось монашество в Русской земле. Недалеко от Лавры, в Китаевской пустыни, жил знаменитый затворник старец схимонах Досифей (в действительности старица, в миру Дарья Тяпкина). Прозорливый старец предугадал в юноше будущего великого подвижника Христова и прямо указал ему отправиться в Саровскую пустынь: «Гряди, чадо Божие, и пребудь в Саровской обители; место сие будет тебе во спасение; с помощью Божией там окончишь ты и свое земное странствование». При этом старец Досифей научил Серафима «умному деланию» — непрестанному повторению Иисусовой молитвы. По преданию, эта встреча состоялась за несколько дней до кончины старца Досифея, в сентябре 1776 года.

Прохор вернулся в Курск. По просьбе матери он провел здесь еще два года, как бы окончательно прощаясь со своими мирскими заботами и ведя уже вполне иноческую жизнь. Затем он навсегда простился с матерью. Та благословила его и вручила медный крест, с которым святой потом не расставался до конца своих дней. 20 ноября 1778 года, накануне праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы, Прохор Мошнин явился в Саров, чтобы связать с этой обителью всю свою жизнь.

Обитель эта находилась на реке Саровке (отсюда название), при впадении ее в реку Сатис, на месте прежнего татарского города Сараклыч, в 37 верстах от города Темникова, в пределах Тамбовской губернии. Основана она была в 1706 году иеросхимонахом Иоанном и отличалась исключительным подвижничеством населявших ее иноков и строгостью устава.

Строитель (игумен) пустыни, старец Пахомий (кстати, родом тоже из Курска), «инок кроткий и смиренномудрый, много подвизавшийся в посте и молитве и бывший образцом иноков» (слова Жития), принял его в число послушников и отдал под начало иеромонаха Иосифа, бывшего казначеем Саровской обители. Прохор с ревностью исполнял все монастырские правила и уставы и нес различные послушания: в хлебне, в просфорне, столярне. Столярное дело очень хорошо давалось ему, и первое время его даже звали в обители «Прохор-столяр». Позже он был поставлен будильщиком обители: Прохор должен был раньше всех подниматься и будить братию на церковную службу.

Преподобный старался ни минуты не проводить в праздности, но постоянной работой предохранял себя от скуки, которую считал одним из опаснейших искушений. «Болезнь сия врачуется, — говорил он впоследствии, основываясь на собственном опыте, — молитвою, воздержанием от празднословия, посильным рукоделием, чтением слова Божия и терпением, потому что и рождается она от малодушия, беспечности и празднословия».

В 1780 году Прохор тяжело заболел: все тело его распухло, и он претерпевал жестокие боли; полагали, что у него водянка. Болезнь длилась три года, полтора года Прохор неподвижно лежал в постели, не имея возможности двинуть рукой или ногой. Врача не было, и болезнь не поддавалась лечению. Братия, которые сильно полюбили юношу, всеми силами старались помочь ему; старец Иосиф лично прислуживал ему, настоятель обители старец Пахомий также все время навещал больного. Наконец, настоятель решительно предложил Прохору позвать врача. Тот отказался, возложив все упование на Бога. По его просьбе старец Иосиф отслужил всенощное бдение и литургию о здравии юноши, на богослужении присутствовали все иноки обители. Затем Прохор исповедовался и причастился на своем одре Святых Таин. И вот, в момент самого причащения, ему явилась в видении Пресвятая Божия Матерь в сопровождении апостолов Иоанна Богослова и Петра. Обращаясь к Иоанну Богослову, Пречистая сказала, указывая перстом на Прохора: «Сей — нашего рода». Потом она возложила правую руку ему на голову, и тотчас в правом боку его открылась рана, из которой стала вытекать жидкость, причинявшая святому такие страдания. В скором времени он окончательно исцелился, и только следы раны всегда оставались на его теле как явственное напоминание сего дивного исцеления. Об этом чудесном видении старец Серафим впоследствии не раз рассказывал своим ученикам.

Спустя несколько лет на месте дивного явления Пречистой Божией Матери (то есть на месте кельи Прохора) была сооружена двухэтажная церковь с двумя престолами и при ней больница. По поручению настоятеля Прохор сам собирал пожертвования на ее строительство, причем побывал и на своей родине в Курске. Он уже не застал в живых мать; брат же его, Алексей, оказал щедрую помощь в деле строительства храма. Сам Прохор соорудил своими руками в нижней больничной церкви престол из кипарисового дерева. Престол этот был освящен 17 августа 1786 года (накануне пострижения Прохора) в честь преподобных Зосимы и Савватия Соловецких. До конца своих дней преподобный Серафим причащался Святых Таин преимущественно в этом больничном храме.

Восемь лет преподобный провел в Саровской обители в качестве послушника и принял пострижение только в 1786 году, двадцати семи лет от роду. В то время число иноков в каждой обители было строго регламентировано. В Саровской обители свободной вакансии не имелось, но епископ Владимирский и Муромский Виктор, зная об исключительном благочестии послушника Прохора, предоставил ему место за счет Николаевского монастыря города Гороховца — временно, до открытия вакансии в Сарове. 18 августа 1786 года преподобный принял пострижение в иноческий чин с новым именем — Серафим. В переводе с древнееврейского языка имя это означает «пламень», «пламенный». Оно было дано преподобному с сокровенным смыслом, ибо подвижник вполне явно проявил свое горение в вере и пламенное стремление к богоугодной жизни. В те годы, несмотря на перенесенную болезнь и длительное пребывание в посту, преподобный отличался могучим телосложением и незаурядной физической силой. Лицо его сияло особенной красотой и благообразием, которые с годами становились все заметнее.

Через год с небольшим, в декабре 1787 года, преподобный был посвящен в иеродиаконы и с того времени около шести лет почти беспрерывно служил в этом сане. «Все выше и выше восходила душа Серафима по лествице добродетелей и богомысленных созерцаний, — пишет автор Жития святого, — и как бы в ответ на его пламенную святую ревность Господь утешал и укреплял его в подвигах благодатными небесными видениями, созерцать кои он соделался способным вследствие чистоты сердца, непрестанного воздержания и постоянного возвышения души к Богу». Так, не раз во время церковной службы преподобный созерцал святых ангелов. «И бысть сердце мое яко воск таяй», — говорил он впоследствии словами Псалмопевца (Пс. 21: 15). Однажды он удостоился и вовсе необыкновенного видения. Впоследствии преподобный так рассказывал об этом.

В Великий четверг на Страстной седмице во время литургии преподобный служил вместе со старцами Пахомием и Иосифом. И вот внезапно озарил его несказанный свет, словно бы от лучей солнечных. «Обратив глаза на сияние, — вспоминал преподобный, — я увидел Господа Бога нашего Иисуса Христа во образе человеческом, во славе, сияющего светлее солнца неизреченным светом и окруженного, как бы роем пчел, небесными силами: ангелами, архангелами, херувимами и серафимами. От западных церковных врат Он шел по воздуху, остановился против амвона и, воздвигши Свои руки, благословил молящихся. Затем Он вступил в икону, что близ Царских врат. Сердце мое возрадовалось тогда чисто, просветленно, в сладости любви ко Господу». От этого дивного видения преподобный переменился в лице и не мог ни сдвинуться с места, ни выговорить ни слова. Многие заметили эту перемену, но никто не понимал настоящей причины происходившего. Тотчас два иеродиакона подошли к Серафиму и ввели его в алтарь, но и после этого он около двух часов неподвижно стоял на одном месте. Старцы Пахомий и Иосиф первоначально решили, что преподобный лишился сил после продолжительного поста, который тот соблюдал со всей строгостью. Но потом догадались, что ему было видение. Когда Серафим пришел в себя, старцы спросили его, что случилось, и преподобный рассказал им обо всем виденном. Опытные в духовной жизни наставники уразумели видение его, но убедили блаженного, чтобы он не возгордился и не внушил себе мысль о своем превосходстве над прочими братиями. Впрочем, это было совершенно излишне. Кроме двух этих старцев, никто тогда и не узнал о чудесном явлении.

2 сентября 1793 года преподобный Серафим был рукоположен в сан иеромонаха. Поставление совершил епископ Тамбовский Феофил. Преподобному было тогда тридцать четыре года. В течение еще года с небольшим он продолжал ежедневно совершать службу в церкви.

Еще в годы послушничества преподобный проявил тягу к уединению и безмолвию. В Саровской обители некоторые старцы, по благословению настоятеля, селились вне монастырской ограды и вели полностью уединенную жизнь. (Среди них были знаменитый игумен и возобновитель Валаамского монастыря саровский постриженик Назарий, иеромонах Досифей и прославившийся своими подвигами схимонах Марк, долгое время бывший молчальником.) Подражая им, преподобный также, по благословению старца Иосифа, удалялся в лесную чащу для молитвенного безмолвия. Он построил в лесу небольшую келью-избушку и проводил в ней немалое время. Получив священнический сан, Серафим решил добровольно удалиться в пустынь. Это случилось уже после кончины его первого настоятеля, старца Пахомия, который перед смертью (случившейся 6 ноября 1794 года) благословил своего ученика на сей подвиг. Взяв благословение у нового настоятеля Саровской обители старца Исайи, Серафим оставил обитель 20 ноября 1794 года, спустя ровно шестнадцать лет после своего прихода сюда.

В соответствии с тогдашними законами Российской империи, ему был выписан специальный билет для беспрепятственного проживания в уединенной келье, подписанный старцем Исайей. «Объявитель сего, — говорилось в билете, — Саровской пустыни иеромонах Серафим, уволен для пребывания в пустыне, в своей даче (келье. — Авт.), по неспособности его в обществе, за болезнию, и по усердию и после многолетняго искушения в той обители и в пустыне, уволен единственно для спокойствия духа, Бога ради, и с данным ему правилом, согласно святых отец положениям, и впредь ему никому не препятствовать пребывание иметь в одном месте». Непосредственной причиной переселения подвижника из обители стала болезнь ног: от постоянного служения в церкви, непрерывного стояния в течение многих лет на ногах, не только днем, но и ночью, преподобный впал в недуг; ноги его распухли, на них открылись язвы, так что он на некоторое время лишился возможности священнодействовать.

Келья, в которой поселился преподобный, находилась в густом сосновом лесу, на берегу речки Саровки, на высоком холме, верстах в 5–6 от монастыря. Она представляла собой небольшую избушку из одной комнатки с печкой и сеней. Возле кельи преподобный устроил небольшой огород, а потом и пчельник. Позднее эта келья получила название «Дальняя пустынька».

Неподалеку от Серафима жили и другие Саровские отшельники. Вся окрестная местность, состоявшая из возвышенностей, усеянных лесом, зарослями кустарника, напоминала Святую гору Афон, и потому Серафим назвал свой холм горой Афонской; другим, наиболее уединенным местам в лесу он также дал названия святых мест: Иерусалим, Вифлеем, Иордан, поток Кедрский, Голгофа, гора Фавор и другие. Так окрестности Сарова стали новой Святой землей.

Одежду преподобный носил всегда одну и ту же — простую и даже убогую: на голове поношенную камилавку, на теле полукафтан в виде балахона из белого полотна, на руках кожаные рукавицы, на ногах кожаные чулки и поверх лапти. На груди у него висел тот самый крест, которым некогда благословила его мать, а за плечами — сумка со святым Евангелием, с которым преподобный никогда не расставался.

Все свое время преподобный проводил в трудах, молитве и чтении Священного писания и других божественных книг, прежде всего, писаний Отцов Церкви. В холодное время он собирал сучья и хворост и рубил их топориком для обогрева своей убогой кельи. Летом работал на огороде, где выращивал овощи. Для удобрения земли преподобный ходил в жаркие летние дни на болото и собирал там мох. При этом он часто нарочно обнажался до пояса, так что его мучили комары; но святой терпеливо сносил эти мучения для большего очищения души через добровольные страдания. Во время своей работы Серафим возносил Богу различные молитвенные песнопения, множество которых он знал наизусть; иногда случалось так, что во время работы он вдруг замирал, лопата или топор выпадали из его рук, и он всею душой погружался в себя и в свое мысленное созерцание Бога.

Так он проводил будние дни, а накануне воскресных и праздничных дней возвращался в Саровскую обитель, слушал вечерню, всенощное бдение или утреню и за ранней литургией причащался Святых Таин. Вечером он брал с собою хлеб на неделю и уходил в свою пустынную келью. Впоследствии преподобный вовсе отказался от монастырского хлеба и стал жить только тем, что выращивал на огороде. Уже в конце жизни он признался, что в течение почти трех лет питался одним отваром травы снити, которую собирал летом и сушил на зиму. «Ты знаешь снитку? — говорил преподобный одной из своих собеседниц. — Я рвал ее, да в горшочек клал; немного вольешь, бывало, в него водицы — славное выходит кушанье».

Преподобный приобрел власть не только над людьми, но и над бессловесными тварями — дикими зверями. Матрона, старица Дивеевского монастыря (находившегося под особым покровительством преподобного Серафима Саровского), рассказывая о последних годах жизни святого, вспоминала такой случай: однажды, подойдя к «дальней пустыньке» батюшки Серафима, она увидела, как он кормит огромного медведя. Матрона обмерла от страха и закричала во весь голос: «Батюшка, смерть моя!» Преподобный махнул рукой, и медведь послушно удалился. Матрона же продолжала кричать: «Ой, смерть моя!» Отец Серафим подошел к ней и сказал ласково: «Нет, матушка, это не смерть, а радость». Затем они уселись на колоде, и медведь снова вышел из леса и, подойдя к Серафиму, лег у его ног. Старец успокоил Матрону, и та тоже стала кормить страшного зверя. Матрона, служившая в то время стряпухой в Дивеевском монастыре, сильно тосковала и хотела уже оставить обитель. Случай с медведем произвел на нее неизгладимое впечатление. «Помнишь ли, матушка, у преподобного Герасима на Иордане лев служил, а убогому Серафиму медведь служит, — говорил ей преподобный. — Вот и звери слушают нас, а ты, матушка, унываешь. А о чем нам унывать?»

В эти годы его нередко посещали Саровские иноки, а иногда и миряне; они приходили за советом, или наставлением, или просто, чтобы повидать его. Святой умел распознавать людей и их тайные мысли: от разговора с одними он уклонялся и встречал их молча, с другими беседовал охотно. Если же старец встречал кого-нибудь вне своей кельи, например, в лесу, то обыкновенно смиренно кланялся ему и, не вступая в беседу, удалялся молча. «От молчания никто никогда не раскаивался», — не раз говорил он впоследствии.

Каковы были подвиги святого в это время, мы можем только догадываться. Сам он рассказывал, между прочим, что принял на себя, по примеру древних отцов, подвиг столпничества. В лесу, на полпути от кельи к монастырю, лежал высокий гранитный камень. Ночью, никем не видимый, преподобный взбирался на него и, стоя на ногах или на коленях, молился, взывая к Богу: «Боже, милостив буди мне грешному». В своей пустыньке он также поставил небольшой камень и молился на нем с утра и до вечера, прерываясь лишь для недолгого отдыха и принятия скудной пищи. И так, в этом великом подвиге, преподобный провел тысячу дней и тысячу ночей. От такого невероятного напряжения сил и почти трехлетнего стояния на камне старец пришел в крайнее телесное истощение; на ногах его образовались болезненные язвы, и он вынужден был прекратить сей великий подвиг. Преподобный Серафим рассказал об этом своим ученикам лишь в конце жизни, незадолго до смерти; один из слушателей заметил тогда, что подвиг этот выше сил человеческих. На это преподобный отвечал: «Святой Симеон Столпник сорок семь лет стоял на столпе, а мои труды похожи ли на его подвиг?» Впоследствии эти молитвенные камни были разнесены паломниками на кусочки, и многие получали от них исцеления.