«Самым красивым пером на шляпе сюрреализма» назвал
испанского художника Хоана Миро основатель течения Андре Бретон.
Миро родился в столице Каталонии Барселоне. Отец его был
ремесленником — часовщиком и золотых дел мастером, а сына он мечтал видеть
бухгалтером. Однако единственным предметом, который увлёк Миро в
общеобразовательной школе, стало рисование. Он упросил отца позволить ему
учиться в школе ремёсел, а затем в художественной.
Кипящая культурная жизнь Барселоны пробудила у молодого
художника интерес к современным открытиям в изобразительном искусстве. И как
это часто случается в начале творческого пути, в поисках собственного
художественного языка он колебался от вполне реалистической манеры до
усвоения приёмов живописи Сезанна, Ван Гога, Матисса, экспрессионизма и
кубизма. В 1918 г. в Барселоне состоялась первая персональная выставка
двадцатипятилетнего художника.
В 1919 г. Миро удалось осуществить свою мечту — он приехал
в Париж, который покорил его, как и многих других художников. В апреле 1921
г. здесь прошла персональная выставка Миро, поддержанная знаменитым земляком
— Пабло Пикассо, который приобрёл его «Испанскую танцовщицу» (1921 г.).
К 1924 г. — тогда художник работал в Париже — в творчестве
Миро произошла существенная перемена. Он страстно увлёкся живописным
автоматизмом. Два полотна 1923—1924 гг., которые Миро привёз в Париж из
испанской провинции (из местечка Монтройч, где он часто проводил время в
детстве и куда на протяжении всей жизни ездил отдыхать и работать), ознаменовали
собой начало нового этапа. Первая из этих картин — «Вспаханное поле» — ещё
населена узнаваемыми «персонажами»: улитка, рыбка, кролик, дерево с
наростом-ухом на стволе и кроной-глазком. А вот в полотне «Каталонский
пейзаж. Охотник» язык Миро обретает черты тайнописи. Пространство поделено
волнистой границей по горизонтали лишь на две цветовые зоны, в которых
«плавают» разноцветные и разновеликие геометрические фигурки, вспыхивают
язычки пламени. Тончайшими нитями ассоциаций и намёков объединяются геометрические
фигуры, магические знаки и символы человеческой культуры: лестница, связующая
небо и землю, солнце и луна как противостояние мужского и женского начал. В
этот «хор» вливается слово.
Буквы, слова, надписи прочно вошли в живописный словарь
Миро. Подчас прихотливо бегущие, кудрявые строчки становились, наряду с
линией, основным выразительным средством, как в картинах-поэмах 1925 г. «Ах,
это один из тех, кто всё это сделал», «Звёзды и улитка». Такие пристрастия
иногда приписывают дружбе Миро со многими поэтами.
Миро был официально принят в группу сюрреалистов в 1924 г.
С 1925 г. ежегодно и уже с неизменным успехом проходили его персональные
выставки, но и в совместных мероприятиях сюрреалистов Миро участвовал охотно.
В его картинах появлялись странные формы, похожие на амёбы, которые витали в
пустом пространстве, двоились, менялись, растворялись...
Поездки в Монтройч в 1926 — 1927 гг. привнесли новую ноту
в живопись Миро. Картины стали менее загадочны, в их наивности обнаружился
тонкий лиризм. Так, в «Собаке, лающей на луну» (1926 г.) художник решительно
проводит неровную границу между коричневой землёй и чёрным ночным небом, на
котором висит прелестная белая луна. Её-то и пытается «достать» собака. И как
воплощение мечты — с земли на небо устремилась цветная лесенка-трап.
Ещё одно путешествие, на этот раз в Голландию. Посещение
её музеев одарило Миро новой темой — в своей яркой, упрощённой, линеарной
манере он создал несколько изящных вариаций на темы классических полотен —
«Голландский интерьер» (1928 г.), «Портрет миссис Миллс (по мотивам
Констебля)» (1929 г.).
Однако сразу же вслед за этим Миро резко изменил свою
технику и четыре года, с 1929 по 1933 г., экспериментировал в
«картинах-объектах». Он делал их из обрывков старых бумаг, обломков и отбросов
как грубые пародии на самого себя. Ему было необходимо расширить рамки своих
возможностей.
Во второй половине 30-х гг. в работах Миро исчезла обычная
для него мирная интонация. В предчувствии трагических событий, а затем и с
началом гражданской войны в Испании сознание художника переполнилось
оскаленными монстрами, отталкивающими личинами. Все они, вопящие, корчащиеся,
угрожающие и страдающие, воплощались в его работах. Только общение с природой
(почти год, с августа 1939 по май 1940 г., Миро провёл на море) постепенно
исцелило его от страхов и кошмаров. Он вновь обрёл способность улыбаться
миру. Птицы, созвездия, женщины населили его картины. Конечно, речь идёт об
образах-знаках, сделанных гибкими линиями, цветными кружочками, бантиками и
звёздами, как в картине «Поэтесса» (1940 г.).
Волнистые линии и выразительные пятна-кляксы подчас
воспринимаются как абстрактные элементы композиции, но Миро всегда опровергал
такое понимание (вернее, непонимание) своего творчества. «Для меня форма
никогда не бывает абстрактной, — говорил художник. — Она всегда — звезда,
человек или ещё что-нибудь».
После войны, продолжая свои живописные фантазии, Миро
много внимания и сил уделил керамике, литографии, гравюре на меди,
скульптуре, прикладному искусству. Он работал над панно для здания ЮНЕСКО.
Большие выставки художника проходили в крупнейших галереях
многих культурных центров мира. Миро — признанный мастер, имя его прочно
связано с сюрреализмом. Однако Хоан Миро, несомненно, создал свой собственный
стиль — праздничный, наивный и ироничный, способный на волшебные преображения
и открытия и при этом полный доброй надежды. | 
