Предлагаемый рассказ – одна из версий истории о первых встречах со знаменитой Коричневой леди. Она приводится по тексту книги Роберта Дель Оуэна «Спорная область между двумя мирами» (СПб., 1891). Оуэн в свою очередь ссылается на рассказ Флоренс Мэрриат, записанный ею со слов очевидца, своего отца, писателя Фредерика Мэрриата, и напечатанный в американском журнале «Харперс уикли» в номере от 24 декабря 1870 года. Оуэн делает такое замечание: «Я излагаю некоторые его части в сжатом виде, а главные факты передаю собственными словами автора». И ещё одно существенное добавление Оуэна, он приводит весьма важное уточнение Флоренс Мэрриат: «Сохраняя в изложении все подробности событий, я тщательно маскирую имена лиц и названия мест, чтобы своей неосторожностью в этом отношении не оскорбить скромность ещё живых людей». В современных же версиях этой истории даются подлинные имена участников и название места событий, о которых дальше пойдёт речь. Это – Рейнхем-холл, монументальный и величественный дом в Норфолке, Великобритания. Тогда Рейнхем-холлом владело семейство Таушендов. Время действия – вторая половина 30-х годов прошлого века. Вот этот поразительный рассказ.

"В одном из северных графств Англии стоит загородный дом – Бернгам-грин, доставшийся современным его обитателям, сэру Гарри и леди Бэлл, по наследству. У дома этого есть свой дух, но владельцы, «как это бывает почти всегда с развитыми людьми, только смеялись над такого рода слухами». Они окружили себя всевозможной роскошью и не хотели ничего знать про легенду.

Знакомые на радушные приглашения хозяев стекались массами в Бернгам-грин; все находили и местность очаровательной, и хозяев прекрасными людьми. Но спустя некоторое время гости уже извинялись, как-то уклончиво, в необходимости сократить своё посещение и робко отклоняли все дальнейшие приглашения хозяев. Оказывалось, что они знали уже о местном духе; некоторые утверждали, что видели его, а остальные ни за что не соглашались оставаться в беспокойном доме.

Сэр Гарри и леди Бэлл были крайне раздосадованы и делали все, что могли, чтобы искоренить суеверный слух. Они расследовали историю призрака, слывшего под именем «хозяйки Бернгам-грина», и открыли, что это был, по народному преданию, дух одной женщины из числа их предков, жившей во времена Елизаветы, которая подозревалась в отравлении своего мужа. Её портрет висел в одной из спальных комнат, оставшихся без употребления.

Леди Бэлл распорядилась подновить эту комнату и убрать как можно веселее. Портрет «хозяйки» был тоже вычищен и вставлен в новую раму. Напрасно! "Никто не соглашался ночевать в комнате. Слуги отказывались от места, стоило только лишь заикнуться им о духе, а гости после второй или третьей ночи непременно просили отвести им другую комнату вместо этой. Гость за гостем обращались в бегство, чтобы уже не приезжать сюда более.

В этом затруднении сэр Гарри обратился за советом в капитану Мэрриату, своему старинному приятелю. Капитан, безусловно не веря слуху, вызвался сам погостить в беспокойной комнате. И предложение его было принято с радостью.

С парою пистолетов под подушкой он провёл там несколько ночей совершенно спокойно и уже подплывал о возвращении домой. Но ему не удалось так легко отделаться.

По прошествии недели, раз вечером, когда капитан Мэрриат собирался уже лечь спать, к нему постучался в дверь Лассэль, один из гостей, и пригласил пройти к себе в комнату, чтобы осмотреть нового образца охотничье ружьё, о достоинствах которого они только что разговаривали в курительном зале. Капитан, уже снявший с себя сюртук и жилет, забрав пистолеты: «На случай встречи с духом», – заметил он шутя, перешёл по коридору в комнату Лассэля и, поболтав с ним несколько минут о качествах нового ружья, направился обратно. Лассэль пошёл с ним вместе. «Только чтобы защитить вас от духа», – сказал он со смехом, продолжая шутку капитана.

Коридор был длинный и тёмный, так как огни с полночи уже гасились, но, вступая в него, они заметили в отдалении тусклый свет, который, видимо, приближался с противоположного конца, и свет этот держала в руках женская фигура. Дети нескольких семей помещались в комнатах над коридором – в верхнем этаже, и Лассэль подал мысль, что это, должно быть, какая-нибудь из дам идёт в детскую навестить детей. Капитан, вспомнив, что он только в брюках и рубашке, нашёл неловким показаться даме в таком костюме, и увлёк своего спутника в сторону. Но конец мы передадим собственными словами Флоренс Мэрриат:

"Комнаты расположены были по коридору одна против другой и сообщались с ним двойными дверями. Отворяя первую дверь, вы попадали как бы в маленькую переднюю и находили там вторую дверь, вводящую уже в самую спальню. Многие, входя в свою комнату, затворяли за собою только эту вторую дверь, оставляя первую непритворенной. Лассэль и мой отец сунулись в одну из таких каморок и получили, таким образом, возможность укрыться, засев за полуотворённой дверью.

Там, в потёмках, они прикорнули оба, и я уверена, потешались внутренне над странным положением, в котором вдруг очутились. Их удерживало от громкого смеха разве только опасение выдать себя в своём незаконном убежище и испугать, с одной стороны, обитателя спальни, перед которой они поместились, а с другой – даму, приближавшуюся к месту их засады.

Приближалась она очень медленно, или так, по крайней мере, казалось им. Но сквозь щёлку в дверях они могли наблюдать за светом её ночника. Мой отец упорно заглядывал в эту щёлку и вдруг полусдавленным шёпотом воскликнул: «Лассэль! Ради Бога! Это она!…» Он изучил очень внимательно портрет предполагаемого привидения, он отлично знал все подробности её одежды и наружности и уже не мог сомневаться ни в красном атласном саке, ни в белых корсаже и юбке, ни в высоких бриджах, ни в уложенных подушкой волосах этой фигуры, которая к ним теперь подходила.

«Великолепная гримировка! – заметил отец шёпотом. – Но кто бы под нею ни скрывался, я покажу ему, что такими штуками меня не проведёшь!»

Лассэль, однако, не отозвался ни словом. Был ли это подлог или нет – его, во всяком случае, не увлекал соблазн лицезреть «хозяйку дома».

А она все подвигалась, медленно и с достоинством, не глядя ни в ту, нив другую сторону, между тем как отец мой взвёл курок пистолета и уже готов был к свиданию. Отец полагал, что она пройдёт дальше, мимо их пристанища, и намерен был следовать за нею и вызвать на разговор, но в этот момент тусклый луч света, поравнявшись с дверью, вдруг остановился. Лассэль дрожал. Он был далеко не трус, но нервозен. Даже мой отец, со своими железными нервами, притих невольно.

Ещё мгновение, и лампа двинулась опять, и все идёт ближе, ближе… И из-за притворённой двери, точно и в самом деле надо ей было видеть, кто там сидит, взглянули на них пытливо и вопросительно бледное лицо и недобрые глаза «хозяйки Бернгам-грина».

В то же мгновение отец мой распахнул дверь и предстал перед нею. Она стояла в коридоре совершенно такой же, какой была изображена на портрете в своей спальне, но с улыбкою злорадного торжества на лице. И раздражённый этим выражением её лица, едва ли сознавая, что делает, отец мой поднял пистолет и выстрелил в фигуру чуть ли не в упор. Пуля пробила дверь комнаты, противоположной той, у которой они стояли, а «хозяйка дома», с тою же самою улыбкою на лице, направилась к стене и скрылась за ней.

Естественно, тут уже нечего было разъяснять. Был налицо только факт появления и исчезновения человеческой фигуры. И если духи не могут являться, то что же такое был тот образ, который видели оба эти господина и в который даже выстрелил один из них?…"

Так завершает пересказ той давней истории престарелый и мудрый социалист-психоисследователь Роберт Дель Оуэн.