Приведённый ниже рассказ безымянного автора напечатан в
одном из номеров журнала «Ребус» за 1887 год. Он был опубликован под
названием «Двойник императрицы Анны Иоанновны». Вот какие события в нём
описаны:
"Императрица Анна Иоанновна (Анна Иоанновна
(1693-1740) – племянница Петра 1, до занятия престола в 1730 году –
курляндская герцогиня) боялась покойников и верила в привидения. Одним
из первых своих указов государыня воспретила возить «покойников»,
«падаль» и «тому подобное» мимо дворца (сначала на острове у Тучкова
моста, где ныне Пеньковый буян; потом, с 1734 года, мимо нынешнего
Зимнего).
Умиравших в самом дворце тихонько вывозили ночью и
хоронили из какого-нибудь казённого дома или даже казарм. Понятно, что
полиция строжайше следила за соблюдением указа, да и сами городские
обыватели страшились его нарушить и никогда не нарушали.
Как-то в январе 1740 года, часу в третьем пополудни,
ближе к сумеркам, императрица, уже недомогавшая, сидела у окна своей
опочивальни, обращённого к площади. На дворе морозило, и жестокий
восточный ветер крутил снежные вихри. Одна из многочисленных шутих
государыни сидела у её ног, нежно и плавно их поглаживая; две фрейлины
стояли у дверей с недвижностыо статуй (им не дозволялось садиться в
присутствии императрицы). Анна Иоанновна была погружена не то в забытьё,
не то в дремоту, и тишина в комнате нарушалась только шуршаньем руки
шутихи о штофное платье государыни. Вдруг Анна Иоанновна вздрогнула всем
телом и, отпрянув от спинки кресел, устремила испуганные глаза на
улицу.
«Господи Иисусе! – воскликнула она. – Что же это такое?! Ивановна, девки, смотрите!»
Шутиха и фрейлины бросились к окну и слабо
вскрикнули. Мимо дворца тянулось погребальное шествие, которое открывали
несколько пар факельщиков с пылающими смоляными факелами в руках, за
ними – духовенство, там носильщики с гробом, одетым парчовым покровом.
Императрица в истерике закрыла лицо руками.
«Кто осмелился? – кричала она, отворачиваясь от окна
и топая ногами. – Я указом запретила возить их мимо дворца!… Ивановна!
беги к герцогу, зови его скорее…»
Герцог Бирон имел для жилья во дворце свою половину; минут через пять он вбежал в государыне.
«Эрнст! – плача, обратилась она к нему по-немецки. – Что это за гадости делают мне назло?! Сейчас… мимо окон… процессия!»
Бирон в недоумении пожал плечами.
«Ивановна мне сказала! – отвечал он. – В это самое время и я стоял у окна, но ничего не видел!»
«Стало, я вру? – вспыхнула императрица. – Мне приснилось? Как же они-то (указала на фрейлин и на шутиху) видели то же?»
«Смею ли я сомневаться? – кротко возразил Бирон. –
Но, чтобы успокоить ваше величество, я разошлю во все концы верховых. – И
он обратился по-русски к одной из фрейлин. – Процессион ходил там?»
Боясь повторить слово «процессия», фрейлина показала жестом слева направо.
Бирон что-то соображал, потом, поклонясь
императрице, поспешно вышел из опочивальни, решил разыскать виновных во
что бы то ни стало, хотя процессия была и дьявольским наваждением:
герцогу и черт был не брат! Минут через десять несколько драгун скакали
по направлению к Каменному мосту, к Вознесенью, на Охту, на Волкове
поле, в Ямскую, в Невскую Лавру, на Васильевский остров – одним словом,
на все тогдашние городские кладбища. На всех был получен от причтов и от
караульщиков один тот же ответ: покойники и покойницы были, но все
похоронены в промежуток времени между полуднем и вторым часом; в третьем
же часу по городу не могло идти похоронной процессии, тем более мимо
дворца.
Этими ответами герцог не удовольствовался; сыщики
обошли все приходские церкви для опроса священников; не отпевали ли кого
II января 1740 года? Отпевали только двоих: купчиху – у Пантелеймона и
отставного полковника у Спаса в Колтовской, первую похоронили на Охте,
второго на кладбище при той же церкви. И этого показалось мало
«пытливому» Бирону. Все те, у которых были покойники с 5-го по II
января, были приглашены к Андрею Ивановичу Ушакову (начальнику застенка)
для допросов (впрочем, без пыток) – и все эти розыски не привели ни к
чему.
Между тем молва о похоронной процессии мимо Зимнего
дворца разнеслась по всему городу. Какой-то дуралей спьяну сказал по
этому случаю: «Экое времечко, и умирать-то не смей без спросу!» За это
его постегали кнутом и сослали туда, куда Макар телят не гонял. Андрей
Иванович Ушаков решил, что похоронная процессия мимо дворца была
кощунственным маскарадом, имевшим целью испугать императрицу. В этой
глупой шутке заподозрили Артемия Петровича Волынского, когда начался его
процесс… Тем дело и кончилось.
В сентябре 1740 года, вскоре по возвращении
императрицы из Петергофа, её летней резиденции, в Зимнем дворце были
новые чудеса. В тронной зале истопники, камер-лакеи и часовые видели
двойника государыни: женскую фигуру её роста, телосложения, как две
капли воды на неё похожую, которая расхаживала по комнатам в короне и
порфире. Об этом дворцовая прислуга и часовые говорили «под рукою», и до
первых чисел октября 1740 года этот слух не достигал до государыни. На 8
октября часовой, стоявший в тронной зале, сообщил дежурному по караулу
офицеру, что «собственными глазами» видел императрицу на троне во всех
регалиях. Офицер пожелал удостовериться собственными глазами и в
следующую смену, в определённый час, пошёл в тронную залу… и точно: он
там видел императрицу, сидящую на троне в полном облачении. Этот призрак
видели сотни глаз и, наконец, по распоряжению Бирона, в то самое время,
когда его супруга, знаменитая Тротта, и сын его находились при
императрице, солдаты стреляли по двойнику Анны Иоанновны, и пули,
расплющиваясь, отскакивали от стены… Ни звуки выстрелов, ни молва о
призраке не дошли до слуха больной Анны Иоанновны, скончавшейся через
девять дней.
Предания о призраках Анны Иоанновны сохранились в
течение целого столетия; ими вдохновился и высокоталантливый поэт К. Ф.
Рылеев, написавший думу «Видение Анны Иоанновны», в которой, несколько
переделав рассказ о явлении двойника императрицы в тронной зале, заменил
его явившеюся будто бы Анне Иоанновне… головою Волынского – но это уже
вольность поэтическая, не имеющая никакой связи ни с историей, ни с
преданиями народными".
|